Русская разведка и контрразведка в войне 1904—1905 гг.
Шрифт:
Во время Русско-турецкой войны, как и в предшествующих войнах, кроме неподвижной агентуры, постоянно проживающей на территории противника, использовались агенты-ходоки, засылаемые в тыл противника на короткий срок для выполнения определенного задания. Наиболее яркой такой фигурой был К. Н. Фаврикодоров, в прошлом участник обороны Севастополя и георгиевский кавалер. Рискуя жизнью, он совершил целый ряд блестящих рейдов по турецким тылам и доставил командованию большое количество ценных сведений.
Разведчики типа Фаврикодорова, действовавшие из патриотических побуждений, выгодно отличались от «конфидентов», о которых уже говорилось выше. «Конфиденты», считавшиеся агентами второго сорта, работали исключительно из корыстных побуждений. К числу таких агентов можно отнести майора Карина, чиновника Военного министерства Австро-Венгерской империи, завербованного русской разведкой в начале XX в. Роковую роль в его судьбе сыграла красавица жена. Чтобы иметь возможность оплачивать ее шикарные туалеты, любящий муж стал изменником и продавал русской разведке различные
Иногда услуги русской разведке оказывали представители разведывательных служб союзных государств. Так, в начале XX в. в тесном контакте с нашей разведкой работал французский военный атташе в Японии барон Корвизар. В июне 1903 г. по ходатайству русского военного агента в этой стране, полковника В. К. Самойлова, он был представлен к награждению орденом Св. Станислава 2-й степени.
С началом XX в. наступает эпоха бурного развития военной техники и тотальных войн. В связи с этим значительно возросло значение агентурной разведки, увеличилось число ее объектов и расширились способы ведения. Появилась насущная необходимость в более совершенной организации сбора и обработки разведданных. Между тем в первые годы двадцатого столетия агентурная разведка Российской империи уже во многом не удовлетворяла требованиям времени. Ею по-прежнему занимались военные атташе, дипломаты (а также представители Министерства финансов за рубежом) и штабы военных округов. Однако разведка велась бессистемно и при отсутствии общей программы. В военных округах наблюдался определенный сепаратизм, и они зачастую не считали необходимым делиться с Главным штабом[5] добываемой информацией. Кроме того, в мирное время штабы военных округов не имели специальных разведывательных отделений. На работе разведки отрицательно сказывался недостаток ассигнований[6]. (Как известно, с 90-х гг. XIX в. по инициативе С. Ю.Витте[7] началось резкое сокращение всех военных расходов.) Необычайно остро стояла кадровая проблема. Офицеры, занимавшиеся агентурной разведкой, не получали никакой специальной подготовки. Курс тайной разведки был введен в Академии Генерального штаба только после Русско-японской войны 1904—1905 гг.
В наиболее плачевном состоянии оказалась организация сбора разведданных в Японии. Несомненно, что здесь сыграла свою роль недооценка ее как сильного и опасного противника. Японской армии не придавали серьезного значения. Поэтому военное ведомство не считало необходимым расходовать большие средства на разведку в этом направлении. Вплоть до начала войны здесь полностью отсутствовала сеть тайной агентуры. Русские военные агенты не знали японского языка. (В Академии Генерального штаба его стали преподавать только после войны 1904—1905 гг.) У них не было своих надежных переводчиков, а переводчики, предоставляемые в распоряжение военного агента местными властями, все сплошь были информаторами японской контрразведки[8]. Кроме того, разведка затруднялась спецификой этой страны. Если в европейских государствах военный агент, помимо негласных источников, мог почерпнуть большое количество информации из прессы и военной литературы, а в Китае продажные сановники императрицы Цы Си[9] чуть ли не сами предлагали свои услуги, то в Японии все было иначе. Официальные издания, доступные иностранцам, содержали лишь тонко подобранную дезинформацию, а императорские чиновники, спаянные железной дисциплиной и проникнутые фанатичной преданностью «божественному микадо», не проявляли никакого желания сотрудничать с иностранными разведками.
Японцы с древних времен с глубоким почтением относились к искусству шпионажа и бдительно следили за всеми иностранными атташе, что еще более затрудняло их работу. В 1898 г. военным агентом в Японии был назначен полковник Б. П. Ванновский. Его отец был военным министром. Сам он в 1887 г. закончил Пажеский корпус[10], затем служил в конной артиллерии. В 1891 г. закончил с отличием Академию Генерального штаба. В Японию его назначили вместо генерал-майора Янжула, попросившего шестимесячный отпуск по семейным обстоятельствам. Получилось так, что временное назначение перешло в постоянное, и Ванновский оставался военным агентом вплоть до 1903 г. Отправляя Ванновского в Японию, А. Н. Куропаткин[11], только что сменивший его отца на посту военного министра, поставил на представлении начальника Главного штаба резолюцию, в которой писал, что верит в добросовестность Б. П. Ванновского и считает его кандидатуру вполне подходящей для должности военного агента.
