Русская жена английского джентльмена

Издательство благодарит художника Никаса Сафронова за предоставленное право использовать в оформлении книги картину «Древо истории живописи, или Путаный сон в 15 веке» (2001)

ВАРВАРА СУХОВЕЙ – родилась в Полтаве, училась в Москве. Театровед. Травмирована первым неудачным браком. В 80-е годы минувшего века работала в московских театрах, писала пьесы и сценарии. В начале 90-х ушла из модного театра и приняла послушание в женском монастыре. Весть о распаде СССР застала ее в богослужебной поездке по Святой Земле, где она и встретила своего будущего мужа, англиканского священника. Вернулась в мир, но уже в другой, заморский. Шатенка. Голос низкий, слегка с хрипотцой. Глаза зеленые, с поволокой. Одевается изысканно. Умеет и любит дружить. Видит сны и переживает их как вторую реальность.

АГЛАЯ ПОТОЦКАЯ – коренная москвичка,

театральная актриса. Легко сходится с людьми. Очень жизнелюбива. Всегда успешна. Голос нежный, мелодичный. Глаза – медового цвета. Волосы светлые, густые. Одевается ярко, экстравагантно. Обладает отменным здоровьем. Спит без сновидений. Умеет и любит любить.

ДЖОН СУПЕРСТОУН – настоятель англиканского собора Всех Святых в сельской местности на юго-востоке Англии. Светское и духовное образование получил в Оксфорде. Британец с шотландскими и ирландскими корнями. Экуменист, знаток православного богослужения. В 1991 году издал за свой счет путеводитель по закрытым соборам Ленинграда, материал к которому собирал много лет, для чего самостоятельно выучил русский язык и почти ежегодно ездил в Россию. До встречи с Варварой не был женат. Окормляет многочисленную, но маловерную паству. Высокий, стройный, обаятельный, голубоглазый. Волосы сбрызнуты ранней сединой. Чудесно смеется и мало спит.

АЛЕКСЕЙ НАСЫРОВ – выходец из Омска. Родился драматургом и стал им. Пишет легко и каждый Божий день. Его идеал – Лопе де Вега. Характер трудный, нордический. Невысок ростом. Но лоб высокий, сократовский. Умеет обольщать.

ПАВЕЛ ЭДОЯН – москвич, страстный театрал. После школы работал осветителем и рабочим сцены, чтобы быть ближе к своим кумирам. Яркий брюнет среднего роста. Финансовый гений. Владелец заводов, газет, пароходов. В быту аскетичен. Однолюбив.

ПЕТР ПОНОМАРЕВ – замечательный, безвременно погибший писатель.

