Русская ёлка: История, мифология, литература
Шрифт:
После Великой Отечественной войны стремление идеологизировать возрождённый праздник проявляется ещё откровеннее. Ёлка всё более и более приобретает смысл, соответствующий новым задачам. В сборниках постоянно встречаются тексты о Сталине, как, например, в стихотворении 1953 года Льва Сорокина «У Кремля», где Сталин даёт инструкции Новому году, путешествие которого по стране начинается от стен московского Кремля [407, 16]. Точно так же «советизируется» и образ Нового года, персонификация которого совершившаяся ещё в русской культуре XIX века, была подхвачена и развита и на этом этапе.
В соответствии с директивой партии ёлка становится обязательной и в колхозной деревне, что запечатлел в своей бодрой песенке «Здравствуй, ёлка» В. Лебедев-Кумач:
Свежая, морозная Ёлочка колхозная, Здравствуй…Если в России XIX века ёлка была распространена только среди православных (то есть в основном — русских людей), то теперь с ней знакомятся (и даже обязаны были знакомиться) и другие народы Советского Союза, в том числе и народы Крайнего Севера. В стихотворении 3.Н. Александровой «Новый год» говорится о том, как ёлка была впервые «подарена» ненцам, которые до тех пор этого обычая не знали:
На север ненцам маленьким Зимой под Новый год С гостинцами, с подарками Послали самолёт. …А из кабинки ёлочку Механик достаёт. Попробовали — колется, Как злая рыбья кость.Ёлка, ёлочный сценарий и ёлочные персонажи насильственно прививаются на территориях всех советских республик. В рассказе Юрия Рытхэу, опубликованном в новогоднем номере «Огонька» за 1953 год, чукотский мальчик, от имени которого ведётся повествование, с восторгом восклицает: «Такой новогодней ёлки у нас никогда ещё не было! Собственно говоря, у нас раньше никаких ёлок не бывало» [363, 14]. Азербайджанская поэтесса М.П. Дильбази уже в конце 1930-х годов сочиняет стихотворение «Дед Мороз», образ которого вряд ли ранее был известен и близок азербайджанским детям.
Ежегодно на зимних каникулах в Большом Кремлёвском дворце устраивались ёлки для учащихся московских школ, которые проходили ежедневно вплоть до 10 января. Такие ёлки «обслуживали» по две тысячи детей в день. Всем участникам празднества вручались подарки. В 1954 году К.Г. Паустовский, отметив, что он пишет «реальную зимнюю сказку», в поэтически приподнятом тоне рассказывает об этом торжественном событии в жизни ребёнка:
В Георгиевском зале Большого дворца вспыхнула сотнями разноцветных огней первая ёлка. Смущённые от неожиданной радости, дети хлынули во дворец. У многих детей глубокая радость выражается в застенчивости, когда только нестерпимое сияние глаз выдаёт ту бурю счастья, что бушует в маленьком сердце.
[308, 1]
На фотографии, помещённой в «Правде» 2 января 1954 года с подписью «Безгранична радость детей, незабываемым останется в их памяти этот большой и радостный праздник…», запечатлена громадная, до самого потолка, ёлка в Георгиевском зале; у стен дисциплинированно
Для «молодых передовиков производства, студентов столичных вузов, слушателей военных учебных заведений, учащихся десятых классов, комсомольских работников» в том же Георгиевском зале в новогодние вечера устраивались новогодние балы-маскарады, которые, как писалось в газетах, были «одним из проявлений» «огромной заботы, которой окружили в нашей стране советскую молодёжь партия и правительство» [22, 1]. «Мне очень хотелось попасть на новогоднюю ёлку в Кремль. И вдруг, о счастье: я получаю билет сюда», — делится своей радостью с корреспондентом «Правды» молодая девушка [54, 2].
Каждый новогодний номер как тонких, так и толстых журналов начинался стихотворением о Новом годе, ёлке. Деде Морозе. Так, например, в первом номере «Огонька» за 1958 год было напечатано стихотворение Анатолия Кудрейко «1958-й!»:
Ель зелёная увита золотой тесьмой… На конце секундной стрелки пятьдесят восьмой! Дым от шумного веселья ходит ходуном… Трасса Нового Арбата Блещет за окном.Однако не будем пенять на ёлку за всё, что сделала с ней советская власть. На деле ёлка оказалась исключительно гибким ритуальным объектом и сумела остаться желанной самым разным людям и горячо любимой ими.
Во время войны, несмотря на голод и труднейшие условия эвакуационного быта, женщины при маломальской возможности старались устроить ёлку для своих детей. Она, принося радость и детям, и взрослым, становилась символом мирной жизни и напоминанием о ней.
В те же самые годы, когда шло утверждение нового образа «советской ёлки», на территории СССР устраивались и другие ёлки, связанные с Рождеством и противопоставлявшиеся новым. Эти ёлки напоминали людям, находящимся в заключении или в ссылке, о прошлом, о родных, с которыми они были разлучены надолго, если не навсегда, о свободной жизни. Такие ёлки превращались в символ надежды на то, что счастье и справедливость существуют. Мемуарная литература о сталинских лагерях и ссылках донесла до нас сведения о ёлках, которые устраивались, несмотря на нечеловеческие условия существования. Приведу лишь несколько примеров, для того чтобы показать, сколь дорог для гулаговцев и ссыльных был этот образ, устанавливающий незримую связь с прошлым и родными.
Т.П. Милютина, вспоминая о своей жизни в инвалидном лагере Мариинских лагерей, где ей суждено было провести 1940-е годы, рассказывает о том, как мать прислала ей посылку с ёлочными украшениями, на которые заключённые никак не могли налюбоваться. Одному из её друзей «через вольных» удалось достать маленькую ёлочку, которая, украшенная этими игрушками, в день православного Рождества — 7 января — «путешествовала» из палаты в палату лагерной больницы [257, 210]. Вспоминает мемуаристка и Рождество 1949 года, когда она уже отбывала ссылку в Сибири: