«Русские идут!» Почему боятся России?
Шрифт:
Реальность же определялась фактом присутствия в и без того добела раскаленных регионах десятков, если не сотен тысяч беженцев из Западной Армении, голых, босых, голодных и запредельно озлобленных. Потеряв все, эти люди считали, что имеют полное право на компенсацию. Естественно, за счет местных мусульман (ведь все мусульмане одинаковы, не так ли?), и «полевые командиры» типа знаменитого Андраника, возглавлявшие эту горючую массу, были полностью согласны с таким подходом. Короче говоря, была кровь. И много. И долго, почитай, весь 1918-й. Да и 1919-й не меньше. Из «спорных» Карабаха и Зангезура, где христиан было большинство, мусульмане бежали в панике. Их дома занимали «вынужденные переселенцы», а кому не хватало места, оседали в Араратской Республике, откуда «татары» тоже бежали толпами. Правда, официально воссоединиться с Матерью-Родиной ни Карабаху, ни Зангезуру не удалось (помешали англичане), однако и суверенитет Баку над этими регионами оставался призрачным; реальная власть принадлежала местным армянским советам, полностью ориентированным на Ереван.
Привет из Америки
Что до самой Армении, то дашнаки, держащие правительство под полным контролем, до поры до времени предпочитали в беспредел на «спорных» землях формально не вмешиваться. Разумеется, партия национальная и официально надгосударственная, считавшая себя ответственной за происходящее везде, где
После таких новостей тормоза лопнули окончательно. 28 мая в Ереване было объявлено, что «для восстановления целостности Армении и обеспечения полной свободы и благосостояния народа Правительство Армении, согласно единой воле и желанию всего армянского народа, заявляет, что с сегодняшнего дня разрозненные части навсегда объединены в независимый государственный союз». Политический лозунг партии стал официальной государственной доктриной, тотчас принятой к исполнению, тем паче что и партия после проведенных по всем правилам и без всяких злоупотреблений выборов уже была не просто правящей, а правящей с абсолютным большинством. И все бы было очень красиво, кабы прямым следствием столь ярких инициатив не являлась неизбежная конфронтация Армении со всеми соседями, включая и Грузию, без малейшей возможности игры на противоречиях. Короче говоря, аще Бог (то бишь Вильсон) с нами, то кто на ны? Насчет того, что Вильсон Вильсоном, но в Штатах есть еще и Сенат, у которого вполне может быть другое мнение, пытались предупредить Ереван мудрые сэры из регионального штаба войск Его Величества Георга V, однако дашнаки советами пренебрегли. Во многом под давлением генералов. Те, как им и положено, жаждали лавров, верили в себя, да еще и были сердиты на «союзников» за минувший декабрь. Сэрам оставалось только прямо и очень жестко запретить Еревану аннексировать «законные» земли Азербайджана, вроде Карабаха, и наблюдать за развитием событий на землях «спорных». В итоге к концу июня «Аракская республика» была стерта с лица земли и Нахичеван «воссоединился с Родиной-Матерью». Чуть позже, однако, в события вмешался (а что ему оставалось делать?) Азербайджан, и к началу августа ситуация вернулась к «нулевому» варианту, а дашнаки на время притихли, по-прежнему помогая «народному самоуправлению в спорных районах» и выдвинув бессмертный лозунг «Европа нам поможет». Надо сказать, для таких надежд имелись серьезные основания.
Затурканные
Самое время отметить, что пока младенцы из Закавказья упоенно разбирались, кто теперь на зоне пахан, взбаламученный многолетней смутой Большой Мир понемногу принимал новые очертания. Державы-победители, распластав на колоде тушу Порты, прикидывали схему ее разделки, а события тем временем скользили в совсем не гаданную Антантой колею. Мудросское перемирие, несомненно, означало крах младотурок. Но не всех. «Пантюркисты», грезившие «империей от Стамбула до Якутска», проиграли и ушли с арены, освободив место коллегам-националистам, убежденным, что «Турция для турок», а славян, арабов, султанат, халифат и прочий балласт следует отстегивать на фиг, и чем скорее, тем лучше. Это были суровые ребята, заслужившие уважение в войсках, которыми командовали, и неплохо понимавшие настроения турецкой глубинки, из которой вышли. А глубинка была взвинчена донельзя, тем паче что щадить национальные чувства гордого и, в общем, достаточно политизированного народа победители даже не думали. Так что несколько выстрелов, сделанных невесть кем 15 мая 1919 года по высаживающимся в Смирне греческим солдатам, мало кто воспринял всерьез. А зря. Ибо пока до неторопливых лондонских и парижских мудрецов что-то начало доходить, внутренние районы Анатолии все шире охватывало Kuva-i Milliye, стихийно вспыхнувшее движение сопротивления, быстро оседланное националистами. Уже в июне генерал Мустафа Кемаль, еще не знающий, что ему предстоит стать Ататюрком, заявил, что «независимость народа будет спасена по воле и решению самого народа» и, отбив на нескольких направлениях попытки войск Антанты удавить непорядок в корне, начал формировать «народную армию», к концу года занявшую Анкару. После чего, уяснив, наконец, что шутки кончились, державы-победители решили осадить забывших свое место «дикарей», однако не собственноручно (солдатики устали, да и лишние жертвы ни к чему), а руками тех, кто будет делать это не за страх, а за совесть, причем еще и с чувством глубокого удовлетворения. То есть греков и армян. На взятие кемалистами Анкары Верховный совет союзников отреагировал признанием Араратской Республики de facto. А когда Кемаль – после разгона англичанами парламента в Стамбуле – созвал Великое Национальное Собрание Турции и объявил себя главой единственного законного правительства, делегацию дашнаков пригласили с правом голоса на конференцию в Сан-Ремо, где шло обсуждение условий будущего мира с Портой. Параллельно, в качестве задатка, был снят негласный запрет на восстановление «исторической справедливости», и, начиная с марта, «спорные» регионы опять заполыхали, причем ни на то, что к середине апреля армянские войска захватили ряд «мусульманских» уездов, ни на экстремальные методы ведения военных действий Антанта на сей раз внимания не обращала.
