Русская литература в Германии. Восприятие русской литературы в художественном творчестве и литературной критике немецкоязычных писателей с XVIII века до настоящего времени
Шрифт:
Об особенностях и богатстве русского языка и литературы Фарнхаген писал не только в статье о Пушкине. Вплоть до начала 1840-х годов он постоянно выступал в защиту молодой русской литературы, например в опубликованной в 1841 году в журнале «Archiv f"ur wissenschaftliche Kunde von Russland» статье «Новейшая русская литература» («Neueste russische Literatur»), где он устанавливает сходство между немцами и русскими, указывая на то, что обе нации, поздно вступив в историю мировой литературы, обогатили ее новым содержанием. Все статьи и рецензии, написанные Фарнхагеном, свидетельствуют о глубине и зоркости его суждений. Однако его собственные переводы произведений Лермонтова, Одоевского и др. интереса не представляют.
Генрих Кёниг и Николай Мельгунов
Николай Мельгунов (1804–1867) входил в кружок любомудров, члены которого (Шевырев, Одоевский, Веневитинов и Киреевский) в первой половине XIX века активно распространяли в России идеи немецких философов (в первую очередь Шеллинга) и немецкую поэзию (Гёте). Мельгунов долгое время жил в Германии и был знаком со многими немецкими поэтами, критиками и философами, в том числе с Шеллингом, Александром фон Гумбольдтом, Фарнхагеном фон Энзе. В серии статей, объединенных под названием «Русская литература и ее современные течения («Die russische Literatur und ihre gegenw"artigen Richtungen»), которая была напечатана в журнале «Bl"atter f"ur literarische Unterhaltung», Мельгунов знакомил немецких читателей с творчеством Пушкина и Лермонтова. Поддержку ему оказывал Генрих Кёниг (1790– 1869), чиновник из гессенского города
Дискуссии, вызванные «Очерками русской литературы», способствовали тому, что немецкие писатели стали все больше внимания обращать на русскую литературу, однако на их творчество в тот момент она серьезного влияния не оказывала. Недостаток знаний и уже упомянутые предрассудки препятствовали творческому усвоению опыта русской литературы писателями «Молодой Германии», таким как Гуцков или Генирих Лаубе. Георг Гервег, правда, был знаком с русской литературой благодаря Герцену и даже переводил биографию последнего, но в итоге предпочел сосредоточить внимание на его супруге Наташе. Имевшие место исключения лишь подтверждают правило. Гуцков использовал мотивы из опубликованной в 1836 году в немецком переводе «Капитанской дочки» Пушкина для своей трагедии «Пугачев» (1844), Карл Иммерманн отобразил в трилогии «Алексис» (1832) конфликт между Петром I и его сыном, Юстинус Кернер не только опубликовал в 1852 году «Сказку о Иване-царевиче и сером волке» Жуковского, но и с интерсом читал его поэму «Странствующий жид». Адальберт фон Шамиссо написал поэму «Ссыльные» («Die Verbannten», опубликована в альманахе «Musenalamanach f"ur das Jahr 1832») – литературный памятник поэтам-декабристам Кондратию Рылееву (1795–1826) и Александру Бестужеву (псевдоним Марлинский, 1979–1837). Не владея русским языком, Шамиссо при помощи подстрочника Эрмана переложил на немецкий язык поэму Рылеева «Войнаровский» и наряду с переводом поэмы Рылеева опубликовал собственную поэму «Бестужев». Шамиссо принадлежит также превосходный перевод стихотворения Пушкина «Ворон к ворону летит», которое, в свою очередь, было адаптацией шотландской баллады «The twa cobies». Получившее в переводе Шамиссо название «Русская песня Пушкина» («Ein russisches Lied von Puschkin», опубликовано в журнале «Deutschen Musenalmanach f"ur das Jahr 1839»), оно пользовалось большой популярностью среди немецких поэтов (Хофманн фон Фаллерслебен) и переводчиков (Липперт, Боденштедт) (Raab 1964: 180 ff.).
