Русская идея: иное видение человека
Шрифт:
Основные источники Писания, которые следует отметить — это Книга Притчей Соломоновых (8, 22–31), Книга Премудрости Соломона (7, 25–28) и Псалтирь (ЮЗ, 23). Что же касается патриотических текстов, то число их велико; но любопытно, что софиологи редко цитируют Отцов, чаще они обращаются к иконографии. В России, напоминает о. С. Булгаков, в церквах культ Софии выделяется очень рано, и иконы Софии тесно связаны с культом Богородицы [1663] . Он выявляет софиологи–ческий смысл во многих иконах: Пресвятой Троицы, Христа Распятого, Богородицы, Огненного Ангела, Предтечи, Апостолов. Обычно на этих иконах можно найти надписи, содержащие несколько, строк из книг Премудрости Соломона или Притчей Соломоновых [1664] .
1663
Прот. Сергий БУЛГАКОВ, О Софии Премудрости Божией. Париж, 1935. С. 29 и сл.; С. 52 и сл.; С. 61 и сл.
1664
Флоренский предлагает анализ трех наиболее важных иконографических типов Софии. Ср.: Столп и утверждение истины. XI, письмо 10–е. С. 370 и сл.; Е. ТРУБЕЦКОЙ, Умозрение в красках. Париж, 1965; P. EVDOKIMOV, L’art de I’icdne. La theologie de la beaute. Bruges, 1972. P. 293 ff.
Георгий Федотов приводит свидетельства софийного милосердия в Духовных стихах, особенно проявлявшегося
1665
«Если называть софийной всякую форму христианской религиозности, которая связывает неразрывно божественный и природный мир, то русская народная религиозность должна быть названа софийной» (Г. ФЕДОТОВ, Стихи духовные. С. 65).
1666
Г. ФЕДОТОВ, Мать–земля//Тяжба о России. Париж, 1982. С. 220 и сл.
А я верую
«Сымому Христу, Царю Небесному,
Ищо Матери Быгородицы,
Святой Софеи Премудрыя,
Ищо Троицы Нераздельныя» [1667] .
Согласно Булгакову, софиология вырастает непосредственно из па–ламитского учения, из различения, проводимого им между Божественной сущностью и energeia. Два этих понятия, божественной энергии и Божественной Софии, выражают одно и то же [1668] . А Павел Евдокимов еще более категоричен: от св. Василия Великого и до святителя Григория Пала–мы традиция единодушна и тверда: она проводит различение между безусловной трансцендентностью Бога в Его сущности и имманентностью Его проявлений в мире. Бог сообщает Себя «вовне» в Своих энергиях, полностью при этом присутствуя. «Энергия» не является «частью» Бога, она есть Бог, сообщающий Себя в Своей благодати, ничего не теряя из безусловной «сокрытости» Своей сущности. Сущность и энергия — это два различных модуса бытия Божия — в Своей природе и вне Своей природы [1669] . И Восточная Церковь, добавляет он, разделяет именно это учение. «Западные богословы не признают значение и вклад паламизма, что создает глубокое догматическое различие между Западом и Востоком. Такую же трагическую неприязнь проявляли богословы Карла Великого по отношению к определениям Седьмого Вселенского собора. Паламитское учение не представляет из себя никакого новшества, оно не вводит ничего нового, а синтезирует и завершает святоотеческое Предание. С этой точки зрения Запад, для восточных христиан, не останавливается должным образом перед тайной божественной невыразимости и, не обладая учением о теосисе, не в состоянии обосновать природу причастия. Причастие не является ни сущностным, ни ипостасным, ни осуществляемым через тварную благодать (три невозможных случая). Оно возможно и действенно только в том случае, если оно — энергийно (паламизм). Бог общается с миром и совершает оббжение с помощью энергий, а человек «причащается божественной природе», не смешиваясь с божественной сущностью. В этом заключается все восточное учение о человеческой природе и о благодати, которая пронизывает ее» [1670] .