Будущий Ататюрк, однако, был крепким орешком. Заядлый преферансист, он умел считать расклады на много ходов вперед, и, понимая, что в одиночку не выстоять, уже с конца 1919 года подбивал клинья единственному потенциальному союзнику, чье отношение к Антанте было не лучшим, нежели у него самого – большевикам, выражая готовность платить за дружбу, не стоя за ценой. Нет, сам он марксистом не был ни на копейку и собственных марксистов топил и вешал, как миленьких, но хорошо знал, на какие клавиши нажимать. Турция, писал он весной 1920 года, «обязуется бороться совместно с Советской Россией против империалистических правительств для освобождения всех угнетенных, а кроме того, обязуется повлиять на Азербайджанскую республику, чтобы она вошла в круг советских государств и готова участвовать в борьбе против империалистов на Кавказе». В переводе с трескучего на обыкновенный это означало, в случае оказания большевиками помощи оружием, боеприпасами, деньгами, отказ в пользу России от Баку, вернее, от бакинской нефти, вернуть которую Кремль намеревался во что бы то ни стало. Предложение было предельно честным, и предложение было принято. Так что, когда 27 апреля части 11-й Армии, добивая деникинцев, вышли к азербайджанской границе, в Баку начался путч, заранее подготовленный агентурой Кемаля, в первую очередь, военными, огорченными нескончаемыми неудачами на армянском фронте и (достаточно справедливо) считавшими «краснобаев» из «Мусават» политическими банкротами. О свергнутом правительстве, в сущности, не жалел никто, акт провозглашения Азербайджанской Советской Социалистической Республики встретили едва ли не всенародными аплодисментами, – не столько даже потому, что симпатизировали большевикам (учитывая еще свежую память о Бакинской Коммуне, скорее, наоборот). Просто все, от бека до портового грузчика, хоть и опасались эксцессов в будущем, но понимали, что страна, брошенная Антантой на съедение более важному клиенту, получила шанс.
И это в самом деле было так. Уже к концу июня усмирение Карабаха и Зангезура было завершено, а 28 июля красные заняли Нахичеван, после чего предложили Еревану поговорить спокойно. В ответ дашнаки, естественно, атаковали, но, тоже естественно, неудачно. В итоге, согласно соглашению о прекращении огня, подписанному 10 августа в Тифлисе, «спорные» регионы «временно», до заключения мира, оставались под контролем Красной Армии (читай – Советского Азербайджана), а для дальнейшего проведения переговоров в Ереван выехал полпред Борис Легран. И – как маленькая конфетка к горчайшей микстуре – в тот же день в далеком Севре делегация еще официально правомочного, но уже ничего не решающего султанского правительства под давлением Антанты подписала договор, в полной мере удовлетворяющий самые смелые претензии «Дашнакцутюн» и, по сути, превращающий Араратскую Республику в региональную сверхдержаву. Западные покровители сдержали слово и теперь вправе были ждать ответной любезности.
