Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905 — 1917

Пайпс Ричард

Распутин стал естественной мишенью для правых потому, что влияние на царствующую чету открывало ему доступ к министерским назначениям. Штюрмер, Протопопов и Шуваев, занимавшие ключевые посты в российской администрации, обязаны были своим возвышением именно Распутину. Правда, его протеже Штюрмер был заменен врагом — Треповым, но при этом все понимали, что перебежавший дорогу «старцу» на удачную карьеру надеяться не может. Поговаривали даже, что Распутин вмешивается и в военные дела. Действительно, в ноябре 1915 года Распутин давал, через императрицу, стратегические советы Ставке. «Теперь, чтоб не забыть, — писала Александра Федоровна мужу 15 ноября 1915 года, — я должна передать тебе поручение от нашего друга, вызванное его ночным видением. Он просит тебя приказать начать наступление возле Риги, говорит, что это необходимо, а то германцы там твердо засядут на всю зиму, что будет стоить много крови, и трудно будет заставить их уйти»¹⁰⁰. Ни Николай, ни генералы не обращали внимания на подобные советы. Распутину строго запрещалось появляться в Ставке. И все же тот факт, что малограмотный

крестьянин свободно давал советы в военных вопросах, не мог не задевать за живое консерваторов.

В Царском Селе его слово было законом. Распутин часто предрекал, что, если с ним что-нибудь случится, Россию ждут новые смутные времена. Его посещали видения потоков крови, пламени и дыма — темные, никак разумно не объясняемые предзнаменования несчастий, действительно вскоре оправдавшиеся¹⁰¹. Его предсказания беспокоили императрицу, заставляли еще ревностней защищать его от врагов, которые были, в ее глазах, врагами и династии, и России.

Распутин упивался своим могуществом. Его пьяные оргии, бахвальство и бесцеремонность становились с каждым днем все более вызывающими. Дам из высшего общества завораживали его грубая мощь, гипнотический взор и дар прорицателя. Распутин принадлежал к секте хлыстов, которые учили, что, согрешая, человек уменьшает количество греха в мире. В его доме с вечными цыганами вино текло рекой. Впрочем, любовные подвиги, приписываемые ему молвой, были более чем сомнительны. Врач Р.Р.Вреден, осматривавший Распутина в 1914 году, когда того ранила ножом ревнивая подруга, нашел детородные органы пациента в состоянии, которое наблюдается у весьма пожилых людей, что заставило врача усомниться в его способности вообще вести половую жизнь, и он приписал это действию алкоголя и последствиям сифилиса. [Архив С.Е.Крыжановского Box 5. File «Распутин» (Бахметьевский архив. Колумбийский ун-т, Нью-Йорк). Вырубова отрицала слухи о половой распущенности, утверждая, что он был совершенно равнодушен к женщинам и что она не знает ни одной, имевшей с ним интимной связи (Viroubova A. Souvenirs de ma vie. P., 1927. P. 115)].

Поведение Распутина было столь вызывающим, потому что он ощущал себя стоящим над законом. В марте 1915 года шеф корпуса жандармов В.Ф.Джунковский осмелился доложить царю о том, что его агенты подслушали, как во время обеда в московском ресторане «Прага» Распутин хвастался, будто «может сделать, что захочет», с императрицей. В «благодарность» Джунковский был снят с должности и отправлен на фронт. После этого случая в полиции сочли более благоразумным держать порочащую Распутина информацию при себе. Льстецы и карьеристы, ищущие повышений по должности, стлались перед ним, честным патриотам грозила немилость, если они вызывали его недовольство. Гучкова и Поливанова, столько сделавших для возрождения русских военных усилий после разгрома 19.15 года, держали от двора на безопасном расстоянии, а Поливанову неприязнь Распутина стоила в конце концов должности. И то, что бразды правления всей страны оказались в руках такого шарлатана, более всего оскорбляло чувства монархистов.