1667
Стихи духовные. С. 26.
1668
О Софии Премудрости Божией. Париж, 1935. С. 59 (прим.).
1669
L!amour fou de Dieu. Paris, 1973. P. 46 ff.
1670
П. ЕВДОКИМОВ, Православие. С. 261.
В теоретическом генезисе этого учения можно обнаружить следы философии стоиков, Каббалы, Якоба Беме, Шеллинга [1671] .
Но при этом не меньшее значение имел и собственный мистический опыт. Первым важным свидетельством такого рода была Жизнь Константина–Кирилла (La vie de Constantin–Cyrille), апостола славян [1672] . ««Сияние Софии озаряло всю жизнь этого святого, который не искал спасения в пустыне и не был похож на изможденных святых Египта и Палестины. Он обладал несметными богатствами и вел королевский образ жизни, благо–славляя не отчуждение от жизни, а преображение полноты бытия». Вся жизнь св. Кирилла, в которой не было крутого поворота от греховности к праведности, свидетельствует о постепенном достижении святости» [1673] .
1671
В. ЗЕНЬКОВСКИЙ, История русской философии. Т. II. Ч. 2. С. 146–147; Н. БЕРДЯЕВ, Русская идея. С. 178; ОН ЖЕ, Из этюдов о Я. Беме//Путь за 1930 г. № 20. С. 47–79; № 21. С. 34–62. Интересно, что ту же самую тенденцию можно обнаружить у св. Хильдегард фон Бинген: «единое видение Бога и мира», ср.: A. FUEHRKOETTER, J. SUBDRACK, Grosse Mystiker. Leben und Wirken. Mtinchen, 1984. S. 184 ff.
1672
III, 1. ed. Fr. GRIVEC, Fr. TOMSlC//Radovi staroslovenskog instituta. Zagreb, 1960. Kn. 4.
1673
H. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 245 (цитата из о. П. Флоренского переведена с английского. — Прим. Пер.).
Именно в понятии Софии соединились мистические прозрения Вл. Соловьева, особенно ярко выраженные в его поэзии. Откликаясь на ее сокровенный призыв, он совершает таинственное путешествие в Египет, где София является ему. Свой опыт, свои встречи с ней он описал затем в поэме Три свидания и в других стихах [1674] . Менее известен поразительный опыт о. Сергия Булгакова, который он описывает в автобиографическом отрывке в своей книге Свет невечерний [1675] .
1674
Стихотворения и шуточные пьесы В. С. Соловьева. Брюссель, 1970. С. 80–86.
1675
Цитируется у Н. ЛОССКОГО, История русской философии. С. 245.
Видение всеединства
«Все видел я, и все одно лишь было, —
Один лишь образ женской красоты…
Безмерное в его размер входило, —
Передо мной, во мне — одна лишь ты» [1676] .
Это юношеское видение стало решающим для Соловьева. Оно оказало на него столь большое влияние, что всю систему философии, которую он развивал на протяжении жизни, можно вывести из него. Во всяком случае, так утверждает Д. Стремоухов: «Система Соловьева представляется нам прежде всего синтезом христианской догматики и интуиции блистающей сущности красоты, воплощающейся в мире для того, чтобы преобразовать его. Интуиция этой сущности, которая получает имя Hagia Sophia, есть жизненный источник философии Соловьева» [1677] . Здесь мы находим подтверждение тому, о чем говорили выше: истина постигается интуицией в конкретной форме, она выражает себя в символах. Соловьеву она предстала в виде Прекрасной Дамы. Как откровение, она выходит за рамки рациональных понятий. Освещенный ею на протяжении всей своей жизни, Соловьев ощущает ее как нечто вечное (reschit по–древнееврейски), соединяющее начало (be–reschit) с концом (malkouth) [1678] . По замечанию Б. Вышеславцева, София на протяжении многовековой традиции — это «философский камень», который каждый ученый пытается найти в своей собственной отрасли знания. «Но это никогда невозможно, ибо мудрость, София, в своем всеобъемлющем единстве… выходит за пределы каждой частной науки» и обрести эту ценность можно лишь в единении со всем и со всеми [1679] . Уже Ориген описывал, как он чувствовал себя заблудившимся в лесу символов Писания, пока однажды не понял, что духовный смысл всего написанного — «един» [1680] . И такой же опыт имел Соловьев и другие софиологи в отношении единства всей реальности и частичности всего того знания, которым мы обладаем. С. Булгаков говорит о «всеорганизме идей» [1681] . Всякая сущность имеет свою идею, которая является в то же время ее основанием, нормой, энтелехией. София как целое — это энтелехия мира, душа мира [1682] .
