Русская фантастика 2013_[сборник]
Шрифт:
Звездочеты на пограничных землях видели первое предвестье беды — тусклую, бледную луну на горизонте сумеречного неба, пересекающую рубеж дня и ночи. То было Око Кайкайвилу, его сильнейшая манифестация среди обычных звезд, его божественное могущество, простирающееся над землей со дна черного океана. Беспощадный Змей шел в атаку.
Следующие два с половиной десятилетия страна вечного дня жила в страхе и ожесточенной подготовке к кровопролитной войне.
Шло время. Луна двигалась к Андам и становилась все заметнее.
Луна затмевала собой неподвижное солнце, и светлая половина Чилоэ погружалась в хаос ночи, что несли с собой обитатели обратной стороны.
Тьма неизменно отступала, унося с собой урожай страданий. Око Кайкая двигалось дальше, позволяя живительному свету Тентен вновь пролиться на землю. Вместе с движением луны по Чилоэ прокатывалась и волна нечисти, вновь оказываясь на темной стороне. С потерями и приобретениями.
Цикл завершался. И начинался заново.
— Если ты попытаешься напасть, мы убьем тебя, — пообещал главный всадник, когда Имбунхе был уже совсем близко.
Калека покачал головой.
— Я не умею.
Поколению, родившемуся под знаком грядущего затмения, было суждено защищать стар и млад ценой своих жизней. Выжившие воины, искалеченные физически и морально, становились ветеранами и передавали свой опыт правнукам. Но никто не видел за свою жизнь двух затмений. Поэтому каждый раз все начиналось с чистого листа.
Темные налетчики убивали на своем пути всех, но только не детей. Их они забирали с собой.
— Ты — имбунхе, страж ведьминского логова, — заключил всадник, глядя со своего скакуна вниз на калеку. — Ты рожден невинным, и твоя судьба была осквернена.
Имбунхе кивнул, изучая его своим светящимся взором. Он видел в ответном взгляде то, что согревало его веками.
То, для чего его сделали таким. Своего рода предназначение.
В глазах всадника читалась кристально чистая жалость.
— Я не сосуд зла, — спокойно молвил калека. — Но я вестник новой эпохи. Что-то странное случится в скором времени.
— И что же? — с недоверием спросил патрульный.
Имбунхе вздохнул.
— Я не знаю. Что-то происходит на земле и в небе. Сам Владыка Кайкай утратил столетний покой, и от его движений на морском дне содрогается земля. Примите меня как гостя. Прошу.
Всадники смотрели на него и не находили в нем угрозы. Они видели, что его тело, даже искалеченное, весит куда больше, чем любой из них. Они видели кольчугу и когти, но их сострадание было куда искреннее, чем ведьмово. Куда сильнее оно затуманивало взор, и строжайшие запреты на контакт с обитателями темной стороны рушились под его натиском.
«Он — один из нас. Он был рожден при свете дня, но силы ночи исказили его судьбу. Мы не можем отказать собрату в помощи, если Тентен вновь приняла его под свои
На их счастье, Имбунхе действительно не таил в душе зла.
— Расскажи о темной стороне, — сказал комендант, глядя на него из-за массивного дубового стола.
Имбунхе предпочитал сидеть прямо на ковре перед ним, подобрав под себя ноги. Он отметил про себя, что гарнизон немногочислен — может, потому что набегов стало гораздо меньше.
— Ты не стар, — произнес он, немного подумав. — Вряд ли ты помнишь последнее затмение.
— Я родился спустя десятилетие, — подтвердил комендант. — Неужели ты был среди налетчиков?
— Тогда я бы остался. На темной стороне жизнь подобна кошмару. Ночь, снег и холод, — Имбунхе поднял с пола свою цепь с острым наконечником. — Я — охранник. Двести лет я провел прикованным у входа в огромную пещеру на побережье замерзшего океана, в котором таится Владыка Кайкай. Пещера Кикави; огромная, священная, в ней самые могущественные ведьмаки и ведьмы собирались для шабашей. Я защищал вход от мелкой нечисти и диких животных. Какой из меня налетчик? Во мне нет чувства, которое заставляет их нападать и причинять зло.
Комендант хмыкнул.
— Ты рассуждаешь о противоестественных и неведомых жителю дня вещах с необыкновенным спокойствием. Должен признать, во мне самом это чувство есть. Ведь мы говорим о ненависти, имбунхе?
— Мы говорим о страхе, комендант, — калека приподнял цепь повыше. — Когда я справился с ним, я смог освободиться.
— И как же ты освободился?
Имбунхе замолчал, вспоминая, как два века назад удар брухо со сверхъестественной силой вогнал стальной наконечник глубоко в камень. Рядом рыдал изувеченный мальчик, не понимая, за что с ним так жестоко обошлись.
Они кормили и обучали его. Они калечили его и превращали темными снадобьями в монстра. Они жалели его и обращались, как с любимым верным псом.
Они переломали кости ног четырехлетнему ребенку, все до единой.
Они любили его и ненавидели.
Впереди были четыреста шестьдесят миллионов капель.
— Капли, — наконец сказал Имбунхе.
— Что? — не понял комендант.
Капли падали и падали в расщелину, из которой торчал стальной клин. Имбунхе с детства отчаянно пытался выдернуть его, но тогда он еще был слаб.
Капли падали. Время было на его стороне. Тогда он не знал, что терпение — величайшая добродетель. И вскоре он бросил попытки.
— Вода понемногу точит камень, — пояснил Имбунхе. — Однажды я смог вырвать клин. Я долгое время даже не пробовал — моя сила не сравнится с силой ведьмака. Они заставили меня так думать.
Комендант посмотрел на его крупные, поросшие черной шерстью руки. Такими можно разорвать человека пополам.
— Ты сказал, что ты не беглец, но вестник. О чем ты возвещаешь?