Русская весна
Шрифт:
– Что-что?
О, Господи, самая красивая на приеме девушка, брюнетка со звездной пылью в волосах, одетая в вызывающий черно-белый наряд, с соблазнительными пухлыми губками и огромными зелеными глазами. С очаровательной улыбкой она подошла прямо к нему и – надо же! – принялась болтать по-французски. Что за изощренная пытка!
– Э... не парле ву франсе... – пробормотал Джерри.
– Je ne parle pas fran?ais [39] , так будет правильно, – сказала она. – Вы англичанин?
39
Я
Она говорила по-английски!
Джерри заколебался. Он слышал краем уха, что американцы чертовски непопулярны в Европе из-за каких-то дел в Латинской Америке, торгового баланса, национального долга и так далее, но не задумывался об этом, пока девчонки в закусочной не показали ему спины. Он решил было прикинуться англичанином или канадцем, но девушка, кажется, говорила на хорошем английском – как бы она не учуяла неладное...
– Не-а, американец, – сказал он и внутренне поджался, думая, что ее улыбка сейчас погаснет.
– Американец! – воскликнула она, и улыбка не погасла, а стала еще шире, и глаза засветились, как два изумрудных лазера.
Настоящий живой американец! Вот так удача! Заполучить в Европе американского любовника – это же экзотика, все равно что поймать андоррца. Тем более если ты русская!
...Соня не задумывалась, почему американцы стали экзотикой в Европе, но это действительно произошло. Соединенные Штаты ограничили свои капиталовложения в Объединенной Европе и еще сильней – европейские в Америке. Они дали доллару падать как камню по отношению к ЭКЮ, чтобы девальвировать свой чудовищный внешний долг, переместили капиталы в Латинскую Америку, в военные авантюры там же и в пресловутую «Космокрепость», и крикуны в Конгрессе стали вопить об отказе от зарубежного долга и даже экспроприации европейских вкладов в Штатах. Так что американцы не могли ждать теплого приема в странах Объединенной Европы. Более того, когда доллар свалился по отношению к ЭКЮ, европейская валюта стала не по карману для американских туристов, они теперь не могли массами ездить на континент. В Европу ездили лишь богатые капиталисты, имеющие доходы в ЭКЮ, или посланцы крупных корпораций. У них не было контактов с русскими, которые вытесняли их, американцев, с позиции привилегированных иностранцев.
– Меня зовут Джерри Рид, – представился Джерри. – А вас?
– Со... – начала Соня и запнулась. – Саманта Гарри, паренек, я из Лондона, – сказала она, пытаясь подражать выговору лондонских низов. – И я, черт возьми, не понимаю, как меня занесло на эту проклятую лягушачью вечеринку!
Наверное, ей не удастся залучить его в постель, если она признается, что она русская, – всем известно, американцы ненавидят русских. И кроме того, это будет любопытный фокус – убедиться, что она владеет английским настолько хорошо, чтобы парень считал ее британкой хотя бы до завтрака...
– Ваш бизнес связан с космическим пространством?
– Космическое пространство? – тряхнув головой, вопросила Соня. – Единственное пространство в моем бизнесе, миленький, у меня между ног.
– Что?!
Где пенни, там и фунт, как могла сказать себе Саманта Гарри, лондонская порнозвездочка. Раз уж Соня выдумала эту английскую даму, то почему бы не снабдить ее приметами подружки Пьера Глотье, сдобной пышечки из Лондона? На парня это может подействовать.
– Старый добрый трах-трах, понимаешь, иду нарасхват, хотя мой звездный номер – концерт на кожаной флейте – уловил, приятель?
– Господи, вы о чем?
– О своей профессии, конечно!
– О какой?
– Вставь-и-вынь, как говорится.
Номер почему-то не прошел.
– Ой, нет, никаких шлюх, – простонал мистер Джерри Рид.
– Эй, милок, ты не понял, – сказала Соня. – Я те не дерьмовая шлюха! Я в шоу-деле!
– Шоу? Какого сорта?
– В шоу-деле показывать свое дело, – ответила Соня. – На записи, понимаешь, телепорнуха. Жевать старого трахалу – моя специальность.
– Ты – порнозвезда?! – воскликнул он.
– Ну, пока еще не звезда, парень, – сказала Соня. – Потому-то я и здесь, в этой проклятой Лягушатии. Этот французский журналист наболтал дерьма-пирога, что устроит мне роли в Париже, но устроил только самого себя, а сейчас приволок меня на эту вечеринку и смылся со своими друзьями-лягушатниками пудрить свой драгоценный нос.
Соня схватила Джерри за руку и шлепнула его по заду.
– Что скажешь, если мы тоже смоемся, а, приятель? – предложила она. – Ты мне расскажешь о великом космосе, а я попробую заполнить твою трудовую пустоту. Это, понимаешь, лучше, чем выпендриваться в этом ящике.
Она видела, как он покрывается испариной, стараясь удержать свою челюсть на месте – чтобы она не отвисла до колен. Будь что будет – выиграешь, проиграешь или сведешь вничью, но забава становилась самым смешным из всех ее парижских развлечений.
Оказалось, что эта лондонская девица из простых хорошо говорит по-французски. Возможно, французам, с которыми она так свободно болтала – официантам, барменам, водителям такси, ее французский казался таким же чудным, как Джерри – ее английский. В этом было что-то унизительное: если порнодива Саманта справляется с языком, какого черта не может он? Она и город знала неплохо; по крайней мере, злачные места, в которых Джерри не приходилось бывать ни с Андре, ни с Николь. Она привела его в странный бар в проулке у Елисейских полей, где половина посетителей обоего пола была обрита наголо и имела на черепах замысловатые татуировки и бахала синтезаторная музыка в неоафриканском стиле.
– Зверинец зомби, милок, – сказала Саманта. – Сама такой была в Лондоне, у меня под волосами уродская морда ящерицы и еще Элвис на мохнатке.
– Не ты тянешь меня за штанину?
– Я? – Она сунула руку под стол и неожиданно дернула его за член. – Это не штанина, а что?
Саманта позволила ему один хороший поцелуй в такси, по пути к следующему прибежищу – ночному клубу в арабском стиле где-то на востоке города. Там они сидели на подушках, пили крепчайшее молочно-белое снадобье с лакричным привкусом. Девочка лет десяти исполняла танец живота – она вертела лобком дюймах в шести от носа Джерри. Саманта мягко положила его руку на внутреннюю сторону своего голого бедра.
Из арабского клуба они перешли в подвальный диско-дансинг с весьма подходящим названием «Лондон». Зал был отделан деревом и кожей, исполнялся старый панк-металл – семидесятые годы, если не древней, – и орудовали немолодые бармены в черных кожаных куртках, с крашеными ежиками или стрижками-мохаук и булавками, вколотыми в щеки. Выпивки – никакой, кроме крепкого пива и джина с тоником, а в воздухе висел такой плотный маслянистый туман, что Саманта могла и не заметить, какой Джерри никудышный танцор. Это она вытащила его потанцевать.