Русская жизнь. Гражданская война (октябрь 2008)
Шрифт:
Другая могила, в овраге, - бывший колодезь. Отрытые тела, еще не перенесенные в подвальное помещение, лежат тут же, на голой земле. У некоторых содрана кожа с рук и подошв; у других по десятку рваных и рубленых ран, попадаются вывороченные руки и ноги, в черепах, между ребрами и под ногтями забиты железные гвозди…
Вот лежит труп мужчины. Его кололи штыком в рот. Удар был нанесен с такой силой, что железное острие прошло насквозь, через черепную кость. А этого зарубили шашкой. Голова еле-еле держится на тонком лоскуте кожи. Кисть руки отрублена. Труп старика. Беднягу, по-видимому, даже не потрудились убивать, а просто зарыли живым. Его рот забит
Весь день 16 июня продолжается паломничество народа к лобному месту. Многие с ужасом всматриваются в обезображенные тела, стараясь узнать в них близкие, дорогие черты. Ищут и находят. Разыгрываются тяжелые сцены. Раздаются стоны, плач, рыдания…
Священники служат панихиду, после чего толпа с пением: «Кресту Твоему покланяемся, Владыко!» медленно и скорбно расходится по домам.
Вторая «чрезвычайка», на Сумской № 47, носит на себе такие же следы зверских большевистских расправ. Но кроме того, здесь есть еще небольшой памятник пережитых страданий - деревянная доска, на которой обреченные записывали последние мысли, прощальные приветы. Эта запись - сплошной крик отчаянья невинно погибавших людей. В свое время она была перепечатана почти во всех газетах и, вероятно, известна каждому.
«Дорогая мама, ты никогда больше не увидишь своего несчастного Колю».
«Не говорите, что жизнь - ничто. О, как хочется жить в 21 год!»
«Погиб ни за что».
«Погибаю только за то, что кому-то вздумалось отомстить моему брату».
И подписи: Куликин, Андреев, Знаменский, Вроблевский.
Раскопки могил в концентрационных лагерях чрезвычайки производились очень тщательно, под руководством комиссии из представителей городского самоуправления, врачей, экспертов следственных властей и милиции. Кроме того, в первый день на раскопках присутствовали представители Харьковского Совета профессиональных союзов, Общества деятелей печати и литературы и Общества взаимопомощи трудящихся женщин.
Всего за первые дни раскопок было извлечено 229 трупов. 107 в концентрационном лагере чрезвычайки, 97 в каторжной тюрьме и 25 в районе саперных казарм.
На трупе генерала С. Е. Молчанова, кроме огнестрельной раны, обнаружено отсутствие большого пальца левой руки, кость в этом месте раздроблена. Кроме трупа генерала Молчанова опознаны трупы Иркутского губернатора Ф. А. Бантыша-Каменского и его сына А. Ф. Бантыша-Каменского, 18-летнего юноши, воспитанника 6-го класса Харьковского реального училища, модистки А. С. Остапенко, арестованной на танцевальном вечере в коммерческом клубе и расстрелянной на следующей же день, и портного Зозули; судя по одежде, остальные жертвы принадлежали к рабочему или ремесленному классу.
Расследование вел судебный следователь по важнейшим делам П. Т. Богацкий. Протокол судебно-медицинского исследования был представлен прокурору судебной палаты.
По данным исследования, громадное большинство жертв чрезвычайки погибло от огнестрельных ран, нанесенных в затылочную часть головы. Пытки до умерщвления, безусловно, производились; у трупов найдены отрубленными руки, ступни, пальцы, переломаны кости, есть обожженные или обваренные кипятком, у шести связаны руки, причем у одного настолько крепко, что веревка врезалась в тело и разорвала кожу.
Кто судил
Борьбой с «контрреволюцией» и беспощадным уничтожением «врагов народа» ведала в Харькове Чека - чрезвычайная комиссия из пяти лиц.
Комиссия эта действовала с разрешения и одобрения не только местных комиссаров (Кина, Артема, Рухимовича, Межлаукова, Пятакова, Подвойского, Ворошилова и др.), ее деятельность была несомненно известна как Раковскому, так и Троцкому. Что Троцкий сильно благоволил к чрезвычайкам и поощрял их работу, ясно из того, что приезд куда бы то ни было советского самодержца сопровождался всегда резким взрывом репрессий и жестокостей всякого рода.
Таким образом, ответственность за деяния, совершенные большевистскими местными палачами, ложится целиком на центральную советскую власть.
Во главе чрезвычайной комиссии стояла знаменитая своими жестокостями пятерка: Покко, Циклис, Израилит, Маевский и пятый, имени которого не удалось выяснить, комендантами чрезвычаек были Саенко и Судаков - палачи, имен которых не забудет не только Харьков, но и вся Россия. Ближайшими сотрудниками пятерки являлись следователи, производившие следствие над арестованными. Большинство следователей состояло из представителей рабоче-крестьянского правительства, но были среди них и учащиеся.
Следователи скрывались обыкновенно под чужими именами, так что приводить здесь их фамилии было бы бесполезно.
Юридической стороной дела руководил Маевский, он начал свою карьеру на базаре, где торговал семечками, и закончил образование в должности писца у местного присяжного поверенного. Деятельность следователей проявлялась, выражаясь деликатно, в умножении денежных средств чрезвычайной комиссии. Проще говоря, следователи занимались вымоганием и обиранием. Обирались и арестованные, и свидетели. Если у последних было что взять, они, в свою очередь, становились арестованными и переходили в разряд обвиняемых.
Мотивами к аресту служило главным образом желание присвоить себе чье-либо имущество, «социализировать» торговое дело или же отделаться от какого-либо нежелательного лица. Менее всего здесь было подлинных врагов советской власти.
Недаром пятерка, как правило, не любила доводить дело до трибунала, а казнила и миловала по своему усмотрению. Отпускались на свободу те, с кого уже нечего было взять. С личными объяснениями обвиняемых решительно никто не считался. Представление каких бы то ни было доказательств, оправдывающих арестованного, считалось совершенно бесполезным. Никакие просьбы об ускорении дел не принимались во внимание, и двигались лишь те дела, по которым следователи вели «особые» переговоры с родственниками заключенных. Но и здесь была своего рода ловушка, т. к. родственники выпущенных привлекались в свою очередь за дачу взяток.
Исход дела зависел от размера взятки, от произвола, от личного настроения членов чрезвычайки, от случая, от чего угодно, - только не от справедливости.
Аресты
Имеется множество свидетельских показаний о том, как и за что арестовывали. Из груды имеющихся по этому вопросу материалов приведем некоторые примеры.
Кадет Башинский, 16-летний юноша, неосторожно написал в письме к своему товарищу, кадету Полякову, о том, что в Харьков скоро прибудет Колчак со своими добровольцами и что тогда можно будет поступить в его армию.