Русская весна
Шрифт:
В разгар партии в покер Нат Вольфовиц вдруг заявил, что хочет баллотироваться в конгресс. Перед этим он сорвал банк, имея на руках десятки и шестерки – больше ничего.
– Ты спятил, Нат, – сказал Бобби, теперь уже студент университета Беркли. – Тебя будет поддерживать Телеграф-авеню, что ли?
– А вот я сблефовал с одними вшивыми шестерками и выиграл!
– Это не совсем одно и то же!
– Разве?
– Нат, ты шутишь! – вмешалась Марла Вашингтон.
Кроме нее и Бобби, за покером сидели Джонни Нэш и Фрида Блакуэлдер – новички в Малой Москве, почти без опыта, зато с большим энтузиазмом. Бобби, хотя и не сравнялся в игре с Вольфовицем (и
– Смотря что ты называешь шутками, – откликнулся Вольфовиц. – Выигрывать я не собираюсь.
– Что-о?..
– Шансов на победу у меня, конечно, не будет, – жизнерадостно оценил свои возможности Вольфовиц. – Округ состоит из Окленда и Беркли, экономика здесь зависит от военной верфи, а в Беркли гринго больше, чем красных. Большинство даже не воспримет, чту я им буду говорить. Мне некуда втиснуться со своей программой между демократами и республиканцами. К тому же, – засмеялся он, – я вовсе не собираюсь переезжать в Вашингтон.
Бобби, ничего не понимая, глядел на Вольфовица; у того было странное выражение лица – ироничное, задумчивое, отрешенное. Не всерьез же он заговорил о выборах, в самом деле!
– Скажи, Нат, что ты задумал? – спросил Бобби, раздав карты.
– Тедди Рузвельт, Джесси Джексон, – пробормотал Вольфовиц.
– Что ты там бормочешь? – не выдержала Марла.
– Тедди Рузвельт называл выборные кампании отличной трибуной. А Джесси Джексон был радикальным черным священником и с тысяча девятьсот восьмидесятого по тысяча девятьсот девяностый год баллотировался в президенты, заведомо зная, что шансов у него никаких.
Бобби разглядывал свои карты. Король – самая крупная, ни одной пары или флеша. Фрида тоже смотрела в свои карты. Джонни поставил пятьдесят долларов, Марла еще пятьдесят. Вольфовиц глянул в свои карты и сбросил их. Взгляды Бобби и Ната на мгновенье скрестились, и Бобби тоже сбросил карты.
– Начинаешь соображать, малыш, – улыбнулся Вольфовиц. – В свое время я выиграл достаточно, чтобы оплатить тысячу-другую афиш. Может быть, и несколько радиопередач. Потом, мы можем брать по нескольку долларов за вход на субботние вечера. Хватит, чтобы обеспечить небольшую поддержку свободной прессы, а говорить я буду вещи шокирующие.
– Какие же?
– Что США должны сделать все возможное, чтобы вступить в Объединенную Европу.
Марла оторвалась от карт.
– Но это безумие, Нат!
– Мы знаем, что это единственный выход, – парировал Вольфовиц.
– Но мы – красные!
– Мы играем в покер или нет?
– Да... Вот так, – рассеянно вернулась к игре Марла и поставила еще пятьдесят долларов.
– А ты что скажешь, товарищ еврократ? – обратился Вольфовиц к Бобби. – Тебе это тоже кажется безумным?
Бобби считался теперь старожилом Малой Москвы, и его европейское происхождение придавало некий интеллектуальный вес его суждениям. Вот и сейчас – полагалось сказать что-то умное, а сказать ему было нечего...
Объединенная Европа с населением в миллиард с лишним человек превзошла по валовому национальному продукту США и Японию вместе взятые. Она уверенно лидировала в передовой технологии, в Европе был самый высокий уровень жизни. Конечно, так называемый Общий рынок Западного полушария вроде бы и обеспечивал Соединенным Штатам гарантированный
Бесконечные партизанские войны по всему Западному полушарию обеспечивали военной промышленности постоянные заказы, уровень безработицы пока удавалось контролировать. Но, ошеломив Европу отказом от выплаты внешнего долга, США зарекомендовали себя международным шулером. И естественно, лишились возможности справляться с финансовым дефицитом. Федеральный бюджет трещал по всем швам, на внутренний рынок приходилось выпускать все новые и новые бумажные деньги – инфляция шла полным ходом.
Уровень жизни постепенно снижался. Но медленно тонущую лодку еще не кинулись раскачивать. Тем более что во всех бедах можно было обвинять Европу, Японию и повстанцев в Латинской Америке. Закон о национальной безопасности постоянно ужесточался, и любого, кто рискнул высказать горькую правду, легко было заставить молчать.
– Ну, Нат, мы понимаем, что вступление в Объединенную Европу – единственный выход, – сказал наконец Бобби. – Вот только как это сделать? На кой им наши товары? Они и мысли не допустят, чтоб мы к ним влезли.
Марла показала три восьмерки и забрала банк. Джонни и Фрида застонали.
– Надо заплатить им долги, – ответил Вольфовиц.
– Это же миллиарды и миллиарды!
Вольфовиц взял карты; пришла его очередь сдавать. Он принялся за дело с обычным шиком.
– От такого предложения они не отказались бы, – сказал он.
– Конечно, не откажутся, но где взять такие деньги? И кому предлагать такой рецепт – нашим нацистам?
Вольфовиц пожал плечами.
– Это я еще не продумал. Я не собираюсь побеждать на выборах, так что мне не надо волноваться из-за мелочей. Я хочу одного – чтобы люди заговорили об этом.
– Хочешь взобраться на трибуну?
– Потреплюсь от души. Чем я хуже демократов или республиканцев? – Вольфовиц стасовал колоду. – Сдаю по семь карт, салаги, ставка в этой игре всего пятьдесят долларов. Бодрей, ребятки, это ведь теперь не деньги...
Избирательная кампания началась с субботней вечеринки. Накануне Бобби и другие обитатели Малой Москвы расклеили по Телеграф-авеню и в кампусе афиши. Вольфовиц сочинил рекламную заметку, ее напечатали в университетской газете и передали по местному радио. «Натан Вольфовиц баллотируется в конгресс. Пришло время последних козырей» – таков был лозунг всего предприятия. Бобби не мог заставить себя относиться к этому всерьез, но, к его большому удивлению, в девять вечера их дом был переполнен. Публика теснилась на крыльце, на лужайке, на заваленном мусором заднем дворе. Вольфовиц решил денег за вход не брать, во всяком случае на первый раз. Однако поручил Бобби и другим своим постояльцам обходить толпу с кружками и шляпами – собирать пожертвования на избирательную кампанию. Как ни странно, монет и мелких купюр им набросали немало. Бобби уже не в первый раз поднимался в комнату Вольфовица и высыпал на его кровать деньги из полной до краев шляпы, а карманы его были набиты записками с именами и телефонами желающих помочь кандидату. В числе этих желающих было немало хорошеньких девушек, заинтригованных европейцем Бобби.