Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие
Шрифт:
Феофан Прокопович использовал, хотя и достаточно скромно, поэтику фольклора – на уровне пословиц, поговорок, фольклорных формул и ситуаций. Так, например, во второй монолог Ярополка очень естественно входит совершенно отсутствующий в летописи фольклорный мотив – троекратное предупреждение о надвигающейся опасности: конь споткнулся три раза, «три крати вран прилете черний, третий час дне три крати нарекох вечерний» (159).
В трудных случаях «духовной брани» князь Владимир не случайно обращается к народной мудрости, лежащей в основе пословиц, поговорок. «Дим ест един – людская и хула и слава» (190), «До смерти (обще гласит слово) всяк человек учится» (190), «Мзди без труда никто не имеет» (191), – это не только отсылка читателей, зрителей к фольклору как некоему авторитету, недаром в одной из пословиц имеется внутренняя ремарка – «обще гласит слово», но в данном случае употребление фольклоризмов психологически мотивировано драматургом. Владимир не может оперировать, как это делает греческий посол Философ, научными категориями, библеизмами и т. п. «Доселе бех невежа, и невежи бяху князы праотцы мои» (189). Поэтому обращение к народной мудрости, может быть, как к высшему авторитету (Владимир не имеет образования) рисует ещё одну грань характера князя-первокрестителя: в его арсенале просто нет другой интеллектуальной опоры.
Кроме того, применением пословиц и поговорок драматург достигал большей выразительности
Художественные пространство и время также разрабатываются драматургом с частичной опорой на фольклорные традиции [263] .
Наконец, фольклорное начало сказалось не только в словесной ткани пьесы, но и в танцах, музыке, хоре Прелести (170, 192–193). По ремаркам трудно судить о степени приближения танцев к народной хореографии, но, видимо, это был достаточно безыскусный танец того времени. В песне же Прелести налицо попытка тонизации стиха, его облегчения.
263
См.: Буранок О. М. Пространство и время в трагедокомедии Феофана Прокоповича «Владимир» // Русская драматургия и литературный процесс: Сб. науч. тр. – СПб.; Самара, 1991. С. 10–26.
«Разговор гражданина с селянином да певцем или дьячком церковным» и «Разговор тектона, си есть древодела, с купцем» Феофана Прокоповича обнаруживают определённое родство с народной сатирой, с театром балагана: введение сниженной лексики, грубоватой шутки, сцен-перебранок. Комический эффект, достигаемый этими средствами, генетически восходит к народной комике.
Феофан Прокопович, таким образом, как бы дал направление всей политике предклассицизма в отношении фольклора: он не отвергал решительно устного народного творчества, но при этом некоторое предубеждение учёного монаха к творчеству народных масс было. В самом раннем произведении Феофана Прокоповича – трагедокомедии «Владимир» – прорывается вопреки этому фольклорная стихия, русская народная смеховая культура.
Вопрос об отношений русской культуры нового времени к культуре Древней Руси поставил академик Д. С. Лихачёв, видя его решение прежде всего в том, «как памятники культуры Древней Руси конкретно отражались в новой русской культуре» [264] .
Трагедокомедия «Владимир» – интересный пример влияния древнерусской литературы на художника нового времени.
Литература Древней Руси сыграла существенную роль в творчестве Феофана Прокоповича [265] . Он прекрасно знал конфессиональную и светскую предшествующую литературу. Петровские реформы обусловили значительные изменения в общественном сознании: передовые представители русского общества всё чаще стали обращаться к отечественной и «иноземной» истории. С накоплением исторических знаний и их осмыслением становилось всё более глубоким постижение настоящего. Сподвижники Петра понимали значимость преобразований, важность дел Петровых [266] . Естественно встала задача сопоставления, разыскания аналогий в отечественной истории. Логически закономерной в русской общественной мысли оказалась аналогия Владимир I – Петр I.
264
Лихачёв Д. С. Русская культура нового времени и Древняя Русь // ТОДРЛ. Т. XXVI. – Л., 1971. С. 7.
