Русская жизнь. Будущее (август 2007)

Коллектив авторов

Депутатом Госдумы Баков стал в 2003 году. Тогда он был лидером рабочего движения «Май» и генеральным директором Серовского металлургического завода. Движение «Май» принято считать самым экзотическим проявлением наиболее наглого рейдерства: если обычные рейдеры отбирали предприятия у законных владельцев, присылая к заводским проходным вооруженных людей в масках, то «Май» использовал для таких целей возмущенные массы рабочих под красными флагами.

Упрекать политтехнолога в цинизме - занятие бессмысленное. У политтехнологов работа такая. Конечно, было бы здорово, если бы Баков помогал Сычеву просто так, но, судя по всему, это невозможно. Поэтому когда Андрея Сычева наконец уговорят вступить в СПС или просто каким-то образом

поддержать эту партию, стоит вспомнить, что шесть тысяч рублей для депутата Государственной думы - это один раз в ресторан сходить (да и то если спутница сама за себя заплатит).

V.

Андрея Сычева призвали 24 июня 2005 года, и отслужил он ровно два года - приказ о демобилизации датирован 19 июня 2007 года. Полтора года после госпитализации в Челябинске Сычев еще был рядовым российской армии на больничном. Инвалидность и пенсию оформляют только сейчас.

VI.

Полуторачасовое интервью займет не больше полстранички.

«Как проходят дни?» - «Делаю что-то по хозяйству и учусь ходить на протезах».
– «Получается?» - «Пока не очень».

Смотрит американские фильмы про безногих солдат - «Рожденный 4 июля» и «Форрест Гамп».

«Только про безногих?» - «Нет, не только. Еще смотрел последний „Крепкий орешек“, понравилось».
– «А читаешь что?» - «Ничего не читаю».
– «Что думаешь о приговоре сержанту Сивякову?» - «Четыре года - нормальный срок, но жалко, что его одного посадили».
– «Кого еще стоило посадить?» - «Офицеров, которые это допустили».
– «Помнишь, как в январе в больнице написал записку, что Сивяков над тобой издевался?» - «Да, что-то такое писал, говорить не мог».
– «Следователь говорил, что допрашивал тебя даже тогда, когда ты не мог говорить, и ты кивал».
– «Да, я кивал. Или мотал головой».
– «Считаешь ли Сивякова своим врагом?» - «Да нет, почему врагом».
– «Можешь ли его простить?» - «Бог простит».
– «Веришь в Бога?» - «Да не то чтобы».
– «А о министре Иванове что думаешь?» - «А что Иванов, это же не он армию до такого состояния довел».
– «К Путину как относишься?» - «К Путину нормально, нравится».
– «С кем общаешься?» - «Ни с кем» (Галина Павловна переспрашивает: «Что, даже ребята из школы не пишут?» - «Нет, не пишут»).
– «На улице бываешь?» - «Очень редко, по вечерам во двор выхожу».
– «Может быть, с соседями общаешься?» - «Да нет, какие там соседи, алкоголики да китайцы» (Галина Павловна добавляет: «Некоторые соседи прямо в лицо говорят, что мы это все сами ради квартиры устроили. Я сначала обижалась, теперь внимания не обращаю, на всех идиотов нервов не хватит»).
– «Кроме Бакова какие-нибудь политики приходили?» - «Нет, не было политиков».
– «А чиновники?» - «И чиновников тоже».
– «Журналисты достали?» - «Да, есть немного».

Волнуясь, подтягивается на поручнях своей коляски, повисая над ней на руках всем телом.

VII.

На вопрос «О чем ты мечтаешь?» ответил «Не знаю».

VIII.

На вопросы о его «живом журнале» вообще не отвечает. Говорит только, что ведет его сам, - но он и про почтовый ящик [e-mail], который ему завели журналисты из газеты «Жизнь», говорит, что завел его сам («Теперь-то знаю, что 14-88 - это нацистский лозунг, а тогда не знал»).

