Русские инородные сказки - 5
Шрифт:
Гости разочарованы: шутка подзатянулась, уже предлагают включить свет, выйти покурить, всем становится не по себе, но не от страха, а от неловкости. Беседа не клеится, настроения нет, каждый остался в городской темноте сам по себе.
Допустим, в тот миг, когда призрак-медиум видит, что его затея с треском провалилась, что завтра многоголосые «все» будут смаковать его фиаско, он понимает со всей ясностью, что все его гости и собеседники совершенно такие же твари, как он. И как он ни пыжился все эти месяцы, как ни пускал в глаза двусмысленную пыль, как ни лез из высохшей кожи вон, как ни распылял из пульверизатора эссенцию обаяния — они преуспели в ласковом мастерстве, кажется жизни, много лет назад
Допустим, неделю спустя соседи осатанеют от запаха, нет, не страшного, а грустного — пахнет так, будто в приусадебном осеннем парке жгут дубовые и кленовые листья или закапывают в укромном углу сада удушливо перезревшие яблоки. Запах пропитал собою все этажи — дети плохо засыпают, у гимназистов падает успеваемость. Так далее невыносимо, давно пора разобраться с этим сомнительным притоном. Верхние этажи могут, нижние — хотят, напряжение зашкаливает, записные скандалисты собирают подписи под протестным письмом.
Допустим, соседи зовут дворника и взламывают дверь квартиры — но не находят ничего, кроме нежилых комнат без обстановки и заплесневелого каравая в хлебнице. На венском стуле — пустое барахло: застегнутый на все пуговицы костюм и сорочка. Идеально чистое белье. Зашнурованные ботинки со вложенными в них носками. Набор из двадцати ногтей и шапка волос — ровно повторяющая модную стрижку comme des garcons. И несколько брелоков на брючном ремне — то ли «барская спесь», то ли игривые «шаривари».
Когда окончательно одуревшие соседи и дворник с оперной бородой потянутся одновременно перекреститься, произойдет самое интересное: мсье Ревенант, распаренный и благодушный, выйдет из ванной комнаты в самом разлимоненном банном настроении, запахивая японский халат на розовом, новорожденном теле, с махровым полотенцем, наверченным на голову. Он выпучит серые некрупные глаза на вырванный с мясом замок двери и соседей, которые чуть не с дрекольем сгрудились посреди комнаты.
«Господа… Это налет со взломом? — с идиотской улыбкой спросит мсье Ревенант, и, когда у него потребуют объяснений, облегченно вздохнет, отмахнувшись: — Ах, это!.. Выбросьте из головы, просто каждую осень, примерно… в начале сентября мсье Ревенант имеет привычку полностью избавляться от старого круга друзей». — И серией быстрых взглядов он препарирует соседей, отмечает чернявую девочку с косами вокруг головы и вон того, явно провинциала, в университетском пиджаке, с родинкой на румяной персидской щеке. Привычное предвкушение рафинадной горячей судорогой сводит его бедра и подвздошье; он повышает температуру тела на пару градусов, кротко кивает им с видом прекрасного конфидента, словно сообщая адресатам движением головы свои малые злые телесные токи.
Когда соседи прощаются, обещая возместить ущерб, он подходит поочередно к обоим и говорит в нос, как единственный небесный секрет: «Может быть, сегодня вечером заглянете на чашку чая? Я очень одинок и всегда рад гостям».
Его дыхание пахнет
Оба, помедлив, отказываются. Оба в девять встретятся у его двери и страшно сконфузятся. Но все же решатся повернуть мочечку звонка. Кстати, у них обоих есть друзья, которым интересно все на свете и еще немного больше. Умницы — мальчик и девочка — уже уяснили, что ранней осенью, в тонкие пограничные дни, мсье Ревенант имеет привычку заводить новый круг приватного общения.
Допустим, я спрошу у себя самого, каким будет финал. Три быстрых удара один за другим.
— Мне скучно, бес!..
— Аналогично, Фауст.
Царь Соломон и зверь Китоврас
По мотивам русских апокрифических сказаний XIV века «Суды Соломона»
Китоврас — быстрый зверь. Стан у него человечий, а ноги и тулово — от коня вороного. С головы до ног — детина, а с ног до охвостья — скотина.
Живет он в пустыне дальней. Жену свою Китоврас любит очень. Жена у него махонька, в шелковую нитку одета, а голос звонкий — все, что ни творится на земле, Китоврасу рассказывает. Китоврас носит жену в ухе. Бережет.
Царь Соломон — великий царь. Вся вселенная под правой рукой его смирилась; заклинает царь демонов по своей прихоти, помнит тайные имена Бога, пасет народы жезлом железным.
В те поры царь Соломон строил Храм — Святую Святых, — и понадобилась ему помощь зверя Китовраса.
Китоврасу открыто все тайное. Китоврас лгать не умеет. Если солжет — разорвутся оба его сердца, и человечье и конское. Под языком у Китовраса — костяной шип, отсекает тот шип ложь человечью от звериной правды.
Послал царь Соломон хитроумных слуг в дальнюю пустыню. Пришли слуги к жилищу Китовраса, но не было его там. Тогда слуги влили в колодец, откуда пил Китоврас, вино и сонное зелье на меду, а сами затаились поодаль, как воры.
На закате солнца Китоврас прискакал, приник к отравленной воде и стал пить. Ударило в голову мудрого зверя крепкое питье — подломились конские ноги его, и упал он, объятый тяжелым сном.
Слуги Соломона сковали спящего Китовраса цепями с тайным именем Бога и Соломона-царя.
Очнулся Китоврас, позвенел черными цепями, что опутали его руки, ноги и шею. Усмехнулся, уронив на грудь кольца огненно-рыжей бороды, и спросил соломоновых слуг: «Неужто ваш всесильный государь добром не мог позвать меня?» «Не зовут цари, а словом и делом приказывают. В насилии сила царей», — ответили слуги и повели зверя Китовраса в Иерусалим, опутанного, как скота на торжище.
Выпала жена Китовраса из уха, села на камень, стала слезами плакать.
Нрав же Китовраса был таков: он не ходил путем кривым, но только прямым. Когда привели зверя в Иерусалим, расчищали перед ним путь и рушили дома, ибо не ходил он в обход. Подошли к лачуге вдовы, и, выбежав, старуха закричала: «Господин! Я вдова убогая, не обижай меня, не лишай меня крова!»
Китоврас изогнулся около угла, чтобы пощадить ее дом, — впервые шагнул путем кривым и сломал себе ребро. Такова была цена окольной дороги для вещего зверя.
Вели зверя мимо накрытого в саду богатого свадебного стола — во главе сидел счастливый жених, обнимал невесту, пили гости медвяные вина, пели величальные песни.
Но Китоврас заплакал.
Вели зверя по Иерусалимскому базару — мимо шарлатана-гадателя, что ворожил судьбу легковерным.
И засмеялся Китоврас.
Наконец пленник ступил тяжкими копытами на яшмовые плиты дворца царя Соломона. Сам Соломон в порфировой мантии сидел на троне из слоновой кости. Сорок пять юношей с обнаженными мечами тут же встали меж царем и зверем — потому что опасался царь ярости получеловека-полуконя.