Русская фантастика 2015
Шрифт:
– Ваш персонаж имеет отношение к жанру фантастики?
– Частично.
– У вашего персонажа черные волосы?
– Да.
– Ваш персонаж умер молодым?
– Нет.
– Ваш персонаж носит оружие?
– Нет.
– У вашего персонажа есть мобильный телефон?
– Нет.
– Ваш персонаж свободно говорит по-английски?
– Нет.
– Ваш персонаж – принцесса?
– Возможно.
– Ваш персонаж участвовал в военном фильме?
– Нет.
– Умеет ли ваш персонаж водить мотоцикл?
– Нет.
– У вашего персонажа странное имя?
– Да.
– Ваш персонаж пел в рок-группе?
– Нет.
– Ваш персонаж живет в лесу?
– Частично.
– Я думаю
– Нет.
– Играем еще?
– Да.
– У вашего персонажа есть ребенок?
– Да.
– Ваш персонаж жил давным-давно?
– Да.
– Ваш персонаж герой греческих мифов?
– Нет.
– Ваш персонаж жил в Индии?
– Да.
– Я думаю, это… Драупади, жена братьев Пандавов.
– Нет.
– Поздравляю Вас, Анна. Вы обыграли меня! Обожаю играть с Вами!
Победа не приносит мне удовлетворения. Я победила за счет эрудиции: нашла имя, которое не знал программист «Акинатора». Но я узнала его по чистой случайности. Это Шакунтала – героиня пьесы, в которой играет Катя. Возможно, это вполне честная игра, но всё равно для написания программы, угадывающей ход мыслей большинства людей, требуется более изощренный интеллект, чем для нахождения редких диковинок. Я по-прежнему не имею представления о том, какой алгоритм использовали авторы «Акинатора», не говоря уже о том, чтобы написать его самой. Что возвращает меня к Лизе и к ее ультиматуму: либо ее собственная индивидуальность, индивидуальный стиль мышления, либо – ничто. Бессознательность. Она была не согласна не только превратиться в «собаку, лошадь, мышь», чтобы жить, но даже стать немного другой.
Покончить с собой она не захотела: возможно, было слишком страшно, возможно, она пожалела свое «биологическое эго», оно ведь тоже существует, обладает эмоциями, кое-каким сознанием и желаниями.
Она выбрала иной путь: зашла на нелегальный сайт, посвященный психоактивным наркотикам, и отыскала рецепт, решивший ее проблему быстро и радикально. Возможно, она выбрала именно «Взломщика» потому, что ингредиенты были ей доступны. Ретилан она стащила у Маши. Поэтому Маша и демонстрировала при встрече симптомы декомпенсации СДВГ: ей, видимо, пришлось сесть на половинную дозу, чтобы растянуть препарат до следующего рецепта невролога. Инидиан купила в аптеке. Отправилась на дачу к Тамаре и там… прекратила «стучаться в ворота утраченного разума».
Моя первая реакция: «Какая глупость!»
Но… может ли кукла судить о ценностях людей и о том, что они теряют, становясь куклами? Может ли «демон Франкенштейна» понять мотивы «детей природы»?
Среди чтецов нет здоровых. Тордис Бергсдоттир ослепла, получив удар по затылку от отца-алкоголика. У Роберта Хикару была гидроцефалия – водянка головного мозга. У Олега Стрижова – тяжелая родовая травма и детский церебральный паралич. А мы с Ликой родились, сросшись головами.
