Русология
Шрифт:
Я почувствовал, как дрожит её голос: - Денег нет... У нас будет ребёнок.
Я не ответил. Тёк понедельник трудов моих и Страстная неделя. Сын, вбежав, затянул, как мы ели с ним вербу.
Вскоре я выскользнул и поплёлся, чтоб сделать нечто - то, что давно хотел.
Я шагал вдоль дороги; ветер дул в бок. Три новости: мальчик в Квасовке, и 'грех' Ники, ставящий Марку в пакостный ракурс, если он спал с ней, пусть в давней юности, и ребёнок, что будет, - швах в моём случае, но естественный. В точь по Диккенсу, кто сказал, что нужда и болезни - столь заурядное в большинстве стадий жизни, что их трактуют как отправление, дефекацию... Я и есть тот кал. Кто тем в 'мерсе' или вон
Пиво торкнуло. За моим рослым остовом мир поплыл беззаботней. 'Крепко вас, разлюбезнейший, - бормотал я.
– Ась? не Квашнин пока? Вскоре будете! Птицу видно в полёте, как говорится...' После я минул группу нимфеток близкой здесь школы, кои хихикнули, так как я им не дал курить, объяснив про здоровье. Я расстегнул пальто, видя цель: МВД за дорогой. Но, очень странно, там был ОМОН, три взвода. И, тоже странно, слева шагала как бы колонна, вся в чёрных куртках, - рейд бардак'oвцев, тщившихся в их воинственных шоу с маршами, зигованием, хоровыми кричалками. Лидер где-то полста этих в чёрном, разной комплекции, разновозрастных пыльных лиц был дёрганный и поджарый нервный холерик в твидовой кепке. Он задержался на светофоре и бормотнул мне, пьющему:
– Пиво 'Хейкенен'?
– Нет, 'Трёхгорное'.
– Гой еси!
– он вскричал.
– Честь! Русское - лучшее! Собрались в Москве русичи много лет назад и вошли в пай Трёхгорного пивоварного товарищества. Сам Морозов участвовал! Выпускали - сто тысяч вёдер. Эх да Россиюшка! Квас и пиво русская сила!
– Он подмигнул мне.
– Ну, ты орёл!.. Люблю! Ты - Петров?
– Квашнин.
– Гой еси!
– он опять вскричал.
– Род боярский! Наш муж, природный! Это не выскочка! Пиво русское, стать гвардейская, мысль в глазах, а ручища...
– он тряс мне руку, - прям богатырская! Пятаки гнёшь?
Я глотнул пива.
– Гну пятак, а меня гнёт копейка.
– Гой еси! С тебя б статую, чтобы видели, кто есть русские! Вот с такими сметём врагов! В Квашниных вся Россия! Где ты работаешь, что не можешь жить в справности...
– Так витийствуя, он следил вокруг и схватился, как только вспыхнула светофорная прозелень: - Шагом марш вперёд! Марш, соратники!
Я был первый, кто перешёл проезд, за каким ОМОН окружил и повёл нас в нужном мне ракурсе, к МВД, - что отнюдь не входило в план бардак'oвцев. Лидер их вскинулся:
– За порядок! Право на марши! Кто запрещает - штраф тыща МРОТов либо же срок! Честь русским! Руки в карманы от провокаций!
Главный омоновцев сообщил: - Так, группа задержана к оформлению данных о нарушении городского движения. Все за мной.
– Что ж, идём!
– крикнул лидер.
И мы опять пошли, но, едва я замешкался, раздалось: 'Ну-ка, взад, жердяй!' Держиморды ярятся, если их отвлекают. Пили чаёк себе, анекдотили, вспоминая гудёж да шмар, - а тут сбор из-за грёбаных 'бардаков'... 'Пьянь длинная!' И нас вдвинули в огороженный двор. Сев к солнышку на вид тумбы, к норду спиною, я успокоился. Пиво 'строило'. Мнилось, что я здоров, не беден, брат - мастер бокса, первенца не было, а норд выдохся и немедленно на прыщавый лик города с ртом повапленных
Люд с камерой? Лидер шествия начал:
– Слава России! Бог и порядок! Год назад нас сажали в кутузки. Нынче нам двор мал. Завтра не хватит Москвы на нас! Их судьба - отступать и склоняться, наш удел - укрепляться. Их судьба - растерять друзей, наш удел - обретать их. Вот, здесь наш новый друг!
