Русские инородные сказки - 6
Шрифт:
Несмотря на весь ужас, внушаемый этой историей, она обладала для Саши непонятной притягательной силой. Фраза «Кто-кто в теремочке живет?» казалась волшебной; Саша шептал ее по ночам, укрывшись с головой одеялом и зажимая уши, чтобы не услышать ответ. Казалось, осмелься он произнести это вслух — и его поглотит водоворот страшных и чудесных событий. На всякий случай, перед тем как произнести колдовские слова, Саша решал, что медведь все-таки может разрушить теремок.
Привокзальная площадь была пуста, пахло мокрой зеленью и землей. Толпа пассажиров, сошедших с поезда вместе с Сашей, рассосалась так быстро, что он не успел даже оглядеться. Шорох тополей и далекое шуршание машин только подчеркивали тишину. Теплый, слабый ветер мягко потрогал шею, и Саша вздрогнул.
— Приезжий? —
— Такси нужно? — спросил человек, подходя поближе. Саша инстинктивно отступил и огляделся. Площадь по-прежнему была пуста. В шелесте листвы послышалось тихое пение. Саша помотал головой, пытаясь избавиться от наваждения. Неприятный таксист не уходил, и Саша, подавив неясную тревогу, вежливо улыбнулся.
— Мне бы в какую-нибудь приличную гостиницу, — попросил он. Таксист молча развернулся, приглашающе махнув рукой; Саша заторопился следом, поудобнее перехватывая сумку. Страх отступил, и Сашу охватило странное возбуждение. — Я не совсем приезжий, — заговорил он, усаживаясь в машину. — Я сам с севера, но здесь жили мои бабушка с дедушкой. Деда пригласили сюда работать, представляете — сразу дали квартиру в сталинском доме… Правда, они здесь недолго пробыли — переехали, всякие там обстоятельства… Но я к ним однажды приезжал на летние каникулы, еще первоклашкой. Очень радовался, что еду на юг…
Издали донесся пронзительный, отчаянный вопль поезда, но Саша его уже не услышал.
Как только закончились занятия в школе, Сашу отправили поближе к солнцу и фруктам. В начале июня он оказался в гулкой квартире с высокими потолками, украшенными гипсовой лепниной. Здесь пахло травами и сухой штукатуркой. В толстых стенах было прохладно, царил зеленоватый полумрак, и Сашино внимание сразу привлекла узкая стеклянная дверь, через которую в комнату врывались солнечные лучи.
В северном городе балконы — излишняя роскошь, и поэтому дверь, ведущая прямо на улицу, потрясла Сашу. Пользуясь тем, что взрослые, все еще поглощенные дорожной суетой, не обращали на него внимания, он открыл дверь и осторожно ступил на цементный пол. На Сашу обрушилось неожиданно близкое небо, пронизанное светом. Ни потолка, ни стен — только железная решетка высотой по грудь, огораживающая тесное пространство. Прямо под ногами шумели кроны тополей, и далеко впереди видны были улицы, похожие на зеленые ущелья. Все это мелькнуло перед глазами в один миг. В ужасе Саша шарахнулся назад, зажмуриваясь, вжимаясь в единственную стену, и упал на колени, стараясь стать как можно ближе к надежному полу.
Наконец он решился открыть глаза. Преодолевая дрожь в коленях, поднялся, все еще притиснувшись к стене, и огляделся. Двор огораживала кирпичная стена. К ней примыкали два гаража — уродливые коробки ржавой жести. Несколько тополей, выживших на раскаленном асфальте, бросали густую тень. Кирпич и листья надежно скрывали от взглядов соседний двор, и только случайность позволила Саше заметить единственный просвет в этой ограде. Увиденное заворожило его.
За высокими стенами прятался дворик, вымощенный плитами. Вишня, усыпанная блестящими, яркими ягодами. Оплетенная диким виноградом веранда. И сам дом — маленький дом розового кирпича, с башенками по бокам, с узорчатыми балконами и узкими окнами, плотно занавешенными белыми шторами, с тяжелой резной дверью, надежно запертой на огромный замок. Дом стоял вплотную к глухому торцу панельной пятиэтажки. Казалось, он спал — никто не сидел на веранде, не шевелились шторы, и только перезрелая вишня падала на серый сланец, оставляя багровые пятна.
«Хочу там жить», — прошептал очарованный Саша. Душу наполнила горькая зависть к людям, которые обитают в таком замечательном, волшебном домике. В таком… теремке. Надо будет заглянуть туда, подумал он. Хотя бы зайти во двор.
Уже смеркалось, а Саша все стоял на балконе, рассматривая дом. В синих сумерках дворик уже не казался таким сонным — там скользили неясные тени, и несколько раз показалось, что шевелятся шторы. Людей Саша так и не увидел, но было понятно, что пряничный домик живет своей тайной жизнью.
