Русская война 1854. Книга третья
Шрифт:
К нему уже дважды заглядывал секретарь, а есаул лейб-гвардии Кавказско-Горского полуэскадрона даже порывался броситься на чужака с оружием, но одного вида государя было достаточно, чтобы даже слуги и дикие горцы помнили свое место. Тем временем капитан закончил подготовку тренировочных штыков, они помогли друг другу затянуть кирасы, а потом обговорили правила.
Расход в разные края зала, а потом сшибка как на поле боя. Николай почувствовал, как сердце начинает биться быстрее. Еще в 1814 году, когда он смотрел на идущие по Парижу геройские полки, он смирился, что никто не сможет так же рисковать своей жизнью. Каждый человек в этом мире должен был находиться на своем месте. Чиновники — писать законы, воины — сражаться, царь — править. Но сегодня на пару часов это незыблемое правило перестало действовать.
— На счет три! — заорал капитан, а потом без всякой паузы добавил. — Три!
Николай злобно прищурился, но не стал ничего говорить, неспешно двинувшись навстречу бегущему на него Щербачеву. Он уже успел оценить скорость его движения, реакции — ничего особенного. Возможно, против обычных солдат врага одного натиска и могло хватить, но не против него.
Уверенным ударом Николай отвел чужой штык в сторону — слишком легко — и приготовился нанести удар. Как тысячи раз делал на тренировках. И в этот самый момент капитан, который и не думал колоть, врезался в него плечом. С ног не сбил! Николаю хватило роста, силы и реакции, чтобы удержаться, отступив всего на пару шагов. Но опять! Щербачев и не пытался его на самом деле сбить: увидев, что царь раскрылся, капитан тут же нанес удар.
Кираса аж хрустнула от вложенной в замах силы. Стало понятно, что сдерживаться Щербачев не собирался. Как и все время до этого: он говорил, что думал, и делал, что говорил.
— Еще раз! — душа царя требовала реванша.
— Нет! — капитан упрямо сложил руки на груди.
— Смеешь спорить?
— Пока не поменяете кирасу, с места не сдвинусь, — Щербачев выдержал тяжелый царский взгляд. — У нас с началом полетов безопасность всегда на первом месте. А то погорячишься, и все — труп. А жизнь каждого пилота столько пользы может принести России, что рисковать ей без причины он не имеет никакого права. А уж царь… Ваша польза — в миллион раз больше. И случайная травма может стоить стране таких бед, допустить которые мы просто не должны.
Николай дослушал капитана и понял, что гнев начал отступать. Не любил он отказываться от уже принятых решений, но ведь сегодня день, когда можно немного больше, чем обычно?
— Что ж, пожалуй, я соглашусь, — Николай отбросил ружье со штыком. — Тогда нам подготовят новое оружие, а я пока приглашу вас к себе. Думаю, еще полчаса я смогу выделить на разговор. Хватит вам этого времени, чтобы рассказать все, что вы хотели мне предложить?
Капитан кивнул, и Николай развернулся, направившись в малый кабинет.
Царь, с одной стороны, оказался таким, каким я его и представлял. Упрямый — по взгляду видно, что убить хочет, когда с ним спорят. А вот чего не ожидал… Он был очень сильным: вроде бы только вскользь по штыку треснул, а рука чуть не отсохла. Хорошо, что ефрейторы в свое время научили меня в первый удар вкладывать не только сталь, но и корпус.
Еще я заранее знал, что Николай всегда много работал. Но вот то, что при этом он мог совсем не обращать внимание на внешний лоск, уже было новым. Тем, что открылось, едва я оказался в его малом кабинете.
Все очень просто, никакой показушности. А картины… На них можно было увидеть эпизоды самых разных сражений, и это повышало мои шансы. Для Николая война — это не что-то чрезвычайное, а часть жизни, от которой он и не думал сбегать, а занимался наравне со всем остальным.
— Можно пару вопросов, прежде чем я озвучу свое предложение? — начал я, когда Николай опустился в свое кресло.
— Хочешь самого царя допросить? Недаром граф Орлов с Дубельтом о тебе так хорошо отзываются, — Николай вроде бы и пошутил, но его глаза недобро блеснули. И вот опять: с ним каждую минуту словно по лезвию ножа ходишь.
— Не допросить, — я покачал головой. — Хочу убедиться, что правильно понимаю ситуацию и не предложу вредную глупость. А заодно, если вы будете знать, чего я хочу добиться своими предложениями, возможно, уже сами найдете лучшее применение этой идее.
— Продолжай, — Николай снова успокоился и, кажется, даже улыбнулся. Ну, была ни была!
— Чего хочет и боится Австрия? — начал я.
— Что? — такого Николай точно не ожидал. Ни перехода, ни формулировки. И я бы рад помягче, но не умею.
— Ну… Англия и Франция наши враги — с ними все понятно. Но исход войны будут решать в том числе и нейтральные пока страны. Поэтому я и начал с Австрии. Потом такой же вопрос будет про Пруссию, Грецию и Швецию.
— А почему упускаешь из виду Итальянские королевства?
— К ним слишком близко Франция и Австрия. Поэтому бояться и слушать на Апеннинском полуострове будут именно их.
— Пусть так, — царь помолчал пару минут, но потом все же ответил.
Причем рассказал он гораздо больше, чем я мог бы рассчитывать. Еще и с такими деталями, о которых я сам даже не думал. Для начала Николай напомнил про Священный союз, про мир в Европе, который тот хранил почти половину века. Потом начал набрасывать портреты тех, кто сейчас определял политику Австро-Венгрии. Франц-Иосиф — нынешний император, которому всего 24 года. После восстания 1848-го он стал осторожнее, но порой все же слишком спешил. Клеменс фон Меттерних, 38 лет удерживавшийся на должности министра иностранных дел, сейчас в отставке, но все равно его нельзя было списывать со счетов…
— Это хитрый лис. Никогда не забуду, как 1841-м он, чтобы не допустить нашего усиления, не дал начаться войне между Англией и Францией. Но Клеменс всегда думал прежде всего об Австрии. И я ценил его за это, — Николай на мгновение задумался. — Жаль, но Венгерское восстание стоило ему должности. Старые соратники отказались от него, и он ушел в отставку, поддавшись старческому тщеславию. Возможно, его желание увидеть, как без него все развалится, еще однажды сбудется.
— И он сейчас вообще не ведет никаких дел? — спросил я.
— Франц иногда с ним советуется, но принципиально не допускает до реальных решений, чтобы не провоцировать на конфликт Буоля. Нового министра, что сменил Меттерниха. Он выглядит активным, но порой мне кажется, что длины его мысли хватает максимум на год. А что будет потом, ему просто недосуг.
В памяти невольно всплыли слова из книги Генри Киссинджера «Дипломатия»: там, помимо конфликтов и политической борьбы 20 века, он коснулся и Крымской войны. Как же он писал… «Так Австрия выбросила за борт Николая I и постоянную, прочную дружбу с Россией со времен Наполеоновских войн. Безответственность, граничащая с паникой, заставила преемников Меттерниха отбросить наследие консервативного единения, которое накапливалось столь тщательно — порой болезненно — десятилетиями. В один миг Австрия сбросила с себя оковы общности ценностей, что освободило от обязательств и Россию, позволив ей вести свою собственную политику, основываясь исключительно на геополитической выгоде». Сейчас большая часть из описанного еще не случилась, но Николай уже чувствовал это. Хотя и отказывался верить…