Русалочка
Шрифт:
– Голова трещит от этого гандона. А что вдруг бросил?
Вова глубоко затянулся и пожал плечами:
– Одышка. Не хочу сдохнуть, поднимаясь по лестнице.
– А как хочешь?
– Красиво, - ответил Вова, пожирая облака табачного дыма.
– Ярко, быстро, в лучах рампы. Курение - медленная смерть. А я хочу быстро.
– А я не тороплюсь. Ну что, полегче стало? «Сколько ни старайся, а грешного духа из нас не выкурить», да? Что она от тебя хотела?
– Ты что, не слышала?
– Только в самом конце. Кого ты должен забыть?
– Я познакомился
– Ого! Не слабо. Дай затянусь, - попросила Саша.
– Это твоя последняя сигарета?
– Нет. Просто хочу покурить с тобой одну сигарету. Мы что, не можем выкурить одну сигарету?
Офелия курила мощными затяжками, как курят водители-дальнобойщики. Ее прически менялись каждый месяц, но всегда оставались короткими и яркими, как у куклы. Губы Саши поджимались в постоянной усмешке, адресованной всему миру, без которой, ее хищное личико могло бы показаться злым и агрессивным. Наконец, эту Офелию-модерн украшал очень соразмерный, аппетитный нос, благолепие которого несколько сглаживало отпечатанную на лице трагедию эмансипированной девственницы рубежа столетий. Ее Офелия дала б прикурить Микки Рурку, что там закомплексованный Гамлет! От невинного ангела эпохи возрождения сохранился лишь авторский текст, в остальном это были антиподы: Саша и Офелия. Там, где у Шекспира культивируется «податливый женский воск», актриса облекалась в непробиваемые доспехи. Но поскольку деградация образа соответствовала бандитской эпохе 90-х, слышавшей о настоящем театре лишь по воспоминаниям стариков (а кого они особо интересуют?), зрители полагали, что все так и должно происходить, текст с ней не спорил, режиссер не возражал, Гамлет был согласен.
Саша попала в театр Ситникова сразу после института, проработала один сезон, и осенью-зимой бывали отдельные моменты, когда Вова спрашивал себя: не скоротать ли с Сашкой вечерок? Временами девушка с необычайно яркими волосами вызывала у него какой-то невнятный интерес. Но эти постоянные наезды с ее стороны, пусть даже облеченные в форму идиотских шуток… Саша, к примеру, могла ни с того, ни с сего отмочить: любит ли ее Вольдемар? женится ли он на ней? хочет ли он ее, в конце-то концов? красивая ли она? Подобные наезды раз за разом подавляли едва теплившийся половой интерес Вольдемара к своей подруге по сцене.
– Почему не можем? – Вова вернул Саше сигарету. – Мы легко можем выкурить одну сигарету… Потом еще одну… Потом можем выпить бутылочку пива, потом еще одну, и еще… Как получится. Что сегодня делаешь?
– Я не буду с тобой напиваться, не уговаривай.
– Что именно тебе не нравится: со мной или напиваться?
Саша со смехом съездила по спине Вовы париком Офелии:
– Ты хам, понял?
– А вы порядочная девушка?
– Милорд!
– И так хороши собой?
– Что разумеет ваша милость?!
– То, что если вы порядочная и хороши собой, вашей порядочности нечего делать с вашей красотой.
– Разве для красоты не лучшая спутница порядочность?
– Скорее красота стащит порядочность в омут, нежели порядочность удержит красоту в границах приличия. Прежде я считал это парадоксом, а теперь вижу, что таковы правила… Я любил вас когда-то. Вы это еще помните?
– Действительно, принц, мне верилось.
– А не стоило верить. Сколько не прививай нам добродетели, грешного духа из нас не выкурить. Я не любил вас.
– Тем больнее я обманулась.
– Шла бы в монастырь. К чему плодить неудачников? Посмотри на меня: вроде бы, неплохой человек, а если копнуть, столько всякой дряни всплывет, что уж лучше бы мать не рожала меня. В моем распоряжении больше грехов, чем мозгов, чтобы их обмозговать. Какого дьявола люди вроде меня толкутся меж небом и землей?
– Вова, Александра! – появился режиссер. – Почему я вас должен ловить по коридорам? Вы не могли бы продолжить дискуссию на сцене?
Вечером Офелия привела пьяного Гамлета к себе домой в аккуратную, уютную комнату в коммуналке. Свет не включали, белой ночью все прекрасно видно; Вова без проблем мог разглядеть все особенности тела Офелии, когда подруга по сцене стала раздеваться. Бедный принц! В его сердце обвивала русалочка, а глаза разглядывали коллегу по работе.
– Где моя сумка?
– спросила Саша полушепотом.
Нелепо пряча сумочку Саши за спиной, Володя покачивался в центре комнаты, пытаясь шутить:
– Я ее выбросил.
– Давай, давай, - поторопила подруга.
– Ты в дупло пьяный!
Чтобы овладеть сумочкой, Саша обхватила парня руками, и оба с шумом повалились на пол. Подниматься не торопились. Нацеловались до одурения.
– Ты находишь мой поцелуй восхитительным?
– спросил Вова.
– Это что-то!
– Саша встала на ноги.
– Схожу в ванную.
– Ты красива, порядочна...
– мямлил Вова, развалившись на паркете.
– Если ты еще сходишь в ванную, станешь вообще чистенькой, гладенькой. Станешь, как ангел. Тут бывали ангелы?
– Естественно.
– Саша разделась до нижнего белья.
– Я красивая?
– Да, да, да.
– А грудь?
– она сняла лифчик.
– Грудь ангела!
– Издеваешься? Где ты видел у ангела грудь?
– На картине. Вот такую большую сочную грудь, больше чем у тебя.
– Встань с пола, не расслабляйся.
– А!
– Он махнул рукой.
– Как хочешь.
– Захватив полотенце, Саша скрылась за дверью.
Гамлет перевел себя в сидячее положение, огляделся. Таинственный полумрак неведомой комнаты.
"Что я здесь делаю?"
– Офелия!
– позвал он, перекатившись на корточки.
– Офелия!!
– Давай, потише! – ответил голос из полумрака.
– О! – Вова сидел на полу в центре комнаты и глупо таращился на стену.
– Святители небесные, спасите!
– выдержав паузу, воззвал он:
– Благой ли дух ты или ангел зла,
Дыханье рая, ада ль дуновенье,
К вреду иль пользе помыслы твои?
Я озадачен так твоим явленьем,
Что требую ответа!
–