Русская эпиграмма
Шрифт:
дружно прокляли врача и о нем забыли,
Наконец явился врач, закричав гневливо,
отчего злодейка смерть так нетерпелива.
Переводы В. Васильева
33. НОВОПРЕСТА ВЛШЕМУСЯ ИЕРОДИАКОНУ АДАМУ
ЭПИТАФИОН
Смеялся ты, Адаме, как мир суестрастный,
Как то сей и той жарко праздных честей жаждет
и от сего смертную в сердце болезнь страждет.
А другий и дни без сна проводит и ночи,
как бы злата кучами повеселить очи.
А кто мощнейших господ за ножки хватает,
тот ничего и в бедность и в стыд не вменяет.
Ты ж то ругал. Позван же в небесный горы,
еще смешняе начал ругать наши здоры.
А мы плачем о тебе горько, неутешно,
что на тебе нашла смерть так рано, так спешно.
Да ты стал и на сие смехотворно вракать,
и мы ж уже по тебе перестанем плакать.
34. К ЛУКЕ И ВАРЛААМУ КАДЕЦКИМ,
КОГДА ПИТОМЦЕВ ДЕНЬГАМИ ПОДАРИЛИ
Рано, Лука, в сундуки свои кладешь руку!
Из пустого черпаешь, легчишь легка в звуку
[97]
,
Сеешь сребром, сундуки ж еще не вмещают.
Много даешь, а мало имеешь — вси знают.
Поверь мне, Лука, что ты делаешь противно:
прежде сам разбогатей, потом дать не дивно.
(Русские варианты эпиграмм 33–34 принадлежат автору — Феофану Прокоповичу)
41. НА МОЛОДОСТЬ
Как лета без весны желать — одно и то же
Благоразумия хотеть от молодежи.
42. НА СТАРОСТЬ
До тебя мы, старость, все дожить желаем,
А сего постигнув, тебя проклинаем!
43. НА СМЕРТЬ
О мир обманчивый, каким ты виден оку, —
Достиг я гавани; других вводи в мороку.
Переводы Леонида Мартынова
ПРИМЕЧАНИЯ
Настоящая антология включает стихотворения преимущественно сатирического содержания.
В ней показан жанр как в чистом виде, так и во взаимодействии с другими малыми формами, давшими гибридные образования в виде эпиграмматических эпитафий, стихотворных надписей и афоризмов с неожиданным пуантом, пародий-эпиграмм, мини-басен и т. п.
Ставилась и другая задача: наряду с литературными образцами рассмотреть проявления остроумия в народной среде. В фольклоре и литературе юмор и сатира исстари идут рука об руку, и закономерность их сопоставления и соединения в одной книге обосновывается во вступительной статье.
По сравнению со всеми предыдущими изданиями эпиграмм временные рамки антологии расширены: в ней прослеживаются истоки эпиграмматического жанра начиная с XI века, а заканчивается она двадцатыми годами нашего столетия.
Тексты в основном даются в хронологической последовательности. Однако в определенных случаях составитель отказывается от расположения авторов строго по датам их рождения, ибо важнее было отразить характер взаимоотношений между этими авторами. Все поэтические дуэли, по возможности, помещались на стыке текстов противоборствующих сторон. Например, эпиграмма Н. С. Голицына на П. А. Вяземского, являясь пародией на эпиграмматическую сказку Вяземского «Ошибка врача», следует в антологии непосредственно за ней. Если одно стихотворение удалить от другого, то пародийную направленность голицынской эпиграммы можно было бы не уловить. Аналогичным образом объединены эпиграмма А. А. Шишкова на Александра I и связанные с именем этого царя две эпиграммы на Александровскую колонну в Петербурге: анонимную и С. А. Соболевского.
Древнерусские тексты, затруднительные для читательского восприятия, сопровождаются параллельными переводами на современный язык (Приложение: с. 318–324). Если же в целом они не представляют особых языковых трудностей, то в сносках объясняются только незнакомые широкому читателю слова и выражения.
Эпиграмма «на случай» часто может быть понята лишь тогда, когда либо указан повод, вызвавший ее, либо назван адресат, недостатки которого заранее известны. Поэтому в эпиграммах без авторских заглавий составитель счел необходимым в кратком виде формулировать, какое событие вызвало то или иное стихотворение, заключая такие развернутые заглавия-пояснения в полуквадратные скобки. Разумеется, это обстоятельнее, если нужно, раскрывается в примечаниях.
Восстановленные в нескольких текстах авторские пропуски или неразборчивый почерк в рукописном источнике также заключены в полуквадратные скобки.
Чтобы полнее передать накал общественной борьбы в наиболее драматические периоды нашей истории, составитель ввел в книгу эпиграммы представителей разных политических направлений. Так, на рубеже XIX и XX веков выделяются диаметрально противоположными взглядами крайне националистически настроенный В. М. Пуришкевич и В. В. Князев. К Князеву примыкает А. И. Шувалов. Последний не был профессиональным поэтом, но его настроение, выражающее гражданскую позицию рядового торгового депутата предреволюционной Москвы, думается, тоже небезынтересно.