Что мне рассказать тебе, милая Аглая?Что в феврале у меня под окном расцветают японские вишни?Что до тихой пристани еле добрела я,а в театре, помнишь, была чужой и лишней.*Как ты выживаешь, бывшая премьерша?Как врастаешь в зрелость – в золотые годы?Вышла ли за Павла и – миллионерша,или просто вышла (не в тираж) из моды?Приезжай проведать в городок заморский:аглицкие парки, море – по колено…Был тут на гастролях режиссер Тевтонский,как его, однако, скрутила Мельпомена!Зуб неймет, да жадно пожирает око,все свои высоты – горлом брал луженым…Приезжай скорее, не ищи предлога!Твоего (любого) познакомлю с Джоном.**Был в гостях недавно друг из Мариинки,славный исполнитель не заглавных арий.Ты мне не поверишь: я живу в глубинке!Мой английский Ваня – приходской викарий.Мы живем, как лисы – на лесистой горке,в приходском казенном, но уютном доме.Театральный хлеб мой был сухим и горьким,я сошла с катушек на крутом изломе.Жизнью расплатилась – получила сдачу,у судьбы порою странные повадки.Помнишь, как сказала нам на ближней дачепришлая старушка: мужнин хлеб – он сладкий…Обрести при жизни райскую обительи во сне не снилось неразумным овнамна базаре местном – на благотворительном и на церковном.Если же изгложет не беда – обидаили дух увязнет в немощи и сраме,взять благословенье у митрополитаСурожского можно в нашем русском храме.Есть простор и время думать отрешенно,все мои прожекты не покрылись прахом:написала пьесу. Полюбила Джона.Был бы православным, мог бы стать монахом.Приезжай, увидишь церковь у кладбища,здесь цветы и птицы бродят садом росным.Хлеб воспоминаний – горестная пища:все мы обгорели в том аду под Грозным.Только лишь подушно с Богом и сочтешься:наступают сроки крестных покаяний.Пусть в пути помогут, если соберешься,Серафим Саровский и святой Албаний.Жду со службы Джона, жгу компьютер или жпоспевает в кухне звездная опара —в графстве Кент, в Деревне(по английски Village).23 NovemberВся твоя.Варвара. А жизнь порой – пристрастней телекадра:в пределах погорелого театрабыл кабинет ее полуподвальный – просветмеж молотом и наковальней.Она была всего лишь зав. литчастью.Но прибегали все к ее участью:она в делах слыла бескомпромиссной.В театре быт, конечно, живописный:тогда все возмущалисьскрытым торгомувядшей примы с новым драматургом.Измученная этою интригой,Варвара вечер провела за книгой,массивною, в застежкаж золоченых,где много истин в Слово облеченных…Потом курила долго в темноте,и свет зажгла: а вдруг слова – не те… Варвара, как ни глянь, все в жизни перемена —сумела явь от сна однажды отличить:все ж русская жена английского джентльмена!Не ссучилась, а нить судьбы смогла ссучить.Без пастыря – вотще – не сотворить обедни…Варварины ли сны, мои ли снова бредни:без Вари прогорел театр на Поварской.Но бредень не пустой пришел из мглы морской… …Строка склонилась к изголовьюподобно лилии тигровой…Бог испытал меня любовью —слегка подштопанной обновой.Ты помнишь в Киеве – «Славутич»,и Дни культуры ли славянской?Ты променял меня на пивои на мужскую вашу дружбу.Я много раз писала этописьмо, прости, что опоздала.Ты не сказал, зачем ты умер!Ты был всегда неостроумен.…Что ни протока, то коряга,что ни тайга – то непролазна…Ты был скиталец и бродяга,а я на все была согласна.И нимфы не бывают чутче —так нежно кожей осязала.По кочкам прыгала, как чукчи,за оползнем с горы сползала.Рубашку белую, льняную,изгваздала на сеновале.Но не пошла тогда в пивную —лишь потому, что не позвали.Вот здесь бы ты и рассмеялся,а может быть и рассердился.Напрасно ты меня боялся.Но хорошо, что не женился.И все же был – оскал Ля Скала,кровавый бархат, верхний ярус…Я и во сне тебя ласкала,актер (зачерк.), двуликий (неразб.) Янус (?)Теперь ты (неразб.) Петр и небожитель.Не удержу в руках пера я…Взошли плевелы в Божьем житев двухтысячном году.Аглая. И напишу неискренне: тщета…И заслонюсь от суеты печалью.Но вдруг придут из прошлого счета,сургучною скрепленные печатью.Твое письмо умершему Петрулежало в распечатанном конверте,оно пришлось (не злись!) не ко двору:кого бы вдохновила весть о смерти!(«Били родники – да все повымерзли.Были современники – повымерли…»)– отрывок из письма Алеши Эн.Я в курсе (ли?) печальных перемен,деяний – сколь прельстительных,столь тленных:мне пишут в мой семейный монастырь.Да много ли у Господа вселенных?!Затем и жизнь – то пустынь, то пустырь…Молись, подъявши к небу очеса.Когда б не черт твоей телегой правил:вчера был Петр, а завтра будет Павел!(Венчались у знакомого ксендза.А были слухи – и католикоспомолвил вас…).И пущен под откос,мой паровоз застрял в кустах жасмина:тускнеет масть, корежится металл,ржавеет жизнь – вторая половина…Какой мошенник этот банк метал!Письмо не мне, а всколыхнуло дух.Петр выбирал тогда из нас из двух,как водится – для тела и души…Будь острожна – все же муж…Пиши.P.S.В твоем письме (по Фрейду ли?) описка:там Янус (Янис ли?) подверстан слишком близко……соблазн для развращенного чтеца!P.P.S.Успела ли сбежать из-под венца?Банкира (ли?) настигла Божья кара?Целуй его (ль).Всегда твоя —Варвара. …Природа тут всегда под градусом.В таком чаду – я плохо вижу…Алеша, мы ошиблись адресом,и заняли не нашу нишу!Жара, как жаба ненавистная,в зобу – расплавленная смальта.Вокруг фасонно-живописная,весьма масонистая Мальта.Нам не дано ей соответствовать,мы объективно невесомы.Ну сколько можно долю пестоватьи выставлять свои резоны!Пример однюдь не показательный,мой милый делатель культуры:мы жизнь прожили по касательной!Но не насилуя натуры.Как чада мировой провинции(столица – только Град Небесный),творцы, создатели, провидцы ли —мы шли гурьбой довольно тесной.Ваяли тесто песнопения,месили строчки, словно краски.И в ком похоронили гения —сие не требует огласки.Ты в состоянии паническомне подставляй свою щеку им!Мы с Джоном на экуменическомна съезде пастырском шикуем.Бесед благих теченье плавное,и подковерных мнений битва.И эта Мальта. Да. Но главное —поверь мне! – общая молитва.Когда звучит благословляющийканон издревле благодатный,стоит над миром столб сияющий,немеркнущий и незакатный.Как ни пытаются облечь его,как ни кроят на все фасоны…Мы языка не знаем птичьего,но и они с небес пасомы!Молить Всевышнего о милости —предвечным, бессловесным стоном…Но я уже заговорилась. И —прощай.Varvara Superstone