Я не верю, что дневник ведет сам Андрей. Но если ему зачем-то нужно говорить, что дневник - его, пускай так и будет.

IX.

Адрес Сычевых - улица Надеждинская, дом 26. Это проявление топографического и градостроительного идиотизма екатеринбургских властей, потому что на самом деле улица Надеждинская заканчивается, упираясь в широкую Таватуйскую, домом 14. Дальше улицу еще не проложили, новые дома стоят, а улицы еще нет. К шестнадцатиэтажке, в которой живут Сычевы, нужно долго идти через дворы, мимо гаражей. Во дворах играют китайские дети. Это место называется Сортировка, самая окраина окраинного Железнодорожного района Екатеринбурга. Сортировка заслуженно именуется в обиходе екатеринбургским чайнатауном. Пожалуй, это даже и не совсем Екатеринбург.

Сам Сычев тоже существует не совсем в том мире, в котором живет связанный с ним миф. Не в том, в котором его портрет - одна из сотен модных иллюстраций бесчеловечности правящего режима, а его фамилия - модный оппозиционный лозунг. Сейчас скажу ужасную пошлость, но я, в общем, догадываюсь, почему обращаюсь к человеку, которого вижу впервые в жизни, на «ты» и почему, разговаривая с ним, складываю руки в молитвенном жесте. Это не интервью, это паломничество. Я разговариваю со святым.

X.

Он действительно святой. Выдержать мучения, а потом не сорваться в озлобленность, не разбрасываться обвинениями, не требовать для себя вообще ничего - признаки святого. Но он будет святым только до тех пор, пока сам не начнет думать о своей святости. Сейчас - не думает. Девятнадцатилетний (сейчас - двадцатилетний) пацан, не видевший в своем Краснотурьинске (городок, в котором семья обитала до прошлого года) никакой радости, Андрей Сычев начинает жить только сейчас. Но нынешняя его жизнь с фильмами про безногих солдат, с протезами, на которых надо учиться ходить, с шестью тысячами рублей пенсии от СПС, - эта жизнь не навсегда. В лучшем случае на год или два. А дальше что с ним будет?

Сейчас Андрею Сычеву, может быть, даже тяжелее, чем полтора года назад на операционном столе в челябинской больнице. Тогда нужно было выжить, и он выжил. А сейчас никакой цели нет. Начать ходить на протезах - это не цель, а средство. Средство для достижения непонятно чего.

Идти учиться? На кого? Я спрашивал, он не знает. Не знает, сможет ли учиться. А если не сможет, что тогда? Тоже не знает.

Говорит, что его достали журналисты, и наверняка искренне в этом убежден. Но в самом ли деле он готов жить без внимания посторонних людей? Друзей нет, соседи - китайцы и алкоголики. Разведенная сестра с сыном Робертом (они живут в той же квартире, но, когда я приезжал, отдыхали на море), любимым племянником Сычева, - и больше никого.

И если вдруг завтра рядом с ним появятся люди, которые станут объяснять ему, что он достоин большего, чем имеет, что на все вопросы, на которые он сейчас отвечает «не знаю», существуют простые и четкие ответы, что он должен что-то говорить, что-то делать (написать или надиктовать книгу, поехать на ток-шоу, вступить в партию - да мало ли что), - вот это будет беда. Выборы закончатся. А с ними кончится и политтехнолог Баков, и книги кончатся, и ток-шоу, и наступит звенящая тишина, не прерываемая никакими звуками. Как это пережить?

Полтора года госпитальной изоляции в обществе родной матери и хмурых врачей уберегли его от многих рисков. Он не стал живым знаменем, которым размахивают на митингах, был надежно защищен от создаваемого прокурорами, политиками и журналистами мифа под названием «Андрей Сычев». Изоляция позволила ему остаться вне мифа, остаться живым. Научиться существовать среди людей, может быть, гораздо сложнее, чем научиться ходить на протезах.

* ГРАЖДАНСТВО *

Евгения Долгинова

Кормление менеджера

«Школа будущего» на территории настоящего