Русские импульсы в творчестве Петра II Петровича Негоша
Шрифт:
Глава
II
Русско-черногорское единство в эпических песнях Негоша
Россия в народном эпосе и в ранних произведениях Негоша
Косовская битва 1389 года навсегда осталась в памяти сербского народа, предопределив национальное сознание, что нашло отражение в народных эпических песнях: «Сложная социально-политическая обстановка оказала непосредственное влияние на проблематику эпических произведений, центральной темой которых стала борьба с турецкими завоевателями. Сербские героические песни стали откликом народа на реальные исторические события, вобрали в себя нормы поведения, народные идеалы и представления о том, каким должен быть настоящий воин» [84, с.182].
Особо следует подчеркнуть популярность героических песен в Черногории, где они исполнялись и сочинялись на протяжении
В ходе освободительной борьбы черногорцев конца XVII века, когда они добились фактической самостоятельности от Турции, а во главе их теократического государства стали митрополиты из династии Петровичей-Негошей, слагаются новые эпические песни, повествующие о важных сражениях за независимость, на основании которых в дальнейшем сформировался цикл эпических песен об освобождении Черногории. Данному циклу присущ ряд отличительных особенностей: «Песни его во многом реальные. Краткие и простые, в основном без поэтических описаний, без длинных проповедей, почти совсем нет мотива о вилах и воронах, в них реально описаны бои черногорские с турками, прославляются только реальные личности… В них нет фантазий, как нет и юмора; в них только трезвый реализм в описании. Их повествование простое и стройное; язык в них простой и крепкий, вовсе не риторический» [3, с.62].
В Черногории народные сказители выработали определенный канон эпического стихосложения, так как рассматривали песни не только в качестве хранилища народной памяти, но и как средство информирования: «Эпические песни черногорские, повествующие о событиях новой нашей истории, отличаются от остальной эпической поэзии, среди прочего, ритмом и соблюдением исторической правдивости событий, о которых в них поется. Соблюдение точности событий новой истории было обусловлено также положением и ролью эпической песни в Черногории. Песня была средством общественной коммуникации, она давала оценки людям и событиям, определяла ценности. Она должна была соответствовать требованию правдивости, так как это и являлось условием ее существования. Только будучи правдивой, песня могла быть принятой и передаваемой» [153, с.9-10].
Для ранних произведений Петра II Петровича Негоша был характерен канон эпических песен цикла освобождения Черногории. «Негош относился к черногорской эпической поэзии не просто как поэт или как человек, с детства впитавший ее, но и как мудрый политик, осознававший громадное ее значение для судеб народа и страны» [111, с.246]. По мнению Й.Деретича, его дебютные произведения являлись скорее подражаниями эпосу, так как их отличали «содержание… и идейность, которые свойственны художественной литературе» [35, с.33-34]. Подобные произведения (песме «на народну») получили распространение в Черногории во многом благодаря усилиям владыки Петра I Петровича Негоша, старавшегося «укрепить официальную черногорскую традицию, чтобы сделать ее опорой своей политики» [35, с. 33]. В качестве тем для своих первых произведений Негош выбирает заинтересовавшие его исторические события, о которых он узнавал из книг, хранившихся в библиотеке Цетиньского монастыря.
Примечательно, что уже в первых своих сочинениях Негош поднимает тему России и общности славянских православных народов. Именно таково содержание «Песни о царице Екатерине II и турецком султане» (Одломци из песме о царици Катарини II и турском султану), которая, к сожалению, дошла до нас лишь фрагментарно. Отрывки из нее сохранились в записи Вука Врчевича, автора знаменитой книги «Жизнь Петра Петровича Негоша». По утверждению Врчевича, в 1829 году молодому поэту «попалась какая-то русская книжица о войне русской царицы Екатерины II и турецкого царя Сулеймана. Поскольку Раде достаточно хорошо знал славянский язык, то легко мог понять и русский. Книжица ему понравилась. Российская победа и турецкое поражение настолько его вдохновили, что он сложил об этой войне песню в духе народной, и так искусно это у него получилось, что потом по всей Черногории песня пелась, как самая любимая, а, может быть, и теперь поется» [21, с.13]. Врчевич приводит отрывки песни по памяти. Фрагменты, которые он вспомнил, касаются реакции султана на письмо российской императрицы, в котором она призывает Турцию прекратить надругательства над христианами, в противном же случае Османской империи грозит война с Россией:
Не будали, влашка удовице!