Нам повезло: мы еще не ведали, что у нас есть какая-то память и личность, и за нас выбирали родители. После разделения хирурги провели нейропластику. Лике понадобилось совсем немного нейронов, мне – побольше. Пересаженные нейроны, разрастаясь и выстраивая свои сети, порой находят такие соединения, которые никогда не формируются при нормальном развитии. Так я стала чтецом. Искусственным человеком, которого не могло быть, если бы мои родители принадлежали к «людям старых традиций» и подчинялись «воле природы». Нам было в тот момент около двух лет – слишком малы, чтобы что-то помнить. Может быть, и была когда-то «другая девочка», «другая Аня» и, соответственно, «другая Лика», но их уже нет. Растворились. Поглощены. Приняла бы я подобное решение, если бы могла выбирать? Да, безусловно. Я-взрослая и Я-такая-как-Я-есть просто
Но сейчас речь не обо мне. Речь о Максиме. Ник Саныч наверняка предложит нейропротезирование для Лизы, и Максим наверняка согласится. В своей тоске он больше всего на свете хочет ее вернуть, и для него не имеет большого значения, вернется ли она точно такой, как была. Но для Лизы это имело значение. Мы можем подсадить нейроны и за счет управления аксональным наведением с помощью нейропептидов и управления на более высоких уровнях с помощью нейромедиаторов создать вполне функциональные структуры. Глаза будут видеть, мозг опознавать увиденное, центр речи называть то, что человек видит. Одного лишь мы не можем – воссоздать. Мы способны сделать так, чтобы Лиза заново выучила имя мужа и названия пьес Шекспира, но эти названия никогда не всколыхнут глубины ее памяти, не породят те мысли, которыми она жила, а имя не будет ассоциироваться со встречей на кафедре, с чайками и песком, обломками ракушек и запахом моря, с холодным ветром и пронзительной нежностью, от которых зуб не попадает на зуб, а на глаза наворачиваются слезы.
Так должна ли я сделать выбор Максима еще труднее, показав ему записи Лизы? Последнюю волю умерших принято выполнять. Лизина последняя воля была: никакого протезирования, никакой «новой Лизы», умерла так умерла. Выполнить ее – дань уважения к умершему или глупый предрассудок? С другой стороны, Лиза не оставила Максиму записку, в которой просила бы не пытаться вернуть ее. Почему? Я не знаю…
Зато я знаю: спасенные самоубийцы рассказывали о том, что в последний момент, когда они еще были в сознании, но уже ничего не могли сделать (например, болтались в петле или летели вниз с моста), все причины, толкнувшие их к самоубийству, становились несущественными. Им ужасно хотелось лишь одного – жить. Повернуть всё назад. Отказаться от самоубийства. Это ли не сокровенная истина истин? Или это всего лишь инстинкт, проявление животного в любом человеке? Неужели воспоминания могут быть настолько дороги, что без них жизнь не представляет ценности? И неужели нет? Разве наше сознание – это не кто-то, кто вечно смахивает пыль с воспоминаний и раскладывает по полкам новые впечатления? Разве наши поступки не определяются нашим прошлым опытом? И лишиться этой коллекции, не значит ли лишиться себя?
Я не знаю.
Зато я знаю, что Лиза кое-что упустила из виду. Ее «биологическое эго» не сможет полноценно заботиться о себе даже с посторонней помощью. Ему нужен разум, чтобы выжить. Так что, разрушив свой разум, Лиза обрекла свое тело на преждевременную смерть. От случайной инфекции, от травмы, от отравления, от несчастного случая, от пролежней – не важно. Другие люди, даже самые любящие и ответственные, не смогут заботиться о человеке так, как он делает это сам, даже не осознавая.
Какой поступок будет правильным?
Откуда мне знать?
Благодаря «заплатке», наложенной на мой мозг врачами, я способна увидеть то, чего не видит большинство людей, но это не делает меня мудрой или всевидящей. Я так же слепа и беспомощна, как любой человек. Я не вижу ответы. Я не вижу истину.
Я вижу только следы мыслей – огненные деревья.
Максим Хорсун
Великий замысел
Здравствуйте, дамы и господа. Мое имя – Филиас Шелдон. В прошлом я горный инженер, затем – путешественник, первопроходец, знаменитость и кумир молодежи. А затем – канувший в безвестность одинокий любитель виски и опия. И нет со мной рядом никого, кто бы помог избежать порочного пути и остановить это безудержное падение.