Русалочка
Шрифт:
– Успокойся, умоляю тебя!
– Крепко обвив дочурку рукой, мать прижала ее к себе.
– Поплачь, Кристинка! Ну, пожалуйста, поплачь.
Кристину только тряхнуло изнутри, и ни одной живой слезинки.
– Я не умею. Ничего не умею. Я не хочу быть как люди, не потому что не хочу, а потому что я не как люди! Вот и все! Все!!
– Она стала задыхаться.
– Не хочу и все! Я русалка!
– Русалка, а как же, - с тихим ужасом согласилась Ирина Михайловна.
– Я хочу домой, - пробубнила Кристина в материнский живот.
–
– Или я задохнусь.
– Ее плечи подпрыгнули, словно кто-то ударил ее по спине.
– Мне холодно. Я хочу любить!
– Любить, а как же, конечно, любить...
Кристина успокоилась так же внезапно, как сорвалась. Словно ничего не было. Уже через пятнадцать минут они с матерью сидели на кухне и пили чай с шведскими шоколадными конфетами.
– Никак, Вова объявился?
– догадалась Ирина Михайловна.
Кристина кивнула.
– Ты принесла ему мои извинения?
– Да. Но он все равно боится.
– Меня?
– Мама улыбнулась.
– Черт его знает. Зашуганный какой-то. Не знаю.
– После него ты стала такой?
– Какой?
– Агрессивной. Он тебя не обидел?
– С чего он меня будет обижать? Скорее, это я его разочаровала, блин.
– Ты и ему предлагала... это.
– Мать уже ничему не удивлялась.
– Мы успели только поцеловаться. Потом он сбежал.
– Слава Богу.
– Ты знаешь его положение? Знаешь, что у него серьезные проблемы с крышей, например?
– У меня тоже с крышей проблемы.
– Над нами-то как раз крыша не течет.
Кристина постучала пальцем по голове.
– С этой крышей у тебя всё у тебя в порядке. Я о другой крыше. Жить ему негде, вот что значит крыша.
– Вовке? Где же он спит?
– Насколько мне известно, в своем театре. Где играет, там и спит.
– Откуда, ты знаешь?
– Я много что знаю. Поэтому я хочу сказать... Но это только между нами, давай договоримся?
– Давай.
– Кристину вдруг наэлектризовало, даже ноги приподнялись от напряжения. Она поняла, что матушка решила сообщить ей нечто потрясающее.
– Не говори ему того, что я тебе сейчас скажу, не попадай лишний раз впросак.
– О'кей.
– Если б Вова какое-то время пожил у нас, я бы не имела ничего против.
...Озираясь по сторонам, Вова поднялся на второй этаж, нерешительно потоптался возле двери, опустил вазу с цветами на каменный пол лестничного пролета, привел букет в порядок и, нажав кнопку звонка, стрелой помчался вниз.
Тяжело дыша, он прислонился под лестницей к стене, как лазутчик в тылу противника.
Наверху щелкнул замок. Открылась дверь.
– Кто здесь?
– спросил голос Ирины Михайловны.
Тишина. Вова не обронил ни звука. Вопросов больше не прозвучало. А спустя
Покинув укрытие, Вова на цыпочках вышел из подъезда дома на Гагаринскую улицу и быстрыми шагами отправился, куда глаза глядят. Глаза глядели под ноги. Он ни разу не обернулся.
... Мать удивленно поставила букет на стол.
– Что это?
– Кристина потрогала пальцем бутон.
– Цветы.
– Вижу, что цветы. Кто принес?
– Понятия не имею. Надо же, розы! Такого еще не бывало: стоят перед дверью…
Ирина Михайловна выглядела растерянной. Но ей было приятно. Повеяло ароматом французских фильмов шестидесятых годов, романтикой, поэзией... Кристина жадно и самозабвенно вдыхала новый запах, пока от избытка кислорода не закружилась голова:
– После роз трудно дышать обычным воздухом, да? По-моему, у меня опять плавятся предохранители. Тебе не трудно?
– Я привыкла, - ответила мама.
– Я люблю розы.
– Мне казалось, цветы вообще не пахнут, когда им хорошо.
– Подвинув вазу поближе, Кристина губами коснулась лепестков. Однако тут же одернулась: - Они не хотят, чтобы их трогали?
– Цветы этого не любят, - кивнула мать.
– Слышишь?
– Кристина обратилась в само внимание.
– Что?
– Они говорят.
– Кристинка!
– Тсс! Они говорят о смерти. Неужели, не слышишь?
– Ох, доча...
– Мать тревожно покачала головой.
– Нельзя же, в самом деле...
– Тише! Они плачут. Они не говорят - они плачут, мам! Что с ними сделали?
Ирина Михайловна перевела очумевший взгляд с дочери на бледно-розовые бутоны: цветы как цветы.
– Я буду за ними ухаживать.
– Дочь едва дышала: - Они говорят, что скоро умрут… Я не хочу, чтобы они умирали. А где их корни? У цветов должны быть корни.
– Некоторые цветы срезают с куста, чтобы...
– Срезают?! Зачем?
Кристина посмотрела на онемевшую мать, потом на обрубки цветов, и снова на мать:
– Кто срезает?
– Ну, чтобы…
Воцарилась страшная пауза.
– Их принесли мне, - прошептала Кристина, холодея, - Оттуда…
Забыв, о чем идет речь, Ирина Михайловна приподнялась, да так и замерла между встать и сесть. Два ледяных хрусталика, два лотоса из далекой глубины неведомого мира, заморозили ее сильную волю. С приоткрытым ртом мама медленно осела на стул.
– Оттуда, - с ужасом повторила Кристина, выпустив вазу из рук.
Она забралась на костыли и, оставив остекленевшую родительницу сидеть один на один с букетом, поплыла в коридор. Причалив между гостиной и своей комнатой, Кристина навалилась на стену. Согнулась и опустила голову на грудь. Она слышала, как заплакала мать, потом как она подошла к ней и остановилась в двух шагах, не решаясь сократить дистанцию.