Русская литература в Германии. Восприятие русской литературы в художественном творчестве и литературной критике немецкоязычных писателей с XVIII века до настоящего времени
Шрифт:
Боденштедт был очень разноплановым автором (Donat 2012), успешным поэтом и менее успешным прозаиком и драматургом, автором путевых заметок и автобиографических сочинений. Но значительный вклад в литературу он внес только как автор «Песен Мирзы Шафи» и как переводчик. Уже в 1840-е годы Боденштедт издал переводы отдельных произведений Лермонтова и Пушкина (1843), а также сборник украинских народных песен (1845). Естественно, что ранние, еще незрелые переводы Лермонтова и Пушкина сильно проигрывают более поздним его работам, благодаря которым, начиная с 1850-х годов, Боденштедт приобрел славу ведущего переводчика с русского языка. Его двухтомный перевод Лермонтова («Micha"il Lermontoff’s Poetischer Nachlass»), изданный в 1852 году, и сегодня признается одним из лучших переводов русского поэта-романтика. Кроме того, издание включает в себя подробный обзор литературных сочинений поэта, разбор их жанрового своеобразия (любовная и природная лирика, эпиграммы, элегии, баллады, поэмы) и основных творческих методов. Работы Боденштедта считаются первым в Германии литературно-историческим исследованием жизни и творчества Лермонтова, и не в последнюю очередь благодаря компетентным ссылкам на Байрона и Пушкина. Большой след оставили и прозаические переводы Боденштедта, прежде всего отдельных произведений Пушкина и Тургенева. Вскоре после издания на немецком языке Лермонтова появился трехтомник переводов лирики Пушкина «Поэтические произведения» («Poetische Werke», 1854–1855), а спустя десятилетие последовало издание рассказов Тургенева (1864–1865). К переводу русских авторов Боденштедт подходит иначе, чем, например, к сонетам Шекспира. Как и Вольфсон, он близко придерживается текста оригинала, но иногда адаптирует его к языку перевода, сглаживая его и даже иногда делая более тривиальным. Прежде всего это относится
Другие переводчики
Переводов произведений русской литературы становилось все больше и больше, что дало повод литературному критику Эрвину Бауэру уже в 1887 году говорить о немецкой «русомании». Из большого числа переводчиков краткого упоминания здесь заслуживают хотя бы те, кто своей работой способствовал пробуждению интереса немецких писателей к русской литературе.
В первую очередь к ним относится Август Видерт (1825–1888), известный как первый переводчик «Ревизора» Гоголя (1854). С 1851 года начинают появляться его переводы произведений Тургенева, высоко оцененные их автором.
Видерт родился и вырос в России, с начала 1850-х годов он пытался устроить свою жизнь в Германии, но в конце того же десятилетия вернулся в Россию и стал работать учителем в Харькове. Видерт был знаком с Вольфсоном, Карлом Августом Фарнхагеном фон Энзе, Бет-тиной фон Арним, Карлом Гуцковым, другом Тургенева Людвигом Пичем и обратил внимание Фонтане и Шторма на важнейших представителей современной им русской литературы.
Из других переводчиков необходимо назвать Иоганна Готфрида Рихтера (переводы произведений Карамзина), Карла фон Кноринга (1773–1841; переводы Грибоедова), поэтессу Клару фон Глюмер (1825–1906; переводы произведений Тургенева, Пушкина, Толстого и Писемского), Кристиана Готтлоба Трёбста (1811–1888, переводы из Пушкина), Генриха Ноё (1835–1896; переводы изТютчева), а также Стефана Сабинина (1789–1863) и Роберта Липперта (1810–?).