3.3. Встречи на одном уровне: контакты с русскими друзьями и учителями в эпоху «поэтического реализма» и немецкого позднего реализма на примере рецепции Тургенева
После 1840 года усиливается интерес немецких писателей и критиков к русской литературе, с особым интересом читаются и обсуждаются произведения Гоголя и Тургенева. Все чаще видные писатели и критики обращаются к творчеству своих русских коллег, вплоть до начала 1880-х годов в центре их внимания были произведения Ивана Тургенева (см. главу 3.2.1). «Записки охотника», «Дворянское гнездо» и другие его романы и повести с начала 1860-х годов становятся предметом немецкой литературной критики, на роман «Новь» сразу после его издания в 1877 году появляются рецензии Теодора Фонтане, Бертольда Ауэрбаха, Юлиана Шмидта и Пауля Линдау. Еще при жизни Тургенева и сразу после его смерти появляются его биографии и сочинения о его творчестве, авторами которых были Фердинанд Кюрнбергер («Тургенев и славянский мир» / «Turg'enjew und die slavische Welt» в журнале «Literaturblatt der Presse», 07.06.1866), Мориц Нехелес («Иван Тургенев. Портрет» / «Ivan Turgenjew. Eine Portr"atstudie», в журнале «Literaturblatt. Wochenschrift f"ur das geistige Leben der Gegenwart», 1879), Ойген Цабель («Музыка в произведениях Ивана Тургенева» / «Die Musik in Iwan Turgenjews Werken», в журнале «Musik-Welt. Musikalische Wochenschrift f"ur die Familie und den Musiker», 1881, «Иван Тургенев. Литературное исследование» / «Iwan Turgenjew. Eine literarische Studie», 1884), Людвиг Пич («Иван Тургенев. Личные воспоминания» / «Iwan Turg'enjew. Pers"onliche Erinnerungen», в журнале «Nord und S"ud. Eine deutsche Monatsschrift», 1878) и др. Крупным пропагандистом творчества Тургенева был Мориц Хартманн (1821–1872). Он лично знал Тургенева, переводил его произведения и писал статьи о нем для немецких журналов (например, для журнала «Freya»). Хотя переводил он отчасти с французского, его переводы заслужили похвалу Тургенева.
С историко-литературной точки зрения значение ранней рецепции Тургенева заключается в том, что она способствовала становлению реализма в немецкой литературе. Реакция на произведения русского писателя была далеко неоднозначной: например, «Записки охотника» получили положительную оценку Пауля Гейзе, но вызвали абсолютное неприятие со стороны Теодора Фонтане.
Между тем из всех представителей «поэтического реализма» именно Фонтане испытал влияние Тургенева в наибольшей степени, тогда как контакты Тургенева с Бертольдом Ауэрбахом или Теодором Штормом ограничивались лишь перепиской и обменом отдельными произведениями. Шторм читал Тургенева, а Тургенев – Шторма, и, несмотря на личную встречу в 1865 году и переписку, которая велась до начала 1870-х годов, творческого взаимовлияния не происходило: слишком противоположными натурами они были. То же самое можно сказать и об отношениях Тургенева и Бертольда Ауэрбаха: испытывая друг к другу глубокое уважение, они понимали реализм совершенно по-разному, что со всей очевидностью показывает сравнение «Шварцвальдских деревенских рассказов» Ауэрбаха и «Записок охотника» Тургенева. Более ощутимые результаты принесло обращение к тургеневской прозе Пауля Гейзе (1830–1914). Он поддерживал в Мюнхене обширные связи с живущими там русскими и был хорошо знаком с такими видными переводчиками, как Вильгельм Хенкель, Фридрих Фидлер и Клэр фон Глюмер. В период между 1854 и 1883 годами Гейзе заслужил признание как рецензент и издатель русской литературы (в журнале «Novellenschatz des Auslandes»). Он писал рецензии как на повести Тургенева, так и на
Более интенсивная творческая рецепция тургеневской прозы наблюдается у представителей немецкого позднего реализма, в частности у Леопольда фон Захер-Мазоха, Фердинанда фон Заара, Марии фон Эбнер-Эшенбах, а также у молодого Томаса Манна, Германа Гессе и Стефана Цвейга.