265
См.: Миллер Т.А. Об изучении художественной формы платоновских диалогов // Новое в современной классической филологии. – М., 1979. С. 16–17, 30–36, 126–129, 183–193.
266
См.: Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа ХII–XVII вв. – М., 1973. С. 271.
В разработке образа киевского князя-первокрестителя, весьма популярного на Руси, имелась в древнерусской литературе определённая традиция. В летописях, проповедях, поучениях, житийной литературе очень часто русские авторы обращались к образу Владимира, к эпохе крещения Руси.
Аллюзионное прочтение пьесы Феофана Прокоповича опиралось на уходящую в глубь веков, ставшую литературным трафаретом схему – сопоставление правящего государя с Владимиром. Восходит данная традиция к «Слову о законе и благодати», замечательному памятнику торжественного ораторского искусства первой половины XI в. Академик И. Н. Жданов установил, что сопоставление в «Слове о законе и благодати» Владимира Святославича с Константином Великим и тут же Владимира с Ярославом, современником автора, становится своеобразной формулой, которую активно эксплуатировали многочисленные позднейшие писатели. «Сопоставление Ярослава и Владимира, – пишет И. Н. Жданов, – основывалось на создании внутреннего единства между деятельностью одного и другого… Деятельность Ярослава только довершала то, основание чего положено было ещё Владимиром» [267] . Данная формула (и шире – всё «Слово о законе и благодати») стала образцом для подражания: в Ипатьевской летописи, в Палее, «Истории о Казанском царстве», в «Просветителе» И. Волоцкого, в многочисленных житиях о Владимире и других произведениях древнерусской литературы разнообразно использовался памятник, многие места которого со временем стали шаблонами [268] .
267
Жданов И.Н. Слово о законе и благодати и Похвала кагану Владимиру // Жданов И. Н. Сочинения. T.I. – СПБ., 1904. С. 47–48.
268
См.: Никольская А. «Слово» митрополита Киевского Илариона в позднейшей литературной традиции // Slavia, roc VII, ses. 3. S. 549–563; ses. 4. S. 853–870. – Prana. 1928–1929.
В старопечатных предисловиях и послесловиях характернейшим структурным элементом является упоминание о предках, сопоставление деяний правящего государя с его предшественниками, «Особенно часто при этом, – пишет А. С. Елеонская, – упоминается киевский князь Владимир, выступающий то как духовный, то как кровный предок нынешних царей» [269] . Авторы предисловий и послесловий «Апостола», «Евангелия», «Трефологиона», «Триоди цветной» и многих других старопечатных изданий XVI–XVII вв. часто обращались к имени Владимира Святославича при сопоставлении прошлого с настоящим: так был велик авторитет этого князя у древнерусских
269
Елеонская А. С. Русские старопечатные предисловия и послесловия второй половины XVI – первой половины XVII в.: Патриотические и панегирические темы // Русская старопечатная литература XVI – первая четверть XVIII в.: Тематика и стилистика предисловий и послесловий. – М., 1981. С. 78.
270
См.: Там же. С. 78–80; Еремин И. П. Лекции по древнерусской литературе. – Л., 1968. С. 148–149.
Феофан Прокопович, тонкий художник и знаток литературы Древней Руси, при выборе темы для своего первого творения и при разработке образа главного героя учитывал имеющуюся традицию, хотя привнёс в пьесу и немало новаторского.
Г. Н. Моисеева и В. А. Бочкарёв поставили проблему исторических источников «Владимира»: исследователи единодушны во мнении, что создатель трагедокомедии использовал в качестве основного исторического источника летопись «Повесть временных лет» [271] . Однако каков характер и метод трансформации и эстетического переосмысления данного первоисточника? Сопоставление пьесы с «Повестью временных лет» убеждает, что драматург черпал из летописи не только основные исторические сведения. Характер использования летописного материала в пьесе многообразен. Оттолкнувшись подчас от нескольких летописных строк, Прокопович создаёт яркую, живую картину напряжённой борьбы князя Владимира за принятие христианства.