– Он кивнул на хмельную вялую кучу, чем я и был в тот миг.
– Из бояр, Квашнин, - он стал наш теперь... Эй, там, с камерой!
– лидер дёрнулся.
– Вы кто, СМИ? Нет, не вы нас ведёте - мы пробиваем путь. Примыкайте. Слава России! Ей впредь не быть в дерьме! Мы отменим фарс 'Будь богат или сдохни'! За справедливость, веру, порядок!
– Сняв кепку, он стал креститься.
– Это наш ход с Христом. У нас - Бог. А у них - фальшь, водка, смрад и наркотики, завезённые сволочью с неславянским прищуром. Их же - война в Чечне...
СМИ ушли. Он подсел ко мне.
– Пётр Хвалыня.
– Павел Михайлович.
– Ты реально Квашнин?
– Да.
– Знатные стати! Мы именитых, срок будет, выделим. Князь, боярин Квашнин.
– А фон Квашнин?
Он закуривал.
– Тренд не тот.
– Ну, а 'ста'?
– предложил я.
– 'Ста', знак старинного уважения. По традиции, и нейтральнее. За 'графьями' с 'боярами' антипатии классовых и иных свойств. В вашей идее, зиждущей в родовых институциях, ненормально различие кости чёрной и белой. 'Ста' это выход. Вне номинаций вроде 'штурмфюрера', - развлекался я.
Лидер шествия посерьёзнел.
– А мы получим власть. Непременно. Шуток не надо.
– Да, ста Хвалыня.
– Ты образованный, но одет не в стиль, - он сказал.
– Мы тоже: с нас сними форму - мы все не лучше. Жить Кремль не даст тебе. Мы - дадим.
– Мне никто не даст, кроме... Впрочем, не будем. Ваша цель - гнуть нас, наша цель - выжить. Так, и non possumus, ста Хвалыня.
Он сунул карточку с нечто схожим со свастикой.
– Позвони мне.
Крикнули: обратится к нам 'зам. начальника Хаджалиев Э.'... Он, тот самый, я опознал в момент... не майор уже - подполковником... Меня пот прошиб. Лидер шествия всех построил; но с первой фразою в характерном акценте все отвернулись. И я примкнул к ним, глядя на 'зама', чтоб досадить ему: пусть припомнит нас с мальчиком, с моим мальчиком... Он узнал меня, располневший. И я почувствовал, что срываюсь; я был в истерике, нёс хрипя:
– Хаджалиев! Акцент плох! Не разобрать!
Он скрылся, и нам сказали: - Будет вам ваш. Игнатьев, Игорь Степанович.
Красномордый пасмурный русский, выйдя поведал: в мэрии злятся 'за нарушение норм морали этим вот маршем'; 'вас всех проверят', а после выпустят, но, ребята, 'без драк давай'.
– Слава русским!!
– гаркнули наци.
Я, двинув в паспортный, обнаружил там толпы и свернул к Хаджалиеву на второй этаж. Буржуазка талдычила ему что-то, он ей: 'Всо сдэлаем, Афият Бекбулатовна'.
– Паспорт!
– брякнул я, обернув изумление его в злобу, смытую скрытностью; у них быстры эмоции.
– З'aнат.
– Мне, - я нёс, - мне помогут эти вот в чёрном. Но я уверил их, что проблемы не будет, что подполковник худа не хочет... Кстати уж, что случись со мной - жди недоброго. У них адрес есть, где живёт подполковник... Око за око, а?!
– я затрясся.
Час назад он меня бы убил, спасаясь-де от 'бандита'; трупу вложили бы в руку шило. Нынче он трусил. Я блефовал вовсю; они ценят лишь силу. И он поверил мне. Бардак'oвцы, шумели СМИ, убивают нерусских; я ж был один из них, как представился. Он снял трубку и на кавказском что-то велел, закончив: