Русская идея: иное видение человека
Шрифт:
Эти колебания и завихрения, связанные с проблемой мессианства, на протяжении веков привели к постепенному изменению концепции русского мессианства.
Крещение Древней Руси рассматривалось как крещение «работников последнего часа» (Мф. 20, 12). Может быть, Киевские летописи, выделявшие это обстоятельство, хотели тем самым подчеркнуть ее особое призвание? Очевидно, что позднее Москва, считавшая себя «третьим Римом», полагала, что она будет и последним Римом, «а четвертому не бывать» [920] . Русские и иностранные историки подробно описали обстоятельства и последствия этой убежденности [921] . Добавим несколько замечаний на эту тему.
920
Послание старца Филофея великому князю Василию о неблагоприятных днях и часах//Памятники литературы Древней Руси. Конец XV — первая половина XVI века. Москва, 1984. С. 453.
921
См. библиографию в конце книги.
Часто забывают, что глубокий смысл и
922
Ср.: J. MEYENDORFF, Temoignage universel et identite locale dans I’Orthodoxie russe//Mille ans. P. 112.
923
Н. БЕРДЯЕВ, Русская идея. С. 12.
Движение раскольников восстало против этой концепции [924] , призывая вернуться к апокалиптической и мистической устремленности. Раскольники почувствовали измену в Церкви и государстве, измену святости иерархической власти. Из раскольнического движения возник феномен «нетовщины» — отрицания ценности существующего царства, которым овладел Антихрист [925] .
Таким образом, мессианская идея раскольников была глубоко эсхатологической: они считали себя единственными, ожидающими второго пришествия Христа в падшем мире, который хочет воздвигнуть новый Рим по образцам мира разложившегося.
924
Там же. С. 15 и сл.
925
В. MARCHADIER, Raskol//DS 13 (1988). Col. 127–134.
С наступлением раскола начался раскол самой русской идентичности: сознание чисто духовного призвания, бывшее у старообрядцев, стало заменяться мессианством, понимаемым как провиденциальная политическая миссия. Такова была суть убеждений царя Александра I после наполеоновских войн и основное содержание обещаний большевиков осуществить рай на земле.
Многие мыслители оправдывали такое воззрение. К. Леонтьев, например, доказывал провиденциальность царской власти, обосновывая это историческими причинами и страхом перед социализмом, который, писал он, «рано или поздно возьмет верх… среди потоков крови и неисчислимых ужасов анархии» [926] . К тому же известно, насколько реакционный деспотизм Николая I черпал поддержку в движении, соединившем в себе «Православие, Самодержавие, Народность» [927] . Идеалисты не принадлежали к этому движению, но некоторые из них разделяли ту же программу.
926
Н. БЕРДЯЕВ, Константин Леонтьев. Париж, 1926. С. 216.
927
Знаменитая формула министра просвещения Уварова (1833–1845) при Императоре Николае I; ср.: A. KOYRE, La philosophie et le probleme national en Russie au debut du XIXsiecle. Paris, 1929. P. 11; COPLESTON, Philosophy. P. 46; M. WINKLER, Slavische Geistwelt. Т. I. Russland. Darmstadt; Genf, 1955. S. 178–184; GOERDT, I. S. 49; G. PIOVESANA, Storia… P. 83 ff.
Поэт Федор Тютчев расцветил представленную им идею «русского христианского царства» такими привлекательными красками, что Вл. Соловьев посвятил ему полную восхищения статью [928] .
Мессианская миссия как таковая была связана, прежде всего, с Церковью. Это сознание было присуще всем служителям Церкви. Деятельность Русской Православной Церкви в этом направлении была очень значительной [929] . Существует особое объяснение связи между сознанием Церкви и России: христианская Церковь по своей природе универсальна. Но раскол между Востоком и Западом, падение Константинополя, оккупация турками Балкан, казалось, подтверждали убеждение в том, что православная вера не сохранилась нигде, кроме России [930] . Истинность этого православия связана не только с догматами, но, прежде всего, с сохранившимся духом Церкви, огражденным от римского и протестантского рационализма [931] . Это мнение А. Хомякова в общих чертах разделяли все славянофилы, и, по сути, оно не очень отличалось от позиции некоторых западников. П. Чаадаев, например, сокрушавшийся об оторванности своего Отечества от общечеловеческой культуры, в конце своей жизни благословлял эту изолированность, поскольку благодаря ей христианская вера смогла уберечься от страстей, властвующих над земными интересами [932] . Это мнение становится преобладающим. Для Тютчева Россия — «хранительница православной веры» [933] . Часто цитируют высказывание Достоевского из Дневника писателя об утерянном образе Христа, сохранившемся лишь в русском православии [934] .
