Русская фантастика 2015
Шрифт:
Анджей отвлекся от сказки, дотянулся длинной рукой и отвесил Птенцу подзатыльник. Легкое предупреждение перед серьезной взбучкой.
Подросток окрысился:
– Ты тоже с ним согласен?
Отец Николай вздохнул, отложил недозаштопанный носок и спросил:
– Ты поужинал?
– Вы ушли от ответа.
– Ты поужинал. Более того, утром ты позавтракал. Ты жив. У тебя даже есть силы и время на философские парадоксы. Видишь, Бог милостив.
– А я не хочу. Мне не нужны ничьи милости. Я ни в чем не виноват, и виниться мне не в чем. А если кто-то
Священник хмыкнул и вновь принялся за штопку; пауза затянулась, но когда подросток уже открыл рот для очередного наезда, отец Николай с удовольствием закончил мысль:
– Какой ответ ты хотел бы от меня услышать? Ты считаешь, что Бог тебя предал? Или ждешь каких-то привилегий от Всевышнего? Легкого пути? Постыдился бы, юноша.
– Вас не переспоришь. Ничего я не жду. Нет никакого Бога. Пустое это все…
– Дурак ты, Вить, – громко сказала Сойка. – Где бы мы с тобой сейчас были, если б не батюшка? Его нам Бог послал.
– Нормально бы мы жили. Не хуже других.
Отец Николай спросил:
– Кстати, Виктор, ты помнишь, что нам завтра лезть в катакомбы? Насколько я помню, у тебя со снаряжением не все в порядке было в прошлый раз…
– Никуда я не пойду.
Анджей, разумеется, разорался, что для выживания каждый должен вложить все свои силы и умения и что желания тут совершенно ни при чем. И что как Птенцу не стыдно, и что он сегодня уже успел наговорить на серьезное наказание. Отец Николай сообщил, что сходит один, потому что ему в компанию нужен надежный человек, а не философ-нигилист. И тогда Кэтрин очень тихо, но непререкаемо заявила:
– Завтра с отцом Николаем пойду я.
На фоне фиолетового неба медью отблескивали знакомые тополя.
– Такой свет называется контрастным, – зачем-то сказал отец Николай. Он сбавил шаг – до убежища всего один квартал. Уже незачем спешить.
– Да, знаю. Сегодня холодный закат. Но заморозка не будет.
Солнце падало в облако.
Кэт поежилась. Внезапно вернулась к разговору, который они начали в сквере:
– А Вику нельзя сомневаться. Но это как раз то, что он делает все время.
– Вику трудно. Он считает, что его жизнью распоряжаются люди, этого недостойные. Он сражается, как может.
– Я не знаю, как объяснить. Меня-то он точно слушать не будет. Но может, хоть вы с ним поговорите? Когда он сомневается, он все время принимает худшее из решений. Но он ведь… даже если понимает, что его собеседник прав, даже в этом случае он все равно найдет в чем усомниться. А это плохо для всех, понимаете?
– Кажется, понимаю. Но, видишь ли… мне кажется, тебя он все-таки услышит быстрее, чем меня…
Старый коттедж под тополями встретил их тишиной и взглядом темных окон. Так и должно быть: на первом этаже окна заколочены фанерой, на втором – завешены плотными тряпками. Осенний воздух уже холодный, а самодельная печка пока больше дымит, чем греет. Ее еще отлаживать и отлаживать. Ничего, до настоящих
– Что-то неладно, – пробормотал отец Николай и побежал к дому. Кэтрин отстала, банки в рюкзаке тяжело шлепали ее по спине.
Дверь нараспашку. Темно внутри.
Чиркнула зажигалка, мелькнул огонек и тут же исчез, загороженный широкой спиной священника.
– Ах ты!.. Катя, не торопись. Отойди к стене и стой там. Тихо, как мышка.
Она кивнула, хотя отец Николай и не мог этого видеть. Потом спохватилась и напомнила:
– Свечка. Там, на полке. На обувной. Слева от входа.
– Слышу.
Долгое время было тихо. Пару раз мелькнул отсвет внутри, потом в глубине дома что-то упало.
За это время погасли последние лучи заката. Кэт скинула рюкзак – от лямок начали ныть плечи. Она не совалась в дом, и в любой момент была готова бежать. Куда… известно куда. Даже известно, какой дорогой. «Путь срочной эвакуации», как это назвал Дир, обитатели убежища продумали еще до того, как к ним прибилась Кэт. И даже пару раз провели учения.
Наконец, она расслышала шаги внутри. Сразу их узнала, успокоилась. Дверной проем осветился, и голос отца Николая окликнул:
– Иди в дом, Катя. Все. Все уже кончилось.
Внизу, под лестницей, лежал мертвый солдат. Или некто в военной форме двадцатилетней давности. Он, видимо, скатился по ступеням.
– Эти ироды убили Андрея. Мальчик пытался сопротивляться, но…
– А Сойка, а Птенец?..
– Виктор ушел. Видимо, Андрей остался прикрывать отход младших, но ничего не смог сделать… Зоя жива, слава Богу. Да сейчас сама увидишь…
Анджей лежал в межкомнатном проеме, на боку. Волосы растрепались, куртка расстегнута. Так, наверное, очень холодно лежать. На ледяном полу, в одной тонкой рубашке. Свечка мерцает, и от этого кажется, что он вот-вот шевельнется. Но это не так: Кэт видела.
Кто-то выстрелил ему в лицо.
Рядом – еще одно тело. В старой форме, как и тот, первый труп. Кэтрин растерла по щеке слезу. Пламя свечи плыло перед глазами. Вдруг осознала: если бы они сегодня не ушли, все, возможно, кончилось бы по-другому. Она видела, как умеет стрелять отец Николай. Как снайпер.
А так – оставили младших на попечение хромого калеки, который к тому же не очень хорошо видит.
Ну и что, что в пригороде мало людей и что люди живут в мире. И что про убийства здесь никто не слышал уже несколько лет, а оружие нужно только против одичавших собак и крыс. Да и то, дикие стаи предпочитают промышлять у ям, а не среди жилых построек.
Когда-нибудь это могло случиться.
Из маленькой спальни раздался тихий стон. Там кто-то был кроме Сойки. Кто-то взрослый и раненый. Кэт внимательно посмотрела на отца Николая. Тот не стал ничего пояснять. Поднял на руки тело Джея, уложил на лежак, где тот обычно спал. Кэт прикусила губу и перешагнула через убитого солдата.