Русские избранники
Шрифт:
Все получили самые необходимые платья. Многие слуги желали провожать своих господ, что было им дозволено. Слуги Остермана ожидали своего господина в Ямской [73] и все отправились с ним. Он получил три бочонка венгерского вина. Люди Левенвольде ожидали своего господина тоже в Ямской. Они все остались при нем. Он получил, сверх того, хирурга, так как часто бывал болен, и лошадь, для удобства. Каждому государственному узнику давали по рублю в день, людям – по десяти копеек. Большая часть слуг привезли с собой накопленные ими деньги, причем у иных были порядочные суммы, и отдали их своим господам – поступок, делающий честь и господам, и их слугам.
73
Ямская, или извозчичья, слобода – род форштадта Петербурга, за Аничкиным мостом, близ Александро-Невской лавры.
Самая трогательная сцена произошла при отъезде государственных узников из Петербурга – свидание
Родственники Миниха были привезены к нему в крепость. Графиня Миних тотчас же решилась сопровождать своего мужа. Его сын [74] был тоже арестован, но помилован и оставлен на свободе; его не водили на Лобное место. Отец запретил ему плакать. Графиня Головкина тоже отправилась с мужем. Сцена свидания была ужасна для барона Менгдена. Он любил свою жену столько же, как и она его, и в каком же положении он увидел ее! Полное расстройство рассудка было последствием горестей, глубоко ее тронувших. У нее был маленький ребенок, и невозможно было поколебать ее решимость ехать с мужем, взяв с собой и ребенка.
74
Граф Миних, сын, был гофмейстером императорского двора и получил потом имения под Москвой. Этот в высшей степени правдивый человек умер действительным тайным советником и кавалером ордена Св. Андрея в девяностых годах. Он оставил двух сыновей и по крайней мере одну дочь, бывшую женой действительного тайного советника фон Фитингофа.
Граф Остерман впервые увидел свою семью в Ямской. Графиня увидала теперь своего мужа, с которым не расставалась уже более. Дочь и сыновья не сопутствовали отцу. Более часу длились его увещания детям. Все присутствовавшие при этом, даже офицеры и солдаты, плакали. Наконец он просил своих сыновей оказать ему последнюю в этой жизни услугу – отнести его в дорожные сани.
В Березове Остерман жил еще пять лет, слабый, тяжело больной, и умер 25 мая 1747 года в полном душевном спокойствии.
Известны уже важные должности, которые занимал этот знаменитый человек, когда с началом царствования Елизаветы на него обрушились несчастья. Мы должны еще только прибавить, что он был генерал-почт-директор и кавалер двух русских и нескольких иностранных орденов.
Наконец, два слова о качествах графа Остермана, одного из выдающихся государственных мужей Европы, и при этом – о суждениях знаменитого писателя Манштейна, которые он высказал о нем. Остерман имел обширный, вполне просвещенный ум, обладал никогда не обманывавшим его суждением, знанием людей и проявлял крайнюю деликатность во всех своих сколько-нибудь значительных речах и поступках. У него во всем, что он ни делал (а он не занимался обыкновенными делами), была цель, которую не могли задержать никакие препятствия. Он был безупречен в своих делах, трудолюбив, исполнителен, неподкупен и, насколько только можно, точен в управлении