Русалочка
Шрифт:
Он на корточках подобрался к стене, из-за которой доносился гневный голос:
– Отзовись
На эти имена: отец мой, Гамлет,
Король, властитель датский, отвечай!
– Три часа ночи, епрст! – Раскатистым громом ответил с того света призрак: - Ты заткнешь рот или нет?!
– Отчего ж гробница,
Где мы в покое видели твой прах,
Разжала с силой челюсти из камня,
Чтоб выбросить тебя?
–
– Когда я встану, тебе плохо будет, дурище!
– предупредил голос.
– Ну вот! Чего бояться?
Я жизнь свою в булавку не ценю.
А чем ты для души моей опасен,
Когда она бессмертна как и ты?!
– прокричал в ответ Вова.
– Я предупредил!
– долетело из преисподней.
– Выйди в коридор, я тебе объясню!!
Кто знает, чем бы все обернулось, не появись в сей драматичный момент Саша:
– Ты разбудил соседей?
– тревожно прошептала она.
– Ш-ш-ш!
– Володя таинственно поднес к губам палец и неловко оторвал зад от половиц:
– Он снова манит. Подойду поближе!
– Ты дурак?! Ты видел моего соседа?!
– Подойду поближе, - упрямо повторил он.
– Никуда ты не пойдешь. Сиди здесь, я сама.
Собеседник Вовы работал вышибалой в пляжном кабаке. Весил призрак сто десять килограмм, имел жену и двухлетнего малыша. Его семья хотела спать, поэтому, вышиби он Володю из дома, моральное право и весовой перевес были бы на его стороне. Благо, до этого не дошло. Саша успокоила соседа.
– Вов, говори шепотом, - попросила она, вернувшись.
– Чего разорался? У них ребенок.
– О'кей.
– Мне с ними жить.
Охая и чертыхаясь, Вова заполз на кровать:
– Все кончено, Гораций!
– шепотом объявил он.
– Простимся, королева, бог с тобой!
Саша накрыла его своим телом. Ее руки ловко приспустили джинсы, которые он, оказывается, до сих пор не снял. Долгие, добросовестные объятия Офелии привели к полной капитуляции принца. Отдадим должное, Вова старался, и тем не менее. Борьба Саши за взаимность результатом не увенчалась.
– Ты не хочешь?
– сдалась она.
– Я?!
– Вместо того чтобы согласиться, Вова бездарно засуетился: - Я сейчас. Иди сюда! Сейчас...
Продолжили. Однако невозможно продолжать невозможное. Намучившись, друзья по сцене, мужчина и женщина, отвалили по обе стороны кровати ни с чем. Володя резко протрезвел, стал понимать, сознавать, оценивать. Оценки были низкими.
– Давай спать, - предложила Саша.
– А любовь?
– Спи, я же вижу, что не хочешь, - ответила Саша в подушку. В ее голосе прозвучала нота трагедии.
Володе сделалось совестно. Он уселся, подобрав под себя ноги. Из головы проворно выветривался хмель. Уютную комнату продолжал освещать ровный матовый свет. Сашка-Офелия отвернулась, делая вид, что спит.
– И продолжайте делать, что хотите, – прошептал
– Ложитесь ночью с королем в постель
И в благодарность за его лобзанья,
Которыми он будет вас душить,
В приливе откровенности сознайтесь,
Что Гамлет вовсе не сошел с ума,
А притворяется с какой-то целью…
Тем временем жизнь водоплавающих шла своим чередом. На обратной стороне реальности, в затерянной впадине Тихого океана, старуха-колдунья расцарапала себе грудь, и в медный жбан, размером с небольшой колокол, влилась последняя составляющая волшебного коктейля - кровь ведьмы. Почуяв новую дозу, дремавшая жижа вздрогнула, зарычала, забулькала, словно в жбане пытались сварить самого черта. Вооружившись клюкой, старуха мастерски перемешала отвар, приговаривая под нос заклинания, смысл коих один бес разумеет, и страшный плод ее полузабытого кулинарного искусства начал успокаиваться на глазах затаившейся русалочки.
На девчонке не было лица. И страшно, и жутко. Да как воняло! От сатанинской кухни, которую они развели, смердило за десятки километров. Под водой! Одна мысль, что это придется выпить, могла кого угодно лишить рассудка.
По правую руку от колдуньи покоился монолитный камень, святая святых волшебной впадины, немой свидетель подводных чудес. Он помнил всех местных волшебниц от сотворения мира, его цвет и форма на человеческом языке непередаваемы, его роль в рождении чуда столь же загадочна, сколь несомненна. Он не царапал себе грудь, не говорил ни заговоров, ни заклинаний, тем не менее никто не решался подступиться к подводным метаморфозам без участия старого магического камня.
Он помнил колдунью еще в пору, когда она была молоденькой и бешено красивой. Золотые времена! В членах волшебницы жила упругая сила, в глазах пылал демонический огонь, а в душе таилась такая неистовая вера в успех предприятия, что - видят боги - воплощенные ею сложнейшие метаморфозы выглядели этакой детской забавой, игрой, словно фокус перевоплощения (а этот забавный фокус состоит из таких обязательных штуковин, как смерть и воскрешение) есть событие элементарное, что-то вроде обеда, сна и пробуждения.
Поскольку аренда недостижимой точки планеты ничего не стоит, зарабатывала колдунья в наилучшие времена немерено. Мы вряд ли поймем ее меркантильные пристрастия: улов волшебницы составляли не доллары, вода или земля с их движимостью и недвижимостью (ей вполне хватало двух квадратных метров возле заросшего камня), не самцы и побрякушки... Колдунье приносили в жертву бесценную утварь: голоса, сердца и души.
Ушли золотые времена. Теперь члены волшебницы приходили в движение со скрипом, подобно часовне Атлантиды, мышцы не играли силой, огонь в глазах едва теплился, а вера в конечный продукт довольно простого перевоплощения русалки в человека в любую минуту грозила рухнуть в бездну отчаяния. Она даже ничего не попросила у русалочки в обмен за свой труд, - что надо старухе?