Русская поэзия в 1913 году

Лекманов Олег Андершанович

В маленьком номере дальней гостиницы Все для торжественной встречи готово. Шутка ль! Сегодня там две именинницы – Две проститутки из Шклова! (В. Винкерт «Именины») – Мужчина, ангел, проводите! Вы не хотите? одна печаль… Хоть папиросой угостите, Коли не жаль. (П. Гайдебуров «– Мужчина, ангел, проводите!..») Очень просто: встретились на улице, Посмотрели, улыбнулись и пошли, Шесть

кварталов по какой-то улице, На шестой этаж по лестнице взошли. (И. Евдокимов «Проститутка») – Я полночная блудница. Полюби. Пойдем сейчас. – О, малютка! Ты зарница… Я же… Я давно погас. (Д. Цензор «Блудница»)

Эпатажное обобщение в духе ранних декадентов сделал в одном из своих стихотворений 1913 года Сергей Рафалович:

И, осилив трепет жуткий, Заявлю перед Судом, Что все люди – проститутки И весь мир – публичный дом. (С. Рафалович «Проститутка»)

Практически полное отсутствие в России начала 1910-х годов цензуры спровоцировало многих авторов, издавших книги стихов в 1913 году, попробовать свои силы в эротической поэзии.

Самые скромные ограничивались изображениями обнаженных красавиц в не фривольных ситуациях:

Вот стоит на возвышенье, вот замедлилась немножко, но потом – одно движенье, и отстегнута застежка. И, как пенный водоскат, белый шелк к ногам скользит. Обнаженная стоит. (П. Соловьева «Перекресток») Я видел женщину нагую, Когда, прекрасна и строга, Вдруг раздробила гладь речную Ее точеная нога. (Н. Севастьянов «Июнь»)

Менее стыдливые описывали более рискованные ситуации:

Как, неужели муж у Вас, Перед которым Вы, смущенная Бесстыдным взглядом тусклых глаз, Стоите нагло – обнаженная? (Д. Крючков «Случайной» – из книги «Падун немолчный») Иной вздыхает глубоко О ножках маленьких в трико, О том, как фея карнавала, Танцуя бешеное па, Крутые бедра обнажала… (А. Липецкий «Надя Данкова») В театры, картины Те дети невинны С охотой бегут. Где видят лобзанье, Секретны свиданья, И портят их тут. (Л. Лундин «Жизнь городская») Одеяло белоснежное – Чистый, девственный покров, Под тобою дева нежная Спит в объятиях богов. Ты, обвивши ноги стройные, Грудь лилейную обняв, Даришь ласки беспокойные, Тело девы разметав. Знойной негою разбитое, Тело льнется и горит… И глаза полузакрытые Сладострастие томит. Хочет вихря-наслаждения. О! Как мучает жара!! И тебе без противления Отдается до утра. (А. Шамонин «Одеялу») И обводили мутным взглядом Певиц визгливые ряды, Их бедра, груди и зады. (И. Эренбург «Воскресный вечер») Им нагло брошенное семя Уж укреплялось в глубине, А он, довольный, в это время Храпел на потной простыне. (Он же «Первая ночь»)

Самые же «смелые» упивались подробностями любовных сцен и чувственных описаний. При этом разница между модернистами и массовыми поэтами, мастерами стиха и графоманами опять же оказывалась несущественной:

Приди с улыбкою наяды – Тебя я жду в мерцанье свеч, Приди и скинь свои наряды И обнажи свой мрамор плеч. Я расстегну шнуры на платье, Я обнажу твой пышный стан, И ты падешь в мои объятья, В мой опьянительный вулкан. (А. Балагин «Приди! (Из цикла «Цветы иллюзий»)») Измяты пышные цветы, Одежды белые прелестной красоты Рассеяны кругом небрежно, И упоение страстию мятежно Здесь сладостный нашло приют. Здесь мил сердцам немой уют, В нем Лидия в сиянье красоты, На юноши стальную грудь Раскинув кудри золотисты, Вдыхала запах лип душистый. (А. Барановский «Брызги») И безупречный алебастр девических грудей, То две лампады светят мне на празднестве страстей. Как кость слоновая – живот, и, торжество стиха, Уводит грезу нежный грот, укрытый дымкой мха. (К. Бальмонт «Два венка») Там поцелуи и вздохи объятий, Тела бесстыдного радостный стон, Горе отвергнутых смертных проклятий. Бубна танцовщицы рокот и звон… (А. Барышев «Любовь») Бесстыдно в нирване шелков утопая Призывным волненьем роскошной груди, Она разметалась, раскрылась на ложе Непентой коварной, к безумьям спеша. Сквозь гибкое, хищное тело слепая Едва лишь украдкой дышала душа. (Н. Брандт «Он и она») И снова ты, и на груди целованной Мой поцелуй отметили сосцы. Такой же юный, ты пошли уловы нам, Твоей мы ночи ранние косцы. (К. Большаков «И снова ты, и на груди целованной…» – из книги «Сердце в перчатке») Сорви с себя наряд свой празднично-крикливый, Одежд последних ткань я сам с тебя сорву, Я потушу огни; как воин торопливый Я страсти натяну живую тетиву. ……………………………… И вот мы на костре. Кровавыми кругами Нас обступила тьма. Змеями ног и рук С тобой соплетены, как чарами, как снами Мы тьмою опоясаны для ада мук. Мы сожжены, мы падаем в бессилье, Как мира два сгорающих в друг друге мы… Где пурпур нежных роз? Где свежесть белых лилий? Где алость юных утр, рожденная из тьмы? (А. Ефременков «Сорви с себя наряд свой празднично-крикливый…»)