Русская война 1854. Книга третья
Шрифт:
— Хорошая аналогия, — кивнул я. — Как можно расправить кондиционер?
— Приварим к нему крылья по бокам, — предложил Митька. — Так и тепла немного отведем, и подъемную силу увеличим.
— Интересный подход, — я даже улыбнулся. — Только плоскости крепления крыльев будет маловато, чтобы отвести много тепла. Ее бы уменьшить, а длину сохранить.
— Что-то вроде иголок у ежа? — предложил Михаил, и идея младшего великого князя выглядела очень даже неплохо.
Что ж, вроде все поучаствовали, решение тоже нашли, а насколько оно окажется рабочим — будем проверять на практике. Я сам бы, наверно, использовал пластины вместо иголок, но раз уж решил дать великим князьям выиграть, пусть будет еж. Сейчас ведь главное проверить саму идею, что проблема в охлаждении, а уж если угадали, то доведем технологию до ума уже на земле.
Следующие два часа мы разбирали взятую для генераторов медную проволоку, благо та была довольно толстой. Готовили из нее иголки и, нагрев в котле стальной прут наподобие паяльника, прикрепляли их к боковой плоскости кондиционера. Часть меди потеряли, но в итоге что-то получилось, турбину собрали обратно, и, наконец, пришел момент, когда я снова открыл ведущую к ней заслонку.
Привычный легкий шелест.
— Работает? — с волнением в голосе спросил Николай.
— Работает, — кивнул я, следя за датчиками. — Пока температура на пару градусов выше нужной, но… — я донабрал высоты и дождался, чтобы скорость подросла. — Да! Теперь все в норме!
— Ура! — закричал Достоевский и даже подпрыгнул, врезав кулаком по обшивке. Дирижабль качнулся, Николай побледнел, все замерли, но… Великий князь взял себя в руки.
— Ура! — поддержал он.
— Ура! — Михаил тоже улыбнулся.
— Ура?.. — как будто спрашивая, выдавила из себя Стерва.
— Что ж, теперь можно и отдохнуть, — Михаил потянулся.
— Можно, — согласился я, но через мгновение добавил. — Правда, мы починили кондиционер только для правой турбины, и левая со старым может сломаться в любой момент. Так что, доведем дело до конца, ваши величества?
— Доведем! — Николай искренне улыбнулся.
— И можно мне тоже перчатки? — не выдержала Стерва и даже не смутилась, когда на нее уставились шесть пар удивленных глаз.
— Можно, — я вытащил еще один комплект из технического ящика и кинул девушке.
Неужели небо способно исправить даже таких, как она?
На ремонт второй турбины ушло еще два часа. У нее все роторы были целы, но один подозрительный я на всякий случай поменял, просто положившись на свое чутье. В процессе несколько раз помечтал о том, как бы нам могла пригодиться нормальная сварка… А потом просто следил за тем, как великие князья работают своими руками и радуются, что из этого получается что-то новое.
После такого ударного труда неудивительно, что всех потянуло отдыхать. Мы только разделили вахты с Лесовским, и дирижабль превратился в сонное царство. Да и темнело уже, красоты пролетающих внизу лесов и полей сменились морем черноты — самое время поспать. Вот только перед сном Николай задержался и все-таки ответил на речь Ядовитой Стервы… Как же давно она была, но великий князь, судя по всему, никогда и ничего не забывал.
— Вы много говорили о том, что не все получается в России, — тихо начал он. — И это действительно так. Даже отец признает, что и люди, и законы могли бы оказаться счастливее и справедливее. Вот только не получается что-то как раз потому, что царь пытался и пытается сделать жизнь России лучше. Сегодня, когда мы чинили «Севастополь», я понял это как никогда раньше. Мы могли бы потратить десятки лет, пытаясь довести его до ума на земле, и нас бы обогнали в небесах все страны мира. А могли, как сделали — взлететь прямо сейчас, зная об опасностях и приготовившись с ними бороться. Мне кажется, что отец ведет себя похожим образом. Он пытается взлететь… Хочет решить вопрос свободы и земли для всех людей империи вне зависимости от чинов, но сделать это мудро и осторожно, помня об опасностях. В разных областях ведутся разные эксперименты, и когда однажды что-то сработает, этот опыт уже можно будет разделить на всю страну.
— А самое ужасное, что можно было бы сделать, — задумчиво добавил Михаил, — это отказаться от науки, от поиска правильного решения, а просто по-детски решить все исправить здесь и сейчас. Упереться в одну идею, заставить себя поверить, что по-другому просто нельзя, поставить все на нее и… Каков тогда шанс угадать правильный подход, если за два десятка лет реформ ничего более-менее реального пока так и не нашлось?
— А если без умных слов? Просто взять и сделать? — у Стервы почти не было сил спорить, но на одно возражение ее хватило.
— Сделали. Когда присоединили Финляндию, ей дали столько свободы, сколько можно. Никакого крепостного права, свои представительные органы, и теперь эти бедные земли богатеют быстрее остальной России.
— О чем я и говорю…
— Но! — прервал девушку Михаил. — То же самое и даже больше сделали с Польшей. Они стали частью империи, но им оставили свои деньги, свою армию, даже налоги не забирали в Петербург… Но и так, стоило покуситься на право местных панов владеть своими крепостными, страна вспыхнула. Не будем говорить про внешнее влияние, сейчас это не столь важно, но вот прямой пример, как один и тот же подход на двух разных землях дал совершенно отличные результаты.
— И теперь в Царстве Польском уже двадцать лет военное положение, а все свободы остались в прошлом…
— Это наказание за бунт, — нахмурился Николай. — Народы должны нести ответственность за свои решения. Вот почему отец, помня об этой ответственности, предпочитает двигаться в новое время медленно, а не платить за скорость большой кровью.
Несколько мгновений все молчали, а потом тишину неожиданно нарушил тонкий свист Митькиного храпа. После такого спорить о высоких материях как-то разом стало глупо и нелепо, и все наши пассажиры один за другом начали проваливаться в сон. Дольше всех возилась Стерва, но минут через десять и она затихла.
Пятьдесят четыре!
Я рассчитывал на полтора, в худшем случае два дня, но в итоге мы летели до Санкт-Петербурга все пятьдесят четыре часа. Долго… Но все остальные считали этот результат чем-то невероятным, обсуждая увиденные во время полета просторы и радуясь показавшемуся внизу городу.
Мы заходили со стороны Финского залива, мимо расслабившихся за время зимнего времени фортов и нацелившись сразу на шпиль Адмиралтейства. Зимний вроде был где-то рядом, так что я рассчитывал высадить великих князей поближе к дому. И вот мы оказались над городом — я пока еще выдерживал высоту. Несмотря на Андреевский стяг и штандарт царской семьи, воспоминания о горячей встрече в Ростове были еще свежи. Так что лучше дождаться, пока нас заметит кто-то важный и подтвердит, что понял, кого и куда мы везем.
А пока я продолжал рассматривать город. Если верить классикам, то летом тут бывало неприятно. Постоянная стройка, запахи нечистот из-за того, что не во всех домах была не то чтобы канализация, а хотя бы водопровод. С высоты расслоение было особенно заметно. Каменные дома вокруг Адмиралтейства и центральных улиц, а дальше уже попроще. Вполне привычные деревянные или, как я когда-то узнал в свое время, тоже деревянные, но со штукатуркой поверх, чтобы смотрелось солиднее.
— Красиво, — радостно вздохнула замершая у обзорного стекла Стерва, и я отбросил все желание придираться к мелочам.