3.2.4. Ранние формы рецепции русской литературы в поэзии и литературной критике
В эпоху классицизма и романтизма усилия Гердера по распространению славянской культуры и литературы не нашли серьезного отклика. Счастливым исключением был Гёте (Lehmann 2000b; 2001). Так, первый переводчик на русский язык «Страданий юного Вертера» Николай Рожалин сообщает в письме своим родителям (04.06.1829) о большом интересе Гёте «ко всему, что связано с Россией». Внимание Гёте поначалу было обращено к сербскому народному эпосу, распространению которого в Германии он активно способствовал. В 1775 году он обработал под влиянием Гердера сербскую балладу «Асан-агиница», которая была опубликована в 1778 году Гердером в первой части «Народных песен» под названием «Скорбная песнь благородной жены Асан-аги» («Klaggesang von der edlen Frauen des Asan-Aga»). Следы этой баллады обнаруживаются в первых двух строфах стихотворения «Liebliches» из сборника «Западно-восточный диван» («West-"ostlicher Divan»). Около 1814 года Гёте снова обратился к сербской народной поэзии, в частности, эта тема возникает в его оживленной переписке и устном общении с Вуком Караджичем, основателем современного сербского литературного языка, со словацким историком Павелом Шафариком, словенским филологом Ерней Копитаром и переводчицей Терезой фон Якоб (псевд. Talvj / Тальфи, 1797–1870) – одним из ведущих популяризаторов славянской поэзии в XIX веке. Особенно в период между 1815 и 1825 годами Гёте получает множество писем с образцами славянской народной поэзии, которые он не только восторженно читает, но и распространяет, сопровождая своими комментариями и интерпретируя, например, в статье «Сербские песни» («Serbische Lieder» // «"Uber Kunst und Alterthum», 1825). Более того, в своей заметке «Богемская поэзия» («B"ohmische Poesie» // «"Uber Kunst und Alterthum», 1825) Гёте подчеркивает, что «произведения других славянских литератур также весьма достойны нашего внимания». Замечание Гёте относится и к современной ему русской литературе, с произведениями которой он был знаком благодаря письмам из России и визитам русских гостей, среди которых был российский дипломат и впоследствии министр образования Уваров, поэты Кюхельбекер, Батюшков, Шевырев, Карамзин и Жуковский. Огромный вклад в популяризацию русской литературы в Веймаре внесла великая герцогиня Мария Павловна, которая происходила из Российской императорской семьи. В ответ на положительную рецензию русского шеллингианца Шевырева на «Елену, классико-романтическую фантасмагорию» из второй части «Фауста» Гёте признает в упомянутом ранее письме Борхардту «высокую эстетическую культуру» русской литературы (Lehmann 2000b). Но при всем интересе Гёте к русской литературе невозможно говорить о ее влиянии на творчество немецкого поэта. Отдельного упоминания заслуживает «Маскарадное шествие русских наций» («Maskenzug russischer Nationen»), сочиненное Гёте по случаю дня рождения Марии Павловны 16.02.1810, а также интерес Гёте к гениальному и демоническому образу Петра I и основанному им Санкт-Петербургу, который нашел свое отражение в пятом акте второй части «Фауста». Тема власти стихии, укрощенной могучей человеческой волей, и связанных с этим жертв позволяет провести параллели между образами Петра Великого и Фауста. Однако следует с осторожностью относиться к слишком смелым заключениям, например к утверждению советского германиста Бориса Геймана, что толчком к работе над пятым актом второй части «Фауста» послужили беседы о невыгодном расположении Санкт-Петербурга, которые Гёте вел с Эккерманом после катастрофического наводнения 1824 года.
Если в XVII и XVIII веках сообщения о России затрагивали преимущественно политические, этнографические и религиозные особенности страны, то с начала XIX века все больше внимания привлекает и стремительно развивающаяся русская литература. Наряду с Карамзиным, Жуковским и другими русскими путешественниками сведения о русской литературе распространяли, например, подолгу жившие в Германии Тургенев, Герцен или также Тютчев, который в течение двадцати лет своей дипломатической службы в Мюнхене (1822–1837, 1839–1844) поддерживал близкое знакомство с представителями немецкой интеллектуальной элиты. Центрами распространения сведений о русской литературе были Берлин и Мюнхен, в меньшей степени Дрезден и Баден-Баден. В 20–30-е годы XIX века Берлин привлекал молодых художников и интеллектуалов из России, прежде всего благодаря своему университету (Mann 1983: 272 ff.). Лекции представителей гегельянской школы, например Карла Вердера и Эдуарда Ганса, а также таких историков, как Леопольд Ранке, слушали Иван Тургенев, Николай Станкевич, Януарий Неверов, Николай и Тимофей Грановские. В конце 1830-х годов они были частыми гостями салонов Генриетты Сольмар, Беттины фон Арним и Елизаветы Фроловой, где немецкие и русские философы и поэты обменивались знаниями и идеями. В Вене местом такого интеллектуального обмена была резиденция российского посла графа Разумовского, а в Баден-Бадене 1850-х годов – салон Александры Смирновой.
