Русская идея: иное видение человека

Шпидлик Томас

Откуда этот интерес к Троице? Разум непроизвольно обращается к духу. Русские хотят внести в мир идеал «всеединства», не того единства, которое уничтожает многообразие, но многообразия, которое достигает единения. Итак, Святое Три–единство лучше всего выражает воззрения русских мыслителей. Именно это утверждает Вл. Соловьев: «Восстановить на земле этот верный образ Божественной Троицы — вот в чем русская вдея». Это высказывание является резюме и итогом брошюры, так и озаглавленной: Русская идея [265] .

265

Вл. СОЛОВЬЕВ, Русская идея//О христианском единстве. Брюссель, 1967. С. 245. В брошюре, где обсуждается конференция, посвященная девятисотой годовщине крещения Руси, говорится: «Девятьсот лет тому назад мы были крещены Святым Владимиром во имя Животворящей Троицы, а не во имя бесплодного единства. Русская идея не может заключаться в отречении от нашего крещения».

Карсавин,

также занимаясь исследованием реальности как все–единства, повсюду обнаруживает три–единство; он демонстрирует три–единство Бога различным образом, рассматривая представления о Боге как о Любви, а потом как о «Всеблагости» [266] ; детерминированное изначальное единство он отождествляет с Отцом, единство, которое разделяется в себе самом, — это Сын, а единство воссоединяющее — это Святой Дух [267] .

Флоренский — богослов троичности par exellence

266

Ср.: BUBNOFF, II. Р. 344.

267

Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 386.

Для о. Павла Флоренского Троица является главной темой всего богословия, всего культа и всей жизни [268] . Следуя за бл. Августином, повсюду искавшим следы, оставленные Троицей (vestigia Trinitatis), Флоренский сумел отыскать Ее новые «следы»: пространство, имеющее три измерения, время, имеющее троичную природу (прошлое, настоящее, будущее), язык с тремя грамматическими лицами (я, ты, он) [269] .

268

L. GANCIKOV/ /EnFil. Col. 467; М. SILBERER, Die Trinitatslehre im Werk von Pavel A. Florenskij. Wurzburg, 1984.

269

Столп и утверждение истины. XXIX. С. 593–599.

Но между бл. Августином и о. П. Флоренским существует примечательная разница. Первый исходит из веры в Троицу и своими размышлениями пытается приблизиться к пониманию догмата. Флоренский же начинает с открытия «троичностей» в мире и приходит к выводу о том, что они необъяснимы без небесной Троицы. «Чувствуется, что есть ка–кая–то глубокая связь между всеми этими троичностями, но какая?» [270] Во всем мы сталкиваемся с антиномиями, которые можно разрешить лишь с помощью компромиссов, но которые соединяются и согласуются друг с другом в Боге, Едином и Триедином. В самом деле, у нас нет другого решения наших проблем: «или поиски Троицы, или умирание в безумии» [271] .

270

Там же. С. 595 и сл.

271

Там же. IV, письмо 3–е. С. 63–66.

Подвергнув анализу понятие homoousia (едино–сущие), он находит в нем ключ ко всей человеческой мысли. Все философские системы он разделяет на две группы в зависимости от того, признают ли они едино–сущие (homoousia) или только подобосущие (homoiousiaf. Его выводы будут иметь важные последствия для богословия, социологии, космологии и, прежде всего, для гносеологии.

Социальная Троица

Усилия бл. Августина обнаружить в индивидуальном человеке отсвет Троической жизни по большей части были чужды обычному богомыс–лию Востока. Тринитарное истолкование образа употребляется здесь, скорее, при его социальном приложении к Церкви — собранию человеческих личностей, объединенных в божественном единстве; особенно это относится к монастырям [272] , что отчетливо можно проследить на примере мысли св. Василия Великого [273] и преп. Феодора Студита [274] .

272

La spiritualite. P. 55, 153 ff.

273

Ср.: T. SPIDLJK, La Trinita nella spiritualita della Chiesa orientale// E. ANCILU, II mistero del Dio vivente. Roma, 1968. P. 235 ff.