Ђе
И грмуша орлу наудити?…
ако дигнух моје јањичаре,
сву ћу твоју земљу поробити,
поробити, ватром попржити,
а тебе ћу живу уфатити,
да ме двориш као робињица [100, V, с.252].
Интересно, что в своей эпической песне Негош обращается к женскому персонажу, редко встречающемуся в черногорских эпических песнях – императрице Екатерине II. И хотя на политической арене она выступала как глава мощного государства и армии, в песне Негоша подчеркивается ее гендерная принадлежность (посредством упоминания угрозы султана сделать ее одной из своих наложниц). Собственно, мотив сватовства, женитьбы, усмирения непокорной невесты характерен как для сербского фольклора, так и для русского: «несмотря на его (южнославянского эпоса – Л.Ц.) героический и национальный характер, сюжеты сватовства занимали выдающееся место, начиная со старейшего периода (то есть одновременно с песнями о Косовом поле) … в песнях «среднего периода», времен гайдуков и ускоков, число таких песен не уменьшается, а увеличивается; в томе III собрания Вука Караджича их насчитывается около пятнадцати. … Однако и в русских былинах наряду с архаическими темами … наличествуют былины типа «Соловья Будимировича», в которых сюжет сватовства разработан не в манере древней богатырской сказки, а в том новом стиле, специфическом для феодальной эпохи (сватовство заморских гостей и т. п.)» [45, с.109-110].
Следует отметить, что образ императрицы Екатерины II встречается и в некоторых черногорских эпических песнях, о чем можно судить по сборнику Симы Милутиновича «Песни черногорские и герцеговинские», который содержит такие песни, как «О Сербском Патриархе» (О Сербском Патриарху) и «Поражение татар» (Слом Татарахъ) с образом «Мошковске Кральице» [88, с.100]. В последней из них говорится об угрозе султана в адрес российской императрицы, как и в песне Негоша:
Ако ли ми те подати нећеш,
Кунем ти се а веру ти даем,
Е ћу силну покупити воjску,
Похарати свуколик’ Руссию,
И наjпосле тебе уфатити,
Узет’ћу те за верену любу [88, с.105]
Обращает на себя внимание также то, что в произведении черногорского поэта используются зооморфные метафоры (волк, овца, сокол, орел), весьма распространённые в народной поэзии. Данные средства художественной выразительности Негош впоследствии будет использовать в других своих произведениях. Так, например, подавление слабого сильным выражается через метафоры волка и овцы и в монологе владыки Даниила в «Горном венце»:
Вук на овцу своје право има
ка тирјанин на слаба човјека [100, III, с.36-37].
А метафора змaj, подразумевающая врагов Черногории и России, прочно закрепится в творчестве Негоша и будет встречаться во многих его произведениях:
Здружише се два велика змаја,
отправише Турке и Латине –
сто и тридест хиљадах пушаках –
да ухвате цара русинскога [100, IV, с.131];
***
ко ишћера орла Павловича?
Соко итри на њег' не удари,
а за змаја одавна не мари [100, I, с.82].
Образы змеи и орла, символизирующие Турцию и Россию соответственно, также встречаются еще в Негошевой «Новой песне черногорской о войне русских и турок, начатой в 1828 году» (Нова пјесна црногорска о војни Русах и Тураках почетој у 1828. году), где автор продолжает тему русско-турецких войн: