Русские инородные сказки - 5

Фрай Макс

— Подсаживайся, — предложил он, проглотив то, что у него было во рту. — Я страсть как люблю поболтать с новыми людьми. Да только редко это удается.

— Почему? — спросил я, усевшись напротив него. Интригующий тип, не умеющий пользоваться карточкой, — это целая история. Понятно, я хотел узнать о нем еще.

— Проклятье, отличный кусок мяса, — с наслаждением продолжил он, пропустив мой вопрос мимо ушей. — Сто лет такого удовольствия не получал. Чуточку пережарен, но все равно — великолепный, сочный стейк. Люблю я их. Во время войны

черта с два удавалось прилично перекусить.

— Во время войны? — оторопел я.

— Ну да, — невозмутимо сказал он, разрезая свой стейк. — Кстати, меня зовут Фокке. Капитан Ян Фокке.

Я назвался. Потом снова спросил:

— Так вы про какую войну?

— Вторая мировая, — ответил он, уплетая картошку. — Слышал?

Ага.

Слышал.

Только она была в середине двадцатого века, а сейчас — середина двадцать первого. Современная гериатрия за большие деньги якобы поддерживает человека лет до трехсот, но это когда началось-то! Фокке на вид было не больше сорока.

Врет, решил я, либо чудик. Колоритный.

Но в глубине души я ждал чуда.

И черт меня дернул тогда продолжить наш разговор, сделав вид, что это в порядке вещей. Возможно, тогда я не пошел бы следом за ним.

— Конечно, — сказал я. — Стало быть, вы воевали.

— О-о да, парень, — ухмыльнулся Фокке. Вид у него при этом стал еще более безумным. — Ты и не представляешь, как мы воевали. Кстати, — тут он снова оценивающе посмотрел на меня, — ты, случаем, не моряк? Впрочем, не похоже. Но…

— Нет.

— Жаль. Ладно. Тогда слушай. Клятый блицкриг застал меня в Утбрехте, я там проводил отпуск у одной… а, теперь уж неважно. Наци вымели Данию за один день, а Голландию — за пять. Р-раз — и ты в оккупации! Сукины дети решили, что они — повелители мира. И они совершили большую ошибку, расстреляв мою родню в Гааге.

Лицо Фокке приобрело хищное выражение.

— Я тогда совсем с катушек съехал. Выл, бесился, хотел вцепиться в глотку первому же немцу, но хорошо, друзья удержали. Потом немного поотпустило. И тогда я вспомнил о нашем семейном корабле.

— О семейном корабле?

— Ну, — он снова ухмыльнулся, — это я его так называю. Водил его тогда мой дальний родственник, дедушка Берни, как мы его дома прозвали. Жил-то он в Англии, но родился в Гааге. А в семье только и пересудов было, что о дедушке Берни и его посудине. Они на пару были куда как знамениты!

— Чем?

— Да неужто ты не слышал про «Libera Nos»? — удивился Фокке. — Черт, сик транзит долбаная глория мунди. На этой посудине я потопил больше немецких кораблей, чем весь британский флот! Ну, они-то потом небось все брали на себя, да только мне слава не нужна была. — Лицо капитана приобрело отрешенное и немного сумасшедшее выражение.

Я бы сказал, кэрролловский Шляпник по сравнению с Яном Фокке был воплощенной рассудочностью.

— Видишь ли, мой корабль — это жуткая ответственность, — неожиданно спокойно заявил капитан. — Я долго думал, прежде чем впутаться

в эту затею. Но шанс у меня был только один. Лишь я знал, когда дедушка Берни и его команда зайдут в Эймейден, а если бы меня в это время там не оказалось — всё, плакала моя личная война. Ну так в сорок первом я и был в Эймейдене. Тут как тут, крутился на пристани да ждал. Эти уроды, когда увидели, как Бернард заходит в гавань, натурально взбесились, открыли было огонь, да только старушке «Либера» это все как горох…

Он улыбался почти с нежностью, произнося эти слова. Затем, спохватившись, отправил в рот очередной кусок мяса и опустошил свою кружку пива. Тут же подвинув к себе вторую, он продолжил:

— Поначалу дедушка Берни упирался. Но, по правде-то, ему до смерти надоело капитанствовать, а я — я был полон огня и злости на немцев. Поругались мы с ним, да он и уступил. Команда на меня смотрела косо, но, когда я им разъяснил что к чему, ребята согласились. Мы потом еще людей в море подбирали…

Тут он тихо рыгнул, прикрыв рот ладонью, и достал из кармана куртки мягкую пачку сигарет. Я решил ему не говорить, что в ресторане курить запрещено. Он бы меня и не послушал, теперь-то это было очевидно.

Фокке зажег сигарету, выпустил струю дыма и заговорил дальше:

— Топили мы засранцев — любо-дорого было смотреть. Адмирал Дениц, говорят, знал, что это наша работа, но опасался даже рот раскрывать.

— Это был какой-то экспериментальный корабль? — предположил я.

Капитан Фокке хохотнул:

— В точку попал! Я много бы дал, чтобы увидеть их рожи, когда они пытались нас торпедировать! На пушки нам вообще было начхать. Нет, парень, кораблик у меня простой, но очень, очень надежный. Одно из его достоинств — радары его не видят. И никто не видит, если нам заблагорассудится.

— «Стелс», — кивнул я.

— Вроде того, — согласился Фокке. — Мы были неуловимы и неотвратимы. Стоило нам увидеть корабль Кригсмарине на горизонте — и мы перли на него, словно акула на кровь. Рейдеров мы ели на завтрак. У всех тогда была мания величия — они строили супердредноуты, суперлинкоры, и все эти груды металла были словно горы по сравнению со старушкой «Либера», но драпали как черти от ладана, стоило им нас завидеть. Жаль, мы не достали «Бисмарк», но точно тебе скажу, кому-то мы здорово помогли. А потом старпом предложил взять на абордаж одно корыто поменьше, и мы свинтили с него зенитку.

Я хмыкнул. Фокке не обратил на это внимания:

— На море-то мы хорошо справлялись, а с небом были проблемы… Н-да, с небом были большие проблемы… — повторил он задумчиво. Зенитка, по крайней мере, позволила нам угробить дюжину самолетов. Но они-то быстро просекли что к чему и держались от нас подальше. А потом, — внезапно сообщил он, — война закончилась.

— И? — спросил я.

— И тут я понял, что мне чертовски хочется прилично пожрать, — раздраженно ответил капитан. — Только и всего. Скука смертная.