Важную роль в распространении русской литературы и культуры среди немецкой публики играли прибалтийские страны, которые в XIX веке входили в состав Российской империи. В этой связи необходимо упомянуть газеты и журналы, например издававшиеся в Ревеле «Esthona» и «Russische Bibliothek f"ur Deutsche» или «Baltische Monatsschrift», дерптский альманах «Dorpater Jahrb"ucher f"ur Litteratur, Statistik und Kunst, besonders Russlands» (Kahle 1950: 18 ff.). Свой вклад внесли также переводчики – выходцы из Прибалтики, такие как Карл Фридрих фон дер Борг (1794–1848) или Роман фон Беннингсгаузен (1816–1858), состоявший в берлинском литературном клубе «Туннель над Шпрее» («Tunnel "uber der Spree»). Крупным центром культурного и научного обмена был немецкий университет Дерпта (Тарту).
Публикации в периодических изданиях
В первой половине XIX века в немецких и австрийских журналах публикуется большое количество материалов о Пушкине, Лермонтове и Гоголе, знакомых немецким читателям по переводам, письмам и устным сообщениям. Начало этому было положено уже в 1803 году рецензией анонимного автора под названием «Обозрение русской литературы последнего десятилетия» («Uebersicht der russischen Literatur w"ahrend des letzten Jahrzehnts»), которая была напечатана в пяти выпусках литературной
Политические события, связанные с Россией, ее образ «жандарма Европы» вызывали антироссийские настроения у немецких демократов. Особенно негативно отразилось на рецепции русской литературы как французскими, так и младогерманскими авторами подавление российской армией польского восстания 1830 года. Отрицательное отношение распространялось, в частности, на стихи и драмы Пушкина, переводы которых были знакомы немецкоязычным читателям начиная с 1821 года. Пушкин подвергался резкой критике либералов за то, что в стихотворении «Клеветникам России» (1831) выступил в защиту действий российского правительства. Критический настрой по отношению к России подкрепила вышедшая в 1843 году и широко обсуждавшаяся в Европе книга маркиза Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году» («La Russie en 1839»), в которой автор недружелюбно отзывается о России. Критический настрой прослеживается вплоть до 1850-х годов, когда в связи с Крымской войной появилось много русофобских публикаций. В правление Николая I Россия заслуженно считалась колыбелью политической реакции и репрессий, направленных против художников и мыслителей. Этот негативный образ, созданный в стихах таких авторов, как Гофманн фон Фаллерслебен, Адольф Гласбреннер и молодой Теодор Фонтане, бездумно переносился критиками и рецензентами на русскую литературу. Ярким примером тому могут служить русофобские высказывания младогерманца Карла Гуцкова (1811–1878), который в 1839 и 1841 годах уничижительно отзывался о Пушкине в гамбургском журнале «Telegraph f"ur Deutschland», называя его «русским мавром», а русскую литературу считал эпигонсткой и презрительно называл «черным хлебом». Оценка Гуцкова, находившегося в плену политических предрассудков, сильно повлияла и на других рецензентов, о чем свидетельствуют, например, опубликованные в 1832 году в журнале «Bl"atter f"ur literarische Unterhaltung» отрицательные рецензии, в которых Пушкин предстает всего лишь подражателем Байрона, «в масштабе ящерицы к крокодилу» (Raab 1964: 40/41). Другой пример – уничижительная оценка русской литературы в первом издании (1848) антологии Иоганна Шерра «Картинный зал всемирной литературы» («Bildersaal der Weltliteratur»). Аналогичная ситуация сложилась и в России, где либералы приравнивали всех без разбора немцев к немецким ремесленникам, чиновникам и военным, которых россияне недолюбливали. Удручающее литературное свидетельство подобного отождествления – статья Александра Герцена «Русские немцы и немецкие русские» в журнале «Колокол» (1859).