271
См.: Моисеева Г.Н. Древнерусская литература в художественном сознании и исторической мысли России XVIII века. – Л., 1980. С. 127; Бочкарёв В. А. Русская историческая драматургия XVII–XVIII веков. – М., 1988. С. 42.
Автор художественного произведения нашёл в летописи ту драматическую ситуацию, которая вполне отвечала его идейному замыслу. В каждом действии «Владимира» имеются такие узловые моменты, организующим центром которых стала та или иная ситуация из летописи. Часто композиция летописного рассказа, его форма подсказывали Феофану Прокоповичу сам способ организации явления, действия. Многие места в пьесе почти аналогичны летописным, т. е. летопись становилась формообразующей основой трагедокомедии.
Наконец, может быть, главное: авторитет «Повести временных лет», давшей толчок творческой мысли Прокоповича, был для него чрезвычайно велик не только с фактической, но и с художественной стороны, поэтому можно говорить об определённом эффекте эстетического воздействия летописного произведения на художественную природу искусства, в данном случае – драматургического [272] .
Широта интересов Феофана Прокоповича, характерные для него глубина и тщательность в изучении всех проблем, за разрешение которых он брался, позволяют говорить о том, что при постижении эпохи крещения Руси и разработке образа Владимира драматург не ограничился изучением одного-двух источников, не следовал лишь летописной традиции.
272
См.: Буранок О.М. Пространство и время в трагедокомедии Феофана Прокоповича «Владимир» // Русская драматургия и литературный процесс: Сб. науч. тр. – СПб.; Самара, 1991. С. 10–26.
Феофан обладал одной из самых богатых библиотек в России того времени [273] , на протяжении всей жизни он изучал русскую историю, недаром В. Н. Татищев свидетельствовал, что Прокопович проявил «в испытании древностей великое тщание» [274] . «Исторические знания в период реформы, – пишет С. Л. Пештич, – получили не только более широкое распространение по сравнению с XVII в., но… стали играть самую активную роль в дипломатии, в законодательстве, в литературе (трагедокомедия Феофана Прокоповича «Владимир») и т. д.» [275] . Активно формируется новый тип исторического мышления у русских людей переходного периода [276] . Осмысление настоящего требовало знания прошлого. Феофан Прокопович, выполняя социальный заказ Петра I, пишет ряд историко-политических трудов, апологируя реформы, защищая «право просвещения от глухой, но упорной вражды старого застоя» [277] . Часто Феофан-историк в качестве доказательств использует примеры из отечественной истории, в том числе из эпохи крещения Руси. «Слово о равноапостольном князе Владимире», другие «слова», «речи» и трактаты (например, «Предисловие к доброхотному читателю», сопровождающее «Устав морской») и т. д. свидетельствуют о блестящем знании Прокоповичем той далёкой эпохи, о ставшем для него закономерным сопоставлении Владимира I и Петра I, той реформы и происходящих преобразований. При этом деятельность Петра мыслится Феофаном как логическое продолжение деяний Владимира, Ярослава, Александра Невского. Но особенно выделял глава «учёной дружины» эпоху крещения Руси как предвосхищение преобразовательной политики Петра. Всё это в полной мере имеет место уже в пьесе, следовательно, мыслитель и художник находился в русле традиционного понимания и воплощения эпохи, вместе с тем вводя систему аллюзий.
273
См.: Луппов С.П. Книга в России в послепетровское время: 1725–1740. – Л., 1976. С. 253–265 и др.
274
Татищев В. Н. История Российская. Т. 1. – М.; Л., 1957. С. 315.
275
Пештич С. Л. Русская историография XVIII века. – Л., 1961. С. 102.
276
См.: Чистякова Е. В. Формирование новых принципов исторического повествования: Этюды по русской историографии конца XVII века // Исследования и материалы по древнерусской литературе: Русская литература на рубеже двух веков (XVII в – начало XVIII в.). – М., 1971. С. 171–184.
277
Пыпин А. Н. История русской литературы. Т. 3. – СПб., 1907. С. 362.