Отношение царя к Распутину было двойственным. Он говорил Протопопову, что если сначала не принимал его во внимание, то со временем «привык» к нему¹⁰². Впрочем, Николай редко виделся со «старцем», предоставляя его императрице, которая принимала Распутина чаще всего в обществе Вырубовой. Коковцову в 1912 году царь говорил, что «лично почти не знает «этого мужичка» и видел его мельком, кажется, не более двух-трех раз, и притом на очень больших расстояниях времени»¹⁰³. И все же царь не желал выслушивать никакой критики в адрес Распутина, считая это «делом семейным» (une affaire de famille), как он заявил однажды Столыпину, запрещая когда-либо впредь касаться этой темы¹⁰⁴. «Семейным» это дело было в том смысле, что Распутин будто бы обладал уникальной способностью затворять кровь и облегчать страдания наследника, болезнь которого оставалась вечной и неизбывной болью родителей. Дети в царской семье вообще были очень привязаны к «старцу». Однако царь твердо стоял на одном: Распутин не должен касаться политики¹⁰⁵.

К концу 1916 года у правящей четы сложилось убеждение, что оппозиция, стремящаяся свергнуть их с престола, нападает на их избранников и друзей исключительно в силу принципа: любой, на ком останавливался царственный выбор, каковы бы ни были его действительные заслуги, обречен подпасть под обстрел оппозиции. Но истинной мишенью была сама царская чета. Что это именно так, царственным супругам пришлось убедиться на примере Протопопова, которого назначили как раз с целью угодить оппозиции, но едва лишь он вступил в должность, как оппозиция набросилась на него. Царица писала мужу: «Помни, что дело не в Протоп. или X, Y, Z. Это — вопрос о монархии и твоем престиже, которые не должны быть поколеблены во время сессии Думы. Не думай, что на этом одном кончится: они по одному удалят всех тех, кто тебе предан, а затем и нас самих»¹⁰⁶.

Когда Родзянко пытался убедить царя, что Протопопов «сумасшедший», царь, усмехнувшись, заметил: «Вероятно, с тех пор, как я сделал его министром»¹⁰⁷. То же было и с Распутиным. Александра Федоровна, и до некоторой степени ее супруг, были убеждены, что враги обижают их «Друга» только для того, чтобы задеть их самих.

Влияние Распутина достигло высшей точки в конце 1916 года, после неудачной попытки подкупить его. Думские лидеры, как известно, поставили Трепову условием сотрудничества отставку Протопопова. Трепов сообщил Протопопову, что предпочел бы, чтобы он отказался от своего поста и возглавил министерство торговли.

Узнав об этом, Распутин решил, что это происки Трепова—Родзянко, и вместе с императрицей вступился за Протопопова¹⁰⁸. Протопопов остался на месте. Этот случай убедил Трепова, что, пока Распутина не удалят, он не сможет исполнять своих обязанностей. Распутин брал взятки направо и налево, и это было известно: один лишь Протопопов платил ему ежемесячную субсидию в тысячу рублей из фондов департамента полиции¹⁰⁹. Решился и Трепов предложить ему «отступного», чтобы раз и навсегда покончить со всеми взятками. При посредничестве своего родственника, генерала А.А.Мосолова, который ходил в собутыльниках Распутина, он предложил ему 200 тыс. рублей единовременно и постоянное месячное жалованье, если тот вернется в Сибирь и перестанет вмешиваться в политику. Распутин пообещал обдумать предложение, сам же, почуяв удобный случай расправиться с Треповым и повысить свою репутацию при дворе, сообщил обо всем императрице. Для Трепова это было началом конца¹¹⁰. И насколько престиж Трепова при дворе упал, настолько же возвысился престиж Распутина, ибо теперь он на деле доказал, что он есть тот самый «неподкупный человек из народа».