Цугцванг с перебором
Скажем прямо, положение сложилось пиковое. В активе у Араратской Республики была армия, большая и очень хорошая, видимо, лучшая из всех армий Южного Кавказа. Но войска были измотаны недавней «весенней войной», а к тому же не имели ни нужного количества боеприпасов (Грузия, не слишком доверяя Армении, эту категорию транзита тормозила как могла), ни мобилизационного ресурса. Была практически единодушная поддержка населения, очень доверявшего дашнакам. Но масса обывателей в таких случаях никогда и нигде ничего не решает. Были союзники-греки, отвлекавшие на себя основные силы кемалистов. Но как раз в это время, после скоропостижной смерти короля Александра, в Афинах разразился тяжелейший политический кризис, вынудивший греческую армию временно приостановить движение вглубь Анатолии. Был карт-бланш от Лондона, Парижа и Вашингтона. Но великие державы не скрывали, что свои войска не пришлют и поставки быстро не наладят. Было бесспорное юридическое право на почти половину Турции. Но Великое Национально Собрание, естественно, отказалось ратифицировать Севрский договор, а правительство Кемаля предупредило Ереван, что попытка Армении реализовать новоприобретенные права будет рассматриваться, как casus belli. Наконец, Грузия (не бог весть какой фактор, но все-таки) заняла, мягко говоря, нехорошую позицию, официально заверив турок, что в случае чего не станет возражать против вразумления скандальных соседей.
Иными словами, исполнение обязательств перед Антантой было чревато такими рисками, что овчинка могла оказаться не стоящей выделки. Реалии были столь ясны, что даже некоторые лидеры дашнаков и генералы из числа не до конца отмороженных (их почему-то называют «левыми дашнаками») высказались в том смысле, что не худо бы притормозить и рассмотреть предложения Москвы, озвученные полпредом Леграном. Однако кремлевский вариант выхода из тупика тоже рвал душу. В самом деле, дать согласие на посредничество большевиков в спорах с «дружеской» Турцией и «братским» Азербайджаном, естественно, отказавшись от «севрских» призов, означало не только стать вассалом Москвы (это бы еще полбеды), но, главное, навсегда и публично отказаться от воплощения в жизнь идеи «Великой Армении эпохи Тиграна». Тем самым не то что поставив под сомнение все, ради чего тридцать лет боролись дашнаки, но и лишив смысла само существование партии. Вот такой неприятный сложился пасьянс, и времени на раздумья не было. Совсем.
Так победим!
Чтобы до конца понять суть драмы, развернувшейся в те дни на Южном Кавказе, следует уяснить: это была война не государств, а идеологий на уровне фактически религиозном. Для большевиков, еще не переболевших детской болезнью левизны, символом веры была мировая революция. Обжегшись на Польше, они всего лишь перенесли направление главного удара на Восток, где, согласно их канону, с нетерпением ждали их массы угнетенных колонизаторами аборигенов. В этом смысле Кемаль воспринимался ими с симпатией – как весьма перспективный, хотя пока что и недостаточно политически грамотный кадр, за которым архиважно присматривать, что едва ли возможно, пока между РСФСР и Турцией пробкой стоит «проантантовская» Армения. Кемаль, со своей стороны, не менее свято веруя в «Турцию для турок», морочил большевикам голову полным согласием с их песнопениями, однако вполне разделял позицию по «армянскому вопросу». Собственно, он, как подобает правоверному националисту, не имел ничего против «армянского национального очага» на десятке скал, никогда Турции не принадлежавших, и он, скорее всего, протянул бы ереванским братьям во национализме руку дружбы, откажись они от «империалистической» ориентации на Антанту, оставь в покое «почти турок» на «спорных» территориях, а главное, забудь о своей Idefix – «Великой Армении», каковой почему-то считают восточные вилайеты Турции. Однако и дашнаки были, что называется, до синего звона заточены на свое Credo, ту самую «Великую Армению», которая в понимании Кремля была вредной глупостью, а в восприятии Кемаля – главной угрозой существованию турецкой нации.
Ничем хорошим сшибка трех фанатизмов закончиться не могла и примирения не предполагала. Что и стало ясно в ходе Первого съезда народов Востока, созванного в Баку в начале сентября 1920 года, где, как известно, в качестве почетного гостя присутствовал знаменитый армянобоец Энвер-паша, зять султана и лидер младотурок-пантюркистов, в унисон с патриархом азербайджанских большевиков Наримановым вещавший с трибуны, что ислам, в сущности, тот же коммунизм, а коммунизм, если присмотреться, по большому счету тот же ислам. Итогом съезда стало резкое, на порядок увеличение «братской помощи» товарищу Кемалю – не считая само собой подразумевающихся оружия и боеприпасов, в Анкару из голодающей России поплыли уже не сотни тысяч, а многие миллионы полновесных золотых рублей. Араратской Республике в том виде, в каком она существовала и хотела существовать, при этом раскладе места попросту не оставалось, и это говорилось открытым текстом. «Имейте в виду, – писал в Москву всегда не слишком умевший камуфлировать мысли Серго Орджоникидзе, глава Кавбюро РКП(б), – если вы с Арменией заключите мир, это будет нечто ужасным для мусульман… Получится впечатление, что мы, христиане, покорили Азербайджан, а христиан оставили в стороне».