274

В Добротолюбии. Т. IV. Изд. Св. Горы Афон, 1889. С. 423 и сл.

Все, что утверждается относйтельно Церкви и монастырей (церквей в миниатюре, выступающих в роли образцов), русские авторы относят и ко всему человеческому обществу как таковому [275] . Для Вл. Соловьева, например, «социальная троица» означает множество, состоящее из трех органических единств: Церковь, государство и социальное общество. Разрешение их взаимоотношений следует искать в тайне отношений божественных: необходима свобода и суверенитет для каждого из этих компонентов, «не в отъединении от двух других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловной внутренней связи с ними» [276] .

275

Ср.: исследование V. ZANDER о социальных выводах из учения о Св. Троице в Le Semeur, журнале французского объединения студентов–христиан, май 1963.

276

Вл. СОЛОВЬЕВ, Русская идея. С. 245.

Позиция Флоренского наиболее универсальна. Изображение на титульном листе его книги Столп и утверждение истины взято из Amoris divini Emblemata, studio et aere Othonis Vaeni concinnata [277] . Там представлены два ангела на пьедестале с надписью: Finis amoris, ut duo unum fiant (предел любви — да двое едино будут). Этот символ выражает основную идею его метафизики, а именно: все сотворенные личности, являющиеся частью мира, должны стать единосущными [278] .

277

Antverpiae, 1660.

278

Столп и утверждение истины. V, письмо 4–е. С. 85 и сл.

Дружба, одно из самых прекрасных отражений Троицы

Н. Федоров называет дружбу «естественным таинством»; для него она была «родом литургии» [279] . Флоренский усваивает эту мысль и развивает ее следующим образом: в дружбе мы сильно ощущаем единство в различии. «Я, отражаясь в друге, в его Я признает свое другое Я» [280] . «Но друг — не только Я, но и другое Я, другой для Я. Однако, Я — единственно, и все, что есть другое в отношении Я, то уже — и не–Я. Друг — это Я, которое не–Я: друг — contradictio, и в самом понятии о нем завита антиномия» [281] . Как можно разрешить эту антиномию? Разумеется, это неосуществимо человеческими усилиями, говорит Флоренский. Дружба между двумя разными людьми, ревностно хотящими соединиться воедино, не потеряв при этом собственной индивидуальности, нуждается в помощи Единого и Триединого Бога [282] . Тогда становится возможным «вйдение себя глазами другого, но пред лицом Третьего, и именно Третьего [т. е. Бога]» [283] .

279

Там же. С. 457 и сл.

280

Там же. С. 439.

281

Там же.

282

Там же. С. 457.

283

Там же. С. 439.

Тринитарное измерение космоса

На иконе Андрея Рублева сотворенный мир восьмиугольной формы вовлечен в божественную жизнь. И для И. Киреевского структура мира, чтобы стать духовной, должна соучаствовать в тайне «единосущия», входящего в тринитарный догмат [284] .

Ту же самую мысль, только в более развернутой форме, мы встречаем у JI. Карсавина [285] , но вновь заслуга Флоренского в том, что именно он сознательно ввел в космологические рассуждения принцип homoousia, аналогичный принципу христологического догмата. Для него невозможно понять истинный смысл природы, не принимая принципа единосущия, и только в этом случае возможен правильный подход к научным исследованиям. И действительно, наука и метафизика с самого начала стремятся рассматривать мир как единство, раскрывая онтологические связи, преодолевающие их пространственные и временные разделения. Системы Платона, Аристотеля, Плотина, великих схоластов, Фихте, Шеллинга и Гегеля суть системы поиска глубинного единства космоса. Единство твари — не единство хаотических элементов, но органическое единство структуры — есть необходимая предварительная предпосылка для построения науки [286] .

284

Fr. ROULEAU, Ivan Kireievski et sa place dans la pensee russe. Paris, 1972. Vol. I. P. 108 ff.

285

G. WETTER, L. P. Karsavins Ontologie der Dreieinfieit. Die Struktur des kreaturlichen Seins. Abbild der gottlichen Dreifaltigkeit. Roma, 1943.

286

Столп и утверждение истины. X, письмо 9–е. С. 278—279.