928
Вл. СОЛОВЬЕВ, Сочинения. Брюссель. Т. VI. С. 463–480.
929
S. BOLSHAKOFF, The foreign missions of the Orthodox Church. London, 1943.
930
E. PORRET, Berdiaeff. P. 39.
931
А.
932
Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 71.
933
G. GUARIGLIA, II messianismo russo. Roma, 1956. P. 144 ff.
934
В. SCHULTZE, Profetismo e messianismo russo religioso. Essenza, origini e rappresentanti principali/ /OCP 22 (1956). P. 182.
А. Каревский считает, что к русскому православию можно отнести евангельские слова: «non prevalebunt (неодолеют. — Прим. Пер.)»{Мф. 16, 18). Он пишет: «Вопрос о достоинстве православия, то есть русского исповедания христианства, имеет первостепенную важность, можно сказать, для всего мира, для тысяч людей, исповедующих другую веру, и для большого числа раскольников, единокровных наших соотечественников» [935] . Желание вновь погрузиться в глубины русского православия было движущим мотивом обращения многих представителей русской интеллигенции накануне Первой мировой войны [936] .
935
А. КАРЕВСКИЙ, Россия — светоч Православия. Казань, 1894. С. 8.
936
В числе прочих это произошло и с П. А. Флоренским и С. Н. Булгаковым.
2. Миссия в Европе Оппозиция
Связи между Россией и Западной Европой породили множество проблем, в том числе и связанных с мессианизмом [937] . И в этом контексте возникает следующий вопрос: принадлежит ли Россия к семье европейских народов? Ни на Западе, ни в самой России не могли ответить на него. Макс Шелер остерегался даже ставить его [938] . Немецкий ориенталист К. Онаш (Onasch) признавался, что он не может понять русский мир и не обладает необходимым запасом слов, который позволил бы ему постичь и выразить идеи этого мира [939] . Гердт (Goerdt) же, напротив, на основании четырех аргументов доказал изначальное единство европейского Востока и Запада [940] : 1) христианство по своей природе универсально; 2) византийская культура является синтезом эллинизма и римского права; 3) западные влияния в России были очень значительными; 4) границы между Западом и царской Империей не были жестко закрепленными. Католический мыслитель Франц фон Баадер считал Россию посредницей между Востоком и Западом. И его мысли о вере, сохраненной православием, были очень близки идеям славянофилов и Вл. Соловьева [941] .
937
GOERDT, I. S. 27; Ibid.. S. 767, Index: Russland und Europa; см. также: В. ЗЕНЬКОВСКИЙ, Русские мыслители и Европа. Критика европейской культуры у русских мыслителей. Париж, 1955.
938
GOERDT, I. S. 27.
939
Geist und Geschichte der russischen Ostkirche. Berlin, 1947. S. 5.
940
GOERDT, I. S. 33–35.
941
W. LAMBERT, Franz von Baaders Philosophie des Gebetes. Ein Grundriss seines Denkens// Innsbruckertheologische Studien, 2. Innsbruck; Wien; Miinchen, 1978.
Что же касается мнения русских о самих себе, то они всегда ощущали разницу между собой и остальной Европой, но после наполеоновских войн русская интеллектуальная элита стремилась понять, объяснить и осмыслить это различие [942] . А поколение двадцатых годов XIX века начало с утверждения того, что различие это только количественное и потому Россия должна лишь преодолеть некоторое отставание, чтобы сравняться с Западом [943] .
942
A. KOYRE, La phllosophie et le probleme national en Russie.., Paris, 1929.P. 208.
943
Ibid. P. 209.
Однако, согласно более часто встречающейся точке зрения, между Россией и Западом существуют сущностные различия. Например, Н. Данилевский, один из последних славянофилов, считает, что Россия не принадлежит к Европе, и не имеет с ней ничего общего. Он добавляет, что, в конце концов, это «приведет к ужасному столкновению» [944] .
Какой же вывод можно сделать из этих сопоставлений? Коль скоро признать различия, соотнеся их с ценностями обоих миров, то возможно ли не вынести какого–то суждения и не иметь каких–то предпочтений?
944
Россия и Европа. Санкт–Петербург, 1871.
Мы говорили о движении, называемом «западническим», которое объединяло тех, кто восхищался превосходством Запада. Для представителей этого движения Запад был конкретным обозначением идеальной мечты. Достаточно вспомнить жесткую критику России со стороны Чаадаева в первом из его Философических писем [945] критику, в которой ощущалась определенная симпатия сначала к католичеству, а позднее и к социализму. Очевидно, что такое восхищение Западом содержало в себе изрядную толику утопизма.
945
Издано Ф. РУЛО. Париж, 1970.