1676
Стихотворения и шуточные пьесы В. С. Соловьева. Брюссель, 1970. С. 84.
1677
D. STREMOOUKHOFF, Soloviev et son огиге messianuque. Strasbourg, 1935. P. 8.
1678
В. СОЛОВЬЕВ, Россия и Вселенская Церковь//Собр. соч. Т. 11. Брюссель, 1969. С. 298.
1679
Вечное в русской философии. С. 228.
1680
Н. DE LUBAC, Histoire et Esprit. L’intelligence de I’Ecriture d’apres Origene. Paris, 1950. P. 93; La priere. P. 146.
1681
Агнец Божий. Париж, 1933. С. 136.
1682
Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 265.
Булгаков ищет объяснения вселенского аспекта Софии в единстве всего видимого. Но это вовсе не влечет за собой исключения невидимого, божественного. Мир без Бога немыслим, признает Карсавин [1683] : «Истинное мое тело — телесность всего мира, «мать–земля», всеединая наша материальность, сама наша тварность, сущая лишь в причастии нашем Богу» [1684] . В рамках этой традиции о. П. Флоренский мог утверждать: «Чем же теперь является София? Это Великое, царственное' и женственное существо, которое, не будучи ни Богом, ни вечным Сыном Божиим, ни ангелом, ни святым человеком, принимает почитание и от завершителя Ветхого Завета и от родоначальницы Нового. «Кто же оно, — говорил в своем выступлении о Конте в 1898 году Вл. Соловьев [1685] , — кто же оно, как не самое истинное, чистое и полное человечество, высшая и всеобъемлющая форма и живая душа природы и вселенной, вечно соединенная и во временном процессе соединяющаяся с Божеством и соединяющая с Ним все, что есть. Несомненно, что в этом полный смысл Великого существа, наполовину прочувствованный и сознанный Контом, в целости прочувствованный, но вовсе не сознанный нашими предками, благочестивыми строителями Софийских храмов». Короче, София — это Память Божия, в священных недрах которой есть все, что есть, и вне которой — Смерть и Безумие» [1686] . Как понять это выражение применительно к Софии? Флоренский использует понятие «монады» для обозначения «некоторой реальной единицы» [1687] . Однако очевидно, что такая терминология неприемлема для тех, кто привык понимать под монадой реальность, замкнутую в себе самой, без контакта с другими. Ведь Флоренский имеет в виду прямо противоположное; говоря о «монаде», он хочет выразить наличие таких тесных связей, которые превращают ее в «много–единое существо»: единосущие разно–ипостасной реальности [1688] . Выражением «памятьБожия» Флоренский обозначает универсальное памятование всей реальности как theognosia; таков же и смысл вечной памяти [1689] .
1683
В. ЗЕНЬКОВСКИЙ, История русской философии. Т. II. Ч. 2. С. 151.
1684
Л. КАРСАВИН, О началах. Берлин, 1925. С. 140.
1685
Вл. СОЛОВЬЕВ, Идея человечества у Огюста Конта, IX//Собр. соч. Т. 8. С. — Петербург, 1903. С. 240–241.
1686
Столп и утверждение истины. XI, письмо 10–е. С. 390.