Вместе с тем уже в 1830-е годы, но в особенности после 1840 года появлялось немало информативных публикаций, содержащих более дифференцированные оценки. Так, в 1833 году рецензент журнала «Bl"atter f"ur literarische Unterhaltung» сравнивает драму Пушкина «Борис Годунов», в 1831 году впервые полностью переведенную на немецкий язык, с трагедиями Гёте «Гёц фон Берлихинген» и «Эгмонт» и, усиливая эффект от этого лестного сравнения, замечает, что историческая драма Пушкина по богатству и правдивости характеров превосходит популярные в то время драмы Гогенштауфена. Произведения русской литературы включаются в литературоведческие обзоры, например в изданные в 1832 году лекции Оскара Людвига Бернхарда Вольфа «Европейская художественная литература новейшего времени» («Die sch"one Litteratur Europa’s in der neuesten Zeit») и в учебник русской литературы Фридриха Отто «Lehrbuch der Russischen Literatur» (1837).
Карл Август Фарнхаген фон Энзе
Из постоянно возраставшего числа критиков, которые давали компетентную оценку русской литературы, необходимо назвать прежде всего трех: Николая Мельгунова, Генриха Кёнига и Карла Августа Фарнхагена фон Энзе (1785–1858). Прусский дипломат и чиновник, поэт, литературный критик и почитатель Гёте, Фарнхаген на протяжении всей своей жизни интересовался Россией и русской литературой. Он был знаком со многими выдающимися русскими поэтами и мыслителями, в частности с Мельгуновым, Огаревым, Жуковским, Вяземским, Одоевским, а также с такими значительными немецкими критиками и переводчиками, как Кёниг, Вольфсон и Боденштедт. К несомненным заслугам Фарнхагена можно причислить его большую статью о Пушкине, которая была напечатана в 1838 году в «Альманахе научной критики» («Jahrb"ucher f"ur wissenschaftliche Kritik»). В этой статье Фарнхаген развенчивал распространенное в Германии представление о Пушкине как о подражателе и эпигоне западноевропейских поэтов. В противоположность большинству немецких критиков он хорошо владел русским языком и мог читать рецензируемые тексты в оригинале, а не в переводах. Кроме того, он был хорошо знаком с современной ему русской литературой благодаря своим контактам с русскими писателями, например с Неверовым, благодаря беседам в Берлинском салоне четы Фроловых, а также переписке с Жуковским и историком Александром Тургеневым, сведущим в вопросах литературы (Ziegengeist 1959; 1987). В своих заметках «Tagebl"atter» (19.06.1838) Фарнхаген говорит, что русский язык очень сильно привлекает его и что у этого языка «очень большое будущее». Опираясь на достоверные сведения, полученные в том числе от Мельгунова и Кёнига, он убедительно показал, какой огромный вклад внес Пушкин в развитие новейшей русской литературы, почему из всех названных им современных русских поэтов Пушкина следует признать величайшим. Пушкин для него не «русский Байрон», а национальный поэт, многим обязанный культуре своего народа, но в то же время и достойный представитель современной европейской литературы. По мнению Фарнхагена, Пушкина уместнее сравнивать не с Байроном, а с поэтами «всемирного значения» – Гёте, Шиллером, Шекспиром, Ариосто. В поэзии Пушкина Фарнхаген первым почувствовал ее всемирность, ее живую связь не только с русской культурой, но и с традициями европейского барокко, просвещения, классицизма и романтизма. Кроме того, Фарнхаген первым из немецких критиков обратил внимание на тематическое разнообразие и художественное совершенство пушкинской лирики. Статья Фарнхагена вызвала резонанс как в России, так и в западноевропейских странах. В России в 1839 году в журналах «Сын отечества» и «Отечественные записки» появился отклик на нее Виссариона Белинского (1811–1848), в Англии на нее отозвался Томас Карлейль.