Русская жизнь. Телевизор (июль 2008)
Шрифт:
Смотрели такое от большой тоски. К тому же снимали это дело в несколько этапов, и показывали тоже какими-то кусками, между которыми были огромные, многолетние промежутки. Так что родители рассказывали подросшим детям, что там было когда-то в предыдущих сериях.
Еще был «ТАСС уполномочен заявить» - попытка повторить успех «Штирлица», тоже по Семенову и тоже с Тихоновым. Правда, «Мгновения» снимала гениальная Лиознова, а «ТАСС» делали какие-то не те люди, да и сюжет был, скажем честно, неважнецкий. Но все равно это смотрели, хотя некий привкус, так сказать, безрыбья ощущался.
Первым
Дальнейшее все помнят. Интересно, сколько девочек растет с именем «Изаура»? И когда уродливые постройки на дачных участках перестанут называть «фазендами»?
***
Теперь о главном. Почему, собственно, эти проклятые сериалы смотрят?
Самое простое объяснение - «потому что дураки».
Но это неправда. Сериалы безотрывно смотрят очень богатые, у которых фазенды покруче той, что в ящике. И умные, и образованные, и в высшей степени культурные, и очень состоявшиеся в жизни. Иногда убивая на это годы.
Где- то в сети я встретил сравнение сериальщиков с посетителями порносерверов. Дескать, и те и другие уныло мастурбируют на картинки, потому что не имеют того самого в реальности. Дескать, затурканная тетка, у которой в жизни только пьяный муж да малые дети, и ничего впереди, отдыхает своей маленькой, заплывшей душой перед экраном, где все шикарно, включая страсти. Ибо там живут, а у нее жизни нет.
Это уже ближе к делу. Впрочем, человек, испытывающий недостаток страстей в жизни, не будет искать их в кино. Он скорее напьется и побуянит, ну или сменит работу. Но большинство людей этого не хотят. Они довольны или недовольны своей жизнью, но заменители их не интересуют.
А вот что их действительно интересует - так это жизнь чужая.
У всех смотрящих сериалы имеется одна проблема - нехватка чужой жизни. То есть сунуть нос в чужие дела, возможности перемыть косточки каким-нибудь знакомым, как следует порыться в чужом грязном белье. Посплетничать, наконец. Жутко хочется - и не могут. Эти люди несчастны. Потому что интерес к чужим делам - штука естественная. И в грязном белье копаться - интересно. А уж влазить в чужие ссоры и конфликты - это же здоровски.
И что делать, когда этого не хватает?
Правильно - смотреть на чужую жизнь, специально сыгранную и выставленную напоказ. Где все, конечно, синтетическое, но все лучше, чем ничего.
Кстати, не только в синтетике дело. Сериал может послужить приправой или предлогом к настоящему общению.
Субкультура вокруг сколько-нибудь длинного сериала возникает автоматически. Просто потому, что у множества людей обнаруживаются общие знакомые - которых можно пообсуждать. Немалая толика удовольствия от сериала - это возможность почесать язык, хотя бы пересказывая подружке содержание очередной серии. «А она ему призналась, что ребенок его, а он не поверил».
– «Вот же урод… Дальше давай».
Это, конечно, классические сплетни и пересуды,
***
На Сашиной свадьбе я напился.
Вторая половина была мужиком, очень похожим на Сашу, но несколько хуже выделкой. Пианино он, пожалуй, донес бы только до второго этажа, да и Мандельштама знал, наверное, хуже. Но внешность и типаж были вполне узнаваемы. Звали его, кажется, Валера.
Уже не вполне трезвый, я пристал к невесте с вопросом: а правда ли, что… Ну, про «Санта-Барбару».
– Чушь какая, - Саша уверенно сморщила носик.
– Я эту гадость вообще не смотрю. Кто это тебе сказал?
Я не хотел сдавать источники информации, это было бы неспортивно.
– Светочка, - решительно заявила Саша, прерывая мои путаные извинения и ссылки на алкоголь в крови, вредящий памяти.
– Больше некому. Сука брехливая. Это она у меня, между прочим, Александра увела. Рассказать, как все было? Только не для передачи, хорошо?
– Хорошо, - подтвердил я и придвинулся поближе, прикидывая, кому я буду рассказывать эту историю в первую очередь.
Дмитрий Ольшанский
Русская идея
Мои ночные открытия
Интеллигенция пыталась уйти от непереносимой грусти русской действительности в идеальную действительность.
Бердяев
Дом у меня крепкий, уверенный в себе, совсем не такой, как я сам, а вот стены оказались нехорошие.
Интеллигентные оказались стены.
В половине третьего ночи, в мрачном оцепенении после очередного потерянного дня, я сидел на кровати и читал «Русскую идею» Бердяева. Если у вас нет семьи, нет работы, нет денег, нет близких друзей, нет вредных привычек и развлекаться вы тоже не умеете, то русская идея - это последнее, что вам осталось.
Близоруко щурясь под люстрой, в которой из пяти лампочек одна горела и еще одна подмигивала, я закрывался Бердяевым от шумного мира снаружи, который меня не устраивал, мира, который меня не признал. От воя хаммеров-мазерати, не сумевших разъехаться на узкой улице, от крика бренд-менеджеров-маркетологов, сцепившихся у японского ресторана, от лая шариков-кабысдохов, прикормленных, но не усмиренных. Смирения, впрочем, не хватало и мне.
– Как же так вышло, - думал я, трагически взмахивая страницами, - как же это так вышло, что весь белый свет за окном веселится, гавкая и крича, и у каждого, кроме меня, есть свои поводы к торжеству? Хаммер наконец-то вывернет за угол и покатится в счастье, маркетолог с оторванным рукавом даст в табло и пойдет догоняться, о собачьей свадьбе нечего и говорить. А что есть у меня? Если только идея, да и та невеселая, русская, - вздыхал я.
В этот момент за стеной зазвучал женский голос.