Русская фантастика 2015
Шрифт:
Сидит за столом у меня на кухне, пьёт чай. Конфет и пирожных нет, уж не обессудьте, боярышня. Смотрит – одновременно свысока и умоляюще.
– Сергей Владимирович. Вы мне нужны, вы мне очень нужны!
– А вы мне? И кто вы вообще такая? И откуда принесло вас по мою душу?
– Меня зовут Анна. Анна Смоль. И у меня есть дочь. Ей всего семнадцать лет. И врачи ничего не могут сделать.
– А я тут при чём? – спрашиваю с искренним удивлением. – Я же не врач, вообще ничего не понимаю в медицине. Вы, наверное, ошиблись адресом.
– Сергей Владимирович.
– Кого вытащить? Откуда вытащить?
– Мою дочь, из летаргического сна. Пётр Павлович, профессор Каматский, сказал мне, что был один такой случай. И это сделали вы…
Вот ведь гад! Ну, Петропалыч-на-камчатский, попадись только мне. И сколько она заплатила, если с потрохами меня заложил?!
– Во-первых, не знаю никакого профессора Каматского. Во-вторых, он всем известный враль. В-третьих, подобные эксперименты официально запрещены. Могу продолжить и в-четвёртых, и в-пятых…
– Хорошо, поняла вас. Пётр Павлович сразу предупредил, что убедить вас не удастся. Но единственная просьба. – Анна достаёт запечатанный конверт. – Вы его открываете, ещё раз думаете и звоните мне. Вот моя визитка.
Резко встаёт, выходит из дома… Садится в джип, уезжает. Гордая женщина, сильная, незаурядная – этого не отнять. Уважаю таких.
Конверт я открыл через час. Почему-то думал – в нём будут деньги. А там – всего одна фотография. Девочка-девушка… удивительной красоты. В прозрачном, словно хрустальном, саркофаге. Белоснежка, спящая красавица. Сам толком не понял, зачем позвонил Анне и сказал: «Попробую».
Пока ехал в поезде, прошерстил весь Интернет. Оказывается, Анна Смоль – из первой сотни Форбс. Угольно-металлургическая империя, штаб-квартира в Киеве. Ни хреновая барышня, нечего сказать. Не замужем, и, вероятно, не была. Оля – единственная дочь. Так что, как вариант, непорочное зачатие тоже со счетов сбрасывать нельзя. Характер, похоже, сильно нордический, если вместо Анна Смоль её часто называют – Мисс Сталь. Хотя мне – что стальная, что твердосплавная, что алмазная… окончательные решения всегда принимаю только сам. Иначе и быть не может.
На вокзале встретила сама, чуть позади – два дуболома-охранника. Сей жест оценил, такую мелкую сошку обычно встречают шофёры, а не миллиардеры. Гостиничный номер люкс, хотя это явно лишнее: чем проще обстановка, тем мне привычней и комфортней.
Клиника – за городом, явно для очень богатеньких буратиночек. Охрана – как на АЭС, не соврать. Но оно и к лучшему. Все эксперименты с погружениями в чужое сознание – запрещены международной конвенцией. И правильно. Любой «ныряльщик», рано или поздно, не «всплывает» – теряет свою аутентичность, становясь предельно урезанной копией того, в чей мир погрузился.
– Понимаете, ныряльщик – это не совсем обычный человек. Сильная личность, плохо поддающаяся постороннему влиянию. Ну а Сергей – вообще особый случай, можно сказать – уникум, можно сказать –
– …проходил подготовку в составе небольшой группы для работы в зоне действия психотронного оружия. Туда отбирали лучших, но с ним никто и рядом не стоял. Именно поэтому и был из этой группы отчислен.
– Почему? – Анна спрашивает вроде с интересом, но такое ощущение, что ответ ей заранее известен.
– Он полностью неуправляем. Для него приказ, отданный хоть верховным главнокомандующим, не более чем повод задуматься и принять то решение, которое он сам сочтёт правильным. А при его морально-этических принципах…
Ладно, хватит меня тут по винтикам разбирать. Стучу в дверь, вхожу…
Сидим в кабинете втроём, обсуждаем технические детали. Мы с Петропалычем обсуждаем, Анна слушает.
– Для первого погружения какое наложение биополей даём? – спрашивает Петропалыч.
– Думаю, мне – пятьдесят процентов Олиных, ей – пять процентов моих, – отвечаю ему.
– Лезешь на рожон?! Начинать с пятидесяти процентов только совсем безбашенный авантюрист может, – Петропалыч даже голос повышает. На лице Анны – вопрос. Петропалыч пускается в объяснения:
– Ну, мы будем в Олины мысли подмешивать небольшую долю образов из головы Сергея. И наоборот, только ему – с приличным коэффициентом наложения.
– А это не опасно? – озабоченно спрашивает Анна.
– Для Оли совершенно безопасно при таком наложении. А вот для Сергея… ну, он и глубже погружался в чужой мир.
– Ладно, хватит время терять, – ставлю точку в беседе. – Давайте, я уж делом сейчас займусь.
У городских ворот меня не ждут. Две высокие зубчатые башни то выныривают из бледно-розовой мглы, то вновь стыдливо прячутся за мутную ширму тумана. Массивные ворота на замке, но маленькую калитку сбоку запереть забыли. Вхожу внутрь, и тотчас меня с головой накрывает облако. Тучка такая, как представляют дети, – густая, мягкая, пушистая. Сладкая на вкус. Облако сахарной ваты, не иначе. Оно обволакивает меня, источая едва уловимый аромат… Жасмин? Пион? Ночная фиалка?
– Наложение: пятьдесят пять, – даю команду дежурному оператору.
Сахарное облако начинает медленно расползаться в разные стороны, повиснув грязно-розовыми клочьями на ветках деревьев и крышах домов. Будто нарисованный шпионской ручкой с невидимыми чернилами, город проступает из тумана, когда выходит робкое солнце. Зыбкие улицы с неясными силуэтами домов; размытые контуры бульваров; кажется, деревья; кажется, фонари…
– Оля! – зову я, не особо надеясь, что хозяйка города отзовётся. Тишина в ответ. Только аромат усилился… Вербена? Ландыш? Какие ещё цветы существуют?