Прибыв в Японию, Ванновский вскоре убедился, что его предшественник недаром так стремился в Россию. Несмотря на высокое жалованье, престижную должность и прочие блага, положение военного агента в Японии было незавидным. Он был подобен слепому, которого заставляют описать окружающее. Из-за отсутствия сети тайной агентуры и незнания японского языка военный агент в Японии видел лишь то, что ему хотели показать, и слышал лишь то, что нашептывали местные спецслужбы, изрядно преуспевшие в области дезинформации. Ко всему прочему, Ванновский, несмотря на энергию и добросовестность, о которых упоминал Куропаткин в своей резолюции, как и большинство строевых офицеров, был абсолютно некомпетентен в вопросах «тайной войны». Все это не могло не отразиться на результатах его работы.
С некоторых пор генерал-квартирмейстер Главного штаба стал замечать, что из Японии поступает очень мало разведывательных донесений и содержащаяся в них информация не представляет стратегического интереса. Дипломатические отношения России с Японией уже балансировали на грани войны, и, хотя, по мнению большинства сановников, это государство не внушало особых опасений, подобное положение дел вызывало у генерал-квартирмейстера некоторое беспокойство. Ванновскому предложили исправиться, но у него ничего не получилось. Тогда генерал-квартирмейстер, вместо того чтобы разобраться в основных причинах, предложил заменить военного агента. Сведения стали поступать активнее, но, как выяснилось впоследствии, они мало соответствовали действительности. Чтобы Россия не успела к началу войны стянуть на Дальний Восток необходимое количество войск и боеприпасов, японцы старательно занижали данные о численности своих войск. Преемник Ванновского, подполковник В. К. Самойлов, обладавший незаурядным даром разведчика, но в силу объективных причин, о которых мы уже говорили раньше, так и не сумевший добиться существенных результатов, рапортом от 24 мая 1903 г. сообщил в Главный штаб: «Все, что касается численного состава армии в Японии, составляет большой секрет, и достать какие-либо сведения можно только случайно. Сведения же, сообщенные мне иностранными военными агентами, хотя и разнящиеся от наших, не могут считаться достоверными» [1] .
1
ЦГВИА СССР. Ф. 400. Оп.4. Д. 327. Л. 384.
В результате к началу войны с Японией Россия оказалась совершенно неподготовленной по части разведданных, что роковым образом отразилось затем на ее итогах.
Введенные в заблуждение японской дезинформацией руководители русского военного ведомства вплоть до самой войны не предпринимали никаких действенных мер для увеличения численности и мощи дальневосточной армии.
В начале военных действий сведения о противнике, получаемые от военных агентов (в Корее и Китае), доставлялись в разведотделение штаба армии через разведотделение штаба наместника[12], что вызывало определенную неразбериху. Контакты разведотделений затруднялись той враждебностью, которая была характерна для взаимоотношений командующего Маньчжурской армией А. Н. Куропаткина и наместника адмирала Е. А. Алексеева, который формально считался главнокомандующим. После назначения в октябре 1904 г. А. Н. Куропаткина главнокомандующим донесения военных агентов стали поступать в его штаб. Усиливало неразбериху и то, что чиновники МИДа, Министерства финансов и военные агенты из европейских стран по-прежнему направляли донесения своему непосредственному начальству в Петербург, в результате чего командование действующей армией постоянно запрашивало Военное министерство о разведданных.
В первое время организацией тайной разведки в штабе Маньчжурской армии ведал полковник Генерального штаба А. Д. Нечволодов, который накануне войны был назначен военным агентом в Корею, но не успел доехать к новому месту службы. В конце апреля 1904 г. он командировал в Японию и Корею трех тайных агентов из числа иностранцев – Шаффанжона, Барбье, Мейера, – которые посылали в штаб информацию кружным путем через Европу.
Вскоре после этого общая организация дальней разведки была поручена генерал-майору Генерального штаба В. А. Косаговскому, в распоряжение которого были назначены офицеры Генерального штаба (в том числе полковник А. Д. Нечволодов) и переводчик с европейских языков Барбье. С самого начала работы у В. А. Косаговского возникли серьезные осложнения с генерал-квартирмейстером Маньчжурской армии генерал-майором В. И. Харкевичем. В июне 1904 г. В. А. Косаговский писал в своем дневнике: «Владимир Иванович Харкевич боялся, как бы я не стал ему поперек дороги, и употребил все от него зависящее, чтобы затормозить мне это дело. И, увы, он благополучным образом достиг этой гнуснейшей цели на пагубу русскому делу. Харкевич не только не дал мне ни одного способного офицера Генштаба, но еще и подставлял всюду ножку, подрывая мой престиж и восстанавливая против меня Куропаткина, Сахарова[13] и вообще весь штаб. А меня он довел до такого нервного возбуждения, что я готов был задушить Харкевича» [2] .
2
ЦГВИА СССР. Ф. 76. Оп.1. Д. 217. Л. 239.
Косаговский действовал независимо от разведотделения армии и передавал добываемую информацию непосредственно Куропаткину. Кроме него, вербовку тайной агентуры осуществляли разведотделение и военные агенты за рубежом.
Со временем число тайных агентов в дальневосточных странах значительно увеличивается. В документах военного ведомства они известны под именами Бале, Эшар, Колинз, Дори, Гидис и т. д.
Тайные агенты прикреплялись к определенным военным атташе или дипломатам, через которых передавали информацию и получали вознаграждение. Так, например, тайный агент в Иокогаме Бале был связан с военным атташе в Тяньцзине полковником Ф. Е. Огородниковым, Дори – с атташе в Париже полковником Лазаревым и т. д.