1687
Там же. С. 324.
1688
Там же. С. 325.
1689
См. выше с. 90–91 наст, издания.
Конкретная идея
Греческая философия стремилась рассматривать реальность в единстве, в том единстве, которое выражено в классическом определении философии как познания вещей человеческих и божественных [1690] . Однако чтобы охватить все реальности вместе, необходимо суметь увидеть их ex ratio–nibus altioribus, то есть постичь их «идею».
Христиане–созерцатели также хотели познать logos alethinos, истинный смысл вещей, их истинную «идею» [1691] . Св. Василий Великий (и многие другие) говорил о «мудрости мира», Sophia tou kosmou [1692] , и о. П. Флоренский в том же ключе говорит о «разуме твари», об «идеальной субстанции» [1693] .
1690
Ср.: Т. SPIDLIK, La sophiologie de S. Basile//ОСА 162. Roma, 1961. P. 30.
1691
La spiritualite. P. 173 ff.
1692
La sophiologie de S. Basile. P. 27.
1693
Столп и утверждение истины. XI, письмо 10–е. С. 349.
Но вместе с тем, здесь, по–видимому, таится опасность абстрагирования, опасность, которой так настойчиво стремились избежать русские мыслители, ибо истина конкретна [1694] . Говоря об идеях, о. С. Булгаков, подобно о. П. Флоренскому, проводит различие между «понятиями» и «идеями».
Понятие есть плод спекулятивного и абстрактного разума, соединяющего общие части, присутствующие в сходных вещах. А «в идее и общее, и индивидуальное существует как единое; […] причем это единство существует не только in abstracto, но in concreto. И сказанное больше всего применимо к тому, что составляет полноту и венец бытия, именно к человеку. […] Человечество есть поистине единый Адам, и ветхий, и новый, и первозданный, и возрожденный во Христе, и слова Господа Иисуса о том, что Он Сам присутствует и в алчущих, и в жаждущих, и в заключенных, и во всем страждущем человечестве, надо принимать в их полном значении» [1695] . «Идея» вовсе не обозначает лишь общие черты, не то, что является «похожим» в разновидностях реальности, но то, что объединяет их онтологически.
1694
См. выше с. 72 наст, издания.
1695
Свет невечерний. Москва, 1917. С. 231; ср.: Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 267 и сл.
В работе Смысл идеализма [1696] о. П. Флоренский излагает свое представление об «идеально–конкретном». Так же, как и Феофан Затворник [1697] , он обращается за примерами к искусству: истинное искусство при помощи определенных конкретных линий создает единство личности. Живопись изображает не кратковременное состояние, как это делает мгновенная фотография, являющаяся безжизненным и достаточно искусственным, хотя и точным воспроизведением, художник создает нечто, противоположное фотографии, ибо на одном полотне он сливает в единое целое все то, что принадлежит различным моментам времени, создавая тем самым гармоническое единство. Флоренский иллюстрирует это утверждение выдержками из учебника по философии искусства, из которых следует, что портреты, написанные великими голландскими, немецкими и итальянскими мастерами, являются синтезом различий, слитых в гармоническое единство; например, складки рта передают «возбуждение и напряжение воли», а «в глазах господствует разрешающее спокойствие интеллекта». Родэн в своих Беседах об искусстве говорит то же самое о статуях, от которых веет истиной; они суть комбинации движений, разделенных во времени. В своих картинах, например, в «Nature morte» Пикассо пытался представить скрипку с различных точек зрения, со всех сторон, чтобы раскрыть «всестороннюю пластичную внутреннюю жизнь скрипки, ее ритм и динамику» [1698] .
1696
Смысл идеализма//В память столетия (1814—1914) Императорской Московской Духовной академии. Сб. статей. В 2–х частях. Сергиев Посад, 1914. Ч. И. С. 41–134.
1697
Начертание христианского вероучения. С. 237 и сл.
1698
Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 238.