Теодор Фонтане
Среди крупных немецких писателей второй половины XIX века, наибольшее значение русская литература имела для Теодора Фонтане (1819–1898). Он одним из первых в Германии назвал Тургенева своим «учителем и образцом для подражания» (в письме Людвигу Пичу от 23.12.1885) и на протяжении всей своей жизни, хотя и с различной интенсивностью, обращался к России и русской литературе. Его высказывания о политике, культуре, изобразительном искусстве и литературе России не всегда однозначны, нередко критичны (Plett 2000: 572 ff.), но положительные оценки, особенно, когда речь шла о литературе, все же преобладают. Фонтане был лично знаком с важнейшими переводчиками и популяризаторами русской литературы, такими как Мельгунов, Вольфсон, Видерт и Боденштедт. С Вольфсоном его долгое время связывала близкая дружба, с остальными, например с Ойгеном Цабелем, он состоял в переписке.
Первое сильное впечатление от русской литературы Фонтане получил благодаря своему наставнику и другу Вильгельму Вольфсону. Изданная в 1898 году вторая автобиография Вольфсона «С двадцати до тридцати» («Von Zwanzig bis Dreissig»), по словам Фонтане, не только побудила его к изучению русского языка, которое, правда, не увенчалось успехом, но и познакомила его со множеством русских авторов «от старика Державина … Карамзина и Жуковского до Пушкина, Лермонтова, Павлова и Гоголя». Немалую часть того, что он почерпнул тогда из автобиографии Вольфсона, Фонтане сохранил в своей памяти до преклонных лет. Вольфсон начал активно популяризировать русскую литературу, когда два года (1841–1842) учился в Лейпцигском университете и посещал литературное общество. Фонтане прочитал в то время «Пиковую даму» и «Повести Белкина», а также русскую лирику (Жуковского, Державина, Лермонтова). Дальнейшему углублению его знакомства с русской литературой способствовали посещения Берлинского литературного клуба «Туннель над Шпрее» («Tunnel "uber der Spree»), на заседаниях которого регулярно читались и обсуждались переводы произведений русских авторов, сделанные как членами клуба, так и гостями. Перед самым вступлением Фонтане в клуб в 1841 году Роман фон Будберг-Беннингсгаузен представил в «Туннеле» свой перевод Лермонтова. Фонтане присутствовал также на чтениях таких переводчиков, как Франц Брёмель, Видерт, Вольфсон и Боденштедт (Schultze 1963a; 1963b; 1974), которые выносили на обсуждение свои переводы из Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Гоголя и Кольцова. К активным занятиям русской литературой Фонтане побудил Вольфсон. Переписка между ними красноречиво свидетельствует о том, что Вольфсон играл в отношениях с Фонтане роль литературного наставника и существенно повлиял на его эстетические взгляды. В частности, выдвинутая Фонтане концепция «просветления действительности» была подготовлена теорией «идеал-реализма» в литературно-критических работах Вольфсона, публиковавшихся в журнале «Russische Revue». Кроме того, благодаря Вольфсону Фонтане познакомился с творчеством важнейших русских писателей и многое узнал о русской культуре. Свидетельством интереса Фонтане к русской литературе служит его намерение написать работу о Гоголе, а также его рецензии на издания Павлова, Гоголя, Лермонтова и Жуковского. Еще в 1860-е годы он планировал публикацию эссе о трех русских писателях – Гоголе, Толстом и Тургеневе – под общим названием «Критические прогулки на Восток и Запад» («Kritische Wanderungen in Ost und West»).
Более серьезный интерес к русским писателям-реалистам Фонтане проявляет в 1880–1890-е годы. Тургенев и Толстой становятся объектами то восхищенных, то критических замечаний в его письмах, а также рецензиях на пьесу Толстого «Власть тьмы», на роман Тургенева «Новь» и пьесу «Месяц в деревне», которые были опубликованы в газете «Vossischen Zeitung» (Schultze 1963b: 346 f.). Фонтане считает Тургенева своим учителем, восхищается его наблюдательностью, отмечает, что у него «фотографический аппарат в глазах и в душе» (в письме к Эмилии Фонтане от 24.06.1881), завидует его умению создавать лаконичные и точные образы персонажей. В особенности это восхищение относится к женским образам Тургенева, которые Фонтане, мастер психологических женских портретов, ценит очень высоко.