Саша поерзал в кресле, изгибаясь, чтобы удобнее было смотреть в окно. Машина, тихо гудя, неслась по
— Можно, я открою окно? — спросил Саша и, не дожидаясь разрешения, повернул рукоятку. В лицо ударил тугой теплый ветер. — Сказочный город! — воскликнул он.
Таксист понимающе хмыкнул. Саша снова завозился в кресле. Возбуждение не проходило. Саша почувствовал, что его трясет. Мелькнула мысль, что можно позвонить Кате завтра же, зазвать ее сюда — получится лучше любого моря. Гулять по аллеям, держась за руки. Есть вишню, сидя на лавочке в парке. Целовать потемневшие от ягодного сока губы. Рассказывать, рассказывать глупую детскую историю и слушать Катин смех — мягкий, как шелест листьев. Как шепот воды, стекающей по камню. Нетерпеливое ожидание мохнатым комом вертелось под ребрами, не давая усидеть на месте, и, чтобы хоть как-то развеяться, Саша снова принялся болтать.
— Да, совершенно сказочный город. Кому-то он покажется однообразным — все эти тихие бульвары, пятиэтажки, дворы… Но так и должно быть! Именно как в сказке! — Таксист ухмыльнулся, но Сашу уже несло. — Вам не кажется странным, что в сказках одни и те же слова повторяются много раз, ни капли не изменяясь? Ведь так легко построить фразу чуть по-иному, слегка изменить слова — и скучное однообразие будет нарушено. Но нет — навязчивые фразы повторяются и повторяются, как будто… — он помолчал. — Как будто кому-то очень нужно, чтобы слова запомнили, выучили наизусть. Но зачем?
— Зачем? — спросил таксист. Его голос показался Саше каким-то булькающим, и говорить расхотелось. Но таксист выжидающе скосил выпуклый глаз, молчание становилось неловким, и Саша неохотно ответил:
— Может быть, затем, чтобы кто-то сказал их в нужное время и в нужном месте, ничего не перепутав. Это очень важно — правильно произнести… заклинание.
Очень скоро Саша убедился, что удивительный дом виден только с одной точки, и только если смотреть под определенным углом. Иногда заметить привычный просвет в ветвях удавалось не сразу, и Саша переминался с ноги на ногу, осторожно наклонял голову, подавался вперед и вновь откидывался к стене — пока, наконец, не открывался таинственный двор. В такие моменты все плыло и дрожало перед глазами. От мысли, что окошко исчезло, Саша готов был расплакаться.
Конечно, он попытался проникнуть за стены. Но оказалось, что теремок совершенно недоступен: Саша не нашел ни ворот, ни калитки. Стена, выходившая на улицу, была густо заплетена виноградом, и однажды Саша попытался на нее залезть — пока не видит бабушка, разговорившаяся с соседкой. От стены пахло чуть подплесневелыми пряниками, штукатурка осыпалась под руками, и шершавый кирпич больно царапал коленки. Торопясь и холодея от страха, Саша залез почти на самый верх. Стоит только чуть подтянуться, и совсем-совсем близко увидишь теремок. В нос ударило горькой зеленью, бешено заколотилось сердце. Саша помедлил — и лоза под ногой оборвалась. Обдирая живот и ладони, Саша заскользил вниз и рухнул прямо под ноги зазевавшейся бабушке.
Сквозь собственный рев он услышал: глупый, да нет там ничего. Как же нет, всхлипывал Саша, там домик. Кто в нем живет? Никто там не живет, отвечала соседка, и говорила уже бабушке: просто заасфальтированная площадка, совершенно пустая. Старый дом снесли, новый не построили. Странно, конечно, ну да в любом городе таких странностей — лопатой греби… Бабушка возмущенно качала головой. А Саша не верил и ревел все отчаяннее, не стесняясь и не слушая уговоров.
После этого случая он несколько дней не смотрел в листвяное окошко, но притяжение теремка не исчезало. Саша снова часами торчал на балконе. В темноте дворик становился невидимым, зато в просветах деревьев появлялись новые чудеса. Тенистые улицы озарялись призрачным светом, совсем не похожим на обыкновенное электричество. По аллеям вдруг пробегали волны шелеста, похожего на смех, и Саше казалось, что он может различить в нем странные, нечеловеческие слова. А дальше, дальше была площадь — огромная площадь, освещенная разноцветными, яркими огнями, и если хорошенько всмотреться, можно было увидеть светлые тени, плывущие над каменными плитами. Тени кружились в танце; иногда до Саши доносилось пение и тревожная музыка, от которой сладко замирало внутри. Порывы теплого ветра приносили сухой аромат корицы, горечь ночных цветов, беспокойный душок плесени.