Рушара
Шрифт:
Орнитки уселись на каменный пол. Арииси начала медленно покачивать головой. Ннарта присоединилась к ней. Они закрыли глаза и тихо запели сквозь закрытые клювы. Их ладони принялись отбивать ритм по полу.
Они пели про высоко-высоко летающую птицу — хрустальную птицу Луллиэлли. Её не видят глаза ходящих по земле. О, не видят!
Кондор с невольным очарованием слушал затейливую мелодию, часто повторяющиеся слова. Нелетающие орниты мечтали о полете. Они сплели песню о свой мечте, придали ей облик сказочно прекрасной птицы, которая никогда не сядет на землю, чтобы не оскверниться
Профессор смотрел на старый камень саркофага затуманившимися глазами, проникаясь призрачными, несбыточными, прекрасными легендами орнитов, придуманными бескрылым пророком в утешение своим нелетающим друзьям. Пусть поют, пусть желают, пусть верят. Пусть их герой, Орнисса, идет к цели, пусть даже эта цель недостижима.
Маргиана не сказала Кондору, что Орнисса — это Аманда. Она пожалела его.
Посетив последнее пристанище пророка, маленький отряд направился в горы, по узким тропкам, где можно идти только гуськом.
Священные белые горы Мзивара вздымались вершинами в небо Рушары, словно пророки в белых плащах. Когда-то давным-давно этими тропами шёл сибиан Артаар. Мариуш видел его словно наяву — высокого, сильного, красивого человека. Вот он стоит в белом плаще на уступе, с посохом и откинутым капюшоном. Длинные белые волосы развеваются по ветру, поющему среди вершин Мзивара. Он смотрит в глубокие ущелья, в далекие сиреневые тени гор, среди которых должны летать его орниты. Должны летать, и не летают.
Кондор встал на краю уступа, раскинул голубые руки, словно в полете, и замер, глядя в небо. Ветер трепал его седые волосы, развевал плащ из шкурок чиссиров.
— Летает! — насмешливо сказал Маркус.
— Парит, наш орел! — с хихиканьем согласился Франко.
Орнитки смолчали. Мёртвым недоступны высокие чувства.
Путники добрались до вершины Мира, самой священной горы Мзивара. Она возвышалась над ущельями — заснеженная вершина Мира. Не самая высокая среди вершин Мзивара, она почтительно отделялась от прочих просторными горными долинами, по дну которых бежали быстрые горные ручьи.
Казалось, это место издревле, от самого дня сотворения, предназначено для некоей финальной сцены — неудивительно, что в легендах, песнях и пророчествах вершина Мира окружалась множеством мистических ожиданий. Она устремлялась в небо, словно мечтала встретиться со звёздами, которые здесь видны и днём. Это место походило на театр, который давно — тысячелетиями — терпеливо ждёт своих зрителей. Все белые хребты, окружающие великую вершину, полны уступов и широких троп.
Гору обвивала тропинка, по которой проходила Орнарта, когда хотела побеседовать со стихиями. Не голос ли пророка слышала она в песнях ветра? Не тут ли сочиняла свои прекрасные песни?
Путники стояли и смотрели снизу. Было холодно. Орниткам в их перьях всё нипочем. Мёртвые холода не ощущают. А Кондор в плаще продрог. Но, все равно стоял и смотрел на вершину, где по пророчеству завершится война. И завершится победой, о чем говорили все пророки. Непременно победой.
Он
Тогда найдется частичка Силы и для его мёртвых — Франко и Маркуса. И Кондор сделает то, о чём мечтает втайне — пожмет им руки и обнимет. Удивительная планета Орсанна.
Убежища, древние жилища орнитов, были значительно ниже холодных вершин — в теплом поясе основания гор, в белых отрогах, спускающихся к зеленым долинам.
Кондор останавливался со своими спутниками для отдыха, а орнитки носились по горам так, что из-под их сильных ног летели мелкие камешки. Убежища были тайными, чтобы синкреты не пронюхали. Туда раньше складывали запасы пищи, воды и прятали с немногими старыми орнитами малышей.
Стариков на Марено очень мало — никто не желал умирать от дряхлости. Всем хотелось погибнуть в бою. Теперь предстоит восстановить древние обычаи.
— А в какой пещере вы хотели поставить саркофаг Орнарте? — спросил Кондор.
Франко недовольно завозился. Ему не нравились разговоры о смерти — уж мёртвее его трудно было что-нибудь представть!
— На вершине Мира, в её любимом месте.
***
Если Рушер и был в бешенстве, этого никто не видел. Стратег и Инквизитор застыли по обе стороны от Владыки, неотрывно глядя в озеро на битву в небе Ларсари.
Сначала все было хорошо. Просто прекрасно. Киборги шли красиво. Впереди Ахаллор, сияя перламутром перьев и чешуи. Рушер один знал, чем начинены две пары его крыльев, поэтому он слегка кривил в улыбке губы.
Все привыкли к тому, что Синкреты только шумят и красиво треплют воздух. Страшные, но неопасные твари.
Аллерсы наловчились бить младших синкретов, как блох. Научились справляться даже с летучими, из последнего эксперимента. А, когда сгорела протоплазма, вовсе обнаглели. Теперь им предстояло встретиться с киборгами. Это первая партия из четырех тысяч. Пробная. Необходимо было оценить, как они смотрятся в бою. Над Ларсари будет сегодня испытательный полигон для киборгов. Надо оценить их способность пробиваться через камень. Выяснить, с какой высоты эффективнее работают веерные бомбы. Ему казалось, что формозы — хорошая идея. Обтекаемы в полете, легко маневрируют. Вот и посмотрим.
Рушер поначалу опасался, что при полете тесной группой они будут в потоках турбулентности разрушать строй. Но, Ахаллор быстро сориентировался и перестроил группу поярусно. Что ни говори, а Киборгу легче общаться с киборгами, чем с людьми, особенно с Моррисом, бесполезным Стратегом. Его маленькие кулуарные хитрости хороши только для подсиживания соперников. Алисии, например. Они втихую грызутся между собой, думая заслужить местечко потеплее.
Так думал Рушер, молча наблюдая полёт своего войска. Стратег и Инквизитор тоже, затаив дыхание, смотрели во всевидящее озеро.