Русские инородные сказки - 5
Шрифт:
Но стал Китоврас говорить с царем кротко, как с неразумным ребенком.
Китоврас научил Соломона, как добыть волшебный камень Шамир, который сокрушает сталь, стекло и железное дерево. Так и стали зодчие тесать камни для Храма Соломона при помощи Шамира — потому что Господь не позволил обтесывать камни Храма железом.
Шли месяцы, а Соломон все не отпускал Китовраса в пустыню, лестно было царю, что могучее чудовище томится у него в плену.
Ковыляя в цепях, будто калечная кляча, бродил Китоврас по бескрайним садам Соломона, топтал золотые плоды конскими копытами;
Тяжко клонилась могучая шея, воспаленная под стальным ошейником.
Показывали Китовраса заморским послам, катали на его покатой спине вельможных детей, стража дразнила его жезлами и смеялась над великаном-невольником.
Как-то раз Соломон решил посмеяться над Китоврасом, протянул руку, отягощенную магическими перстнями, для поцелуя и молвил так:
«Я отпущу тебя, глупое чудовище, если ты мне ответишь на три вопроса».
«Изволь, царь. Что спросишь, то и получишь», — ответил Китоврас, но отвернулся от царской ладони, не поцеловал.
«Почему ты плакал на свадебном пиру?»
«Опечалился, потому что ясно видел: невеста не любит жениха и жаждет его смерти; и тридцати дней не прожить было жениху — давно он лежит в земле с перерезанным горлом, а жена утешается в объятиях его брата».
Послал людей Соломон — и верно: свежая могила жениха под оливами насыпана, а жена смеется во хмелю на коленах любовника.
«Почему ты посмеялся над базарным гадателем?» — спросил Соломон.
Отвечал Китоврас:
«Он рассказывал людям о грядущем и сокровенном за гроши. А сам не знал, что под его шатром зарыт клад с золотом и каменьями».
Снова послал слуг Соломон — проверить. И было так, как сказал Китоврас.
«Ну что ж, — сказал Соломон, — теперь я вижу, зверь, что ты не лжешь. Вот тебе мой третий вопрос: есть ли во Вселенной что-либо крепче моей безграничной царской власти, крепче неволи и насилия?»
«Сними с меня заговоренную цепь, и ты все узнаешь, Соломон», — ответил Китоврас.
Приказал Соломон снять с Китовраса путы.
Взрыл землю копытами Китоврас, встряхнул головою, рассыпая огненные кольца волос и бороды, размял изуродованные неволей запястья, исторг из глотки то ли крик человечий, то ли конское ржание.
«Крепче твоей царской власти, Соломон, своя воля», — ответил Китоврас, взметнулся на дыбы и поскакал прочь из города, через горы, через виноградники и малые поселения — обратно в дальнюю пустыню. Вечно — на свою волю.
С тех пор охватывал царя Соломона страх к Китоврасу по ночам. Лежал царь без сна на ложе, и сорок пять сильных отроков вооруженных берегли сон государя. Вдруг вернется и отомстит лютый Китоврас.
Не знал царь, что и думать забыл вольный зверь Китоврас о государевом плене.
Жену свою в каменьях отыскал, опять в ухо посадил. Берег жену, слушал от нее, что на свете творится.
Ходил Китоврас по прямым пустынным тропам, пил из чистых источников, в колосьях диких злаков катался, как молодой жеребец, взбрыкивал задними ногами и хохотал так, что с горных круч камнепады рушились
Говорил про себя Китоврас: «Все у тебя есть, царь Соломон. Одного нет — своей воли. Мудрее мудрого ты, царь Соломон, но дурак».
Пали стены Храма, цари отцаревали, слуги отслужили, а Китоврас все скачет по дальней пустыне, и глаза у него голубые, как горный лед, как соленое озеро или смерть во сне.
Ребро у Китовраса зажило лучше прежнего. Совсем не болит. Хорошо ему, вороному, на своей воле гулять.
Маттео-найденыш
По мотивам итальянских новелл XV века и записей писателя-фольклориста Итало Кальвино
Кентавры рождаются из дождевых облаков. От века кентавры — тучеродные звери.
Туча-роженица опускается на вершину горы и содрогается в родовых муках. Хлещет теплый дождь — отходят воды, и по размытой земле шагают новорожденные кентавры, по колено в первотворной глине. Волосы кентавров наполнены ливнем. На ходу они учатся говорить между собой. Кентавры — гиганты, молотобойцы, сами в себя вросшие всадники.
Кентавры любят молодое вино.
Среди кентавров мало женщин. У бессмертного Хирона была смертная жена — Харикло; кобылья плоть ее одряхлела, отравила старостью женский торс. Ковыляла Харикло, кентавр-старуха, рыхлила землю разбитым копытом, бередила распухшие бабки, искала лечебные корешки, ничего не нашла и умерла во сне, тихо, от старости. Хирон тосковал по ней и, бездетный, стал наставником героев — пестуном чужих детей. Сотни лет о кентаврах не слышали — всех истребили герои.
В XV веке после Рождества Христова в итальянской области Эмилия-Романья правил тиран Сиджисмондо Малатеста. Его крепость находилась в городе Римини, и ранним летом, на праздник Пятидесятницы, на главной площади этого города устраивали скачки. Коней и всадников окропляли святой водой, трубили с балконов в длинные трубы славу коням, полотна дамасской узорной ткани свисали из окон, горожане надевали лучшую одежду и заполняли окрестные улицы. Каждый городок в окрестностях Римини, каждый богатый ремесленный цех или купеческий дом должны были выставить на скачки своего коня и всадника — таков был приказ господина.
Коней баловали как первенцев, поили наговорной водой, ревниво берегли от соседской зависти. Украшали к празднику, как изнеженных женщин или свадебные корабли. Дорогой была награда за победу на скачках: победитель мог попросить у тирана все, что пожелает. Но единожды.
Много лет никому не доставалась победа — всех обходили кони самого Сиджисмондо.
С темного балкона железными глазами следил Сиджисмондо за привычными победами. И требовал новых соперников.
В окрестностях Римини, на берегу моря стояла рыбацкая деревня — Сфортуната. Десяток лачуг, коптильни, лодочные сараи да ветхая церковь. В деревне жили одни бедняки — земля скудная, разве что коз могла прокормить, в скалистые бухты, на каменистые гряды и отмели рыбьи стаи заходили редко. Но везде живут люди, жили люди и в Сфортунате.