Образ Эффи Брист в одноименном романе Фонтане обнаруживает известное сходство с образом Лизы Калитиной в «Дворянском гнезде», свидетельствуя о том, что Фонтане учился у Тургенева искусству психологической мотивировки действия и созданию атмосферы недосказанности. «Записки охотника» допускают сравнение с циклом рассказов Фонтане «Странствия по марке Бранденбург» («Wanderungen durch die Mark Brandenburg»), где картины природы и социальной жизни также изображаются с точки зрения внешнего наблюдателя, принадлежащего другому социальному кругу, хотя в «Странствиях» большую роль играет локальный колорит.
Чтение Тургеневской прозы было для Фонтане постоянным «подтверждением его художественных принципов», как он писал в уже помянутом письме к Эмилии, но в то же время у него рождалось несогласие, особенно когда речь шла об уточнении его собственного понимания литературного реализма. Наглядное свидетельство тому – встречающиеся в письмах к Эмилии критические высказывания о «Записках охотника», а также рецензии на романы «Дым» и «Новь». Восхищаясь наблюдательностью и повествовательной техникой Тургенева, он вместе с тем беспощадно критикует слишком резкий отрицательный акцент, сосредоточенность на негативных сторонах жизни, мрачные образы, на которые Тургенева вдохновила, по его выражению, «муза в лохмотьях, Аполлон с зубной болью» (письмо к Эмилии от 09.07.1881). По мысли Фонтане, прозе Тургенева недостает просветленности, подразумевающей не произвольную идеализацию, а сознательную поэтизацию действительности, не утаивание ее темных сторон, а художественное преображение материала формой, претворение эмпирического хаоса в светлый космос примиренных противоречий. Такого рода критические замечания, которые можно найти и у Шторма, – последний пишет в письме Тургеневу от 09.12.1866 о его «беспощадной объективности» – относятся к важнейшим высказываниям Фонтане по вопросам эстетики, и показательно, что они были высказаны именно в связи с творчеством Тургенева, на фоне его признания в качестве «учителя и образца для подражания». Это был один из самых ранних прецедентов обращения немецкого писателя к русскому реализму с целью выяснения собственной эстетической позиции. В XX веке такие обращения имели место многократно, как в поэтологических размышлениях Томаса Манна, так и в теоретических работах Георга Лукача. Показателем амбивалентного отношения Фонтане к творчеству русских писателей был тот факт, что позднее он отказался от своей резкой критики или, во всяком случае, ее релятивировал. Так, он смягчает свои изначально яростные нападки на роман Тургенева «Новь», когда в рецензии на «Дикую утку» Ибсена (в газете «Vossischen Zeitung» от 22.10.1888) оправдывает пессимизм Тургенева, замечая, что его резиньяция перед лицом действительности все же совместима с принципами поэтического реализма (Hock 1965: 320). В этой связи примечательно, что на склоне лет Фонтане высоко оценил два произведения Толстого – антипода Тургенева, в которых он изображает безысходную трагедию жизни, ее «горькую ухмылку», как писал Фонтане в уже цитированном письме к Эмилии от 09.07.1881 по поводу Тургенева. Речь идет о рассказе «Смерть Ивана Ильича» и пьесе «Власть тьмы». Особенно высоко Фонтане ценил пьесу, хотя ее откровенно натуралистический характер, изображаемая в ней мрачная картина крестьянской жизни, распад нравственных ценностей, измена, убийство должны были бы, кажется, его оттолкнуть. Тем не менее роман Толстого «Анна Каренина», несмотря на многочисленные переклички с пьесой (супружеская измена как сюжетообразующий мотив, система персонажей и т. п.), никак не повлиял на роман «Эффи Брист».