Неудачный маневр Трепова убедил врагов Распутина из правого крыла, что у них не остается иного выбора, как устранить его физически. Заговор стал составляться в Петрограде в начале ноября, еще до провалившейся попытки Трепова, и в следующем месяце уже вполне созрел. В круг заговорщиков вошли люди из самого высокого петербургского общества, включая великого князя. Центральной фигурой был двадцатидевятилетний князь Феликс Юсупов. Получивший образование в Оксфорде, миловидный, несколько женственный, поклонник Оскара Уайльда, он отличался суеверным малодушием. Юсупов поначалу надеялся повлиять на Распутина в нужном направлении и с этой целью подружился с ним, но, увидев бесполезность этого, решился на отчаянные меры, уверившись, что Распутин, помимо прочего, незаметно подпаивает царя наркотическими средствами и поддерживает связи с агентами врага. Мать князя Феликса княгиня Зинаида Юсупова-Эльстон, состоятельнейшая женщина в России (доход ее семьи в 1914 году составлял 1,3 млн. руб., что равнялось почти тонне золота), в свое время была дружна с императрицей, и причиной их размолвки послужил как раз Распутин. Есть предположение, что именно она склонила своего аполитичного сына к заговору¹¹¹. Однако более вероятно, что Юсупов действовал по наущению имевшего на него большое влияние двадцатипятилетнего вел. кн. Дмитрия Павловича; любимый племянник царя и главный претендент на руку вел. княжны Ольги, именно он внушал Юсупову мысль о преступной измене Распутина.

Решившись убить Распутина, Юсупов стал искать сообщников. [Есть два описания очевидцев убийства Распутина. Пуришкевич описал события в дневниковой форме спустя два дня после убийства и опубликовал на юге России в 1918 году; эта версия была воспроизведена в Москве в 1923 году под названием «Убийство Распутина». Воспоминания Юсупова «Конец Распутина» вышли в Париже четыре года спустя. [Оба эти текста переизданы под одной обложкой «Захаровым» в 2005 году. — Изд. ] Из второстепенных свидетельств самым информативным представляется книжка А.И.Спиридовича «Raspoutin» (Paris, 1935), автор ее, жандармский генерал, был комендантом охраны государственной резиденции в Царском Селе.]. Узнав о выступлении Василия Маклакова против Распутина в Думе, Юсупов предложил ему присоединиться к заговору. Он уверил Маклакова, что не пройдет и двух недель после смерти Распутина, как императрицу поместят в психиатрическую лечебницу: «Ее душевное равновесие исключительно держится на Распутине; оно развалится тотчас, как только его не станет. А когда император освободится от влияния Распутина и своей жены, все переменится; он сделается хорошим конституционным монархом»¹¹².

Юсупов поведал Маклакову, что намерен нанять либо террористов-революционеров, либо профессиональных убийц, но Маклаков отговорил его: уж если пошли на убийство — а необходимость этого он не оспаривал, — то привести свой замысел в исполнение следует самому Юсупову с товарищами. Маклаков не отказывался помогать советами и иными законными способами, но не смог лично принять участия в деле, так как вечером того дня, когда его наметили совершить (т. е. 16 декабря), у него было назначено выступление в Москве. «На всякий случай» он дал Юсупову резиновую дубинку со свинцовым наконечником.

Вторым, к кому обратился Юсупов, был Пуришкевич, которого общение с военными убедило, что правительство ведет страну к гибели. В начале ноября он посредством своих санитарных поездов распространял речь Милюкова среди войск, находящихся на линии фронта. 3 ноября на обеде в Ставке он умолял царя избавиться от нового Лжедмитрия, как он называл Распутина¹¹³. Произнесенная Пуришкевичем 19 ноября в Думе речь против Распутина по вниманию, которое она к себе привлекла, и популярности уступала только разве что милюковской. Юсупов слушал выступление Пуришкевича с балкона Думы и через два дня связался с ним. Пуришкевич не колеблясь согласился участвовать в дел¹¹⁴. Еще два человека были вовлечены в заговор: молодой поручик и врач по фамилии Лазаверт, служившие в санитарном поезде Пуришкевича. Вел. кн. Дмитрий, пятый участник группы, был незаменим для злоумышленников, ибо благодаря его статусу члена царской семьи они были избавлены от полицейского любопытства. Однако молчальниками заговорщиков никак не назовешь. Многие весьма случайные люди, и среди них заезжий английский дипломат Сэмьюэль Хор, уже заранее прекрасно знали, что должно произойти¹¹⁵. Пуришкевич не одному из своих друзей успел похвастаться, что 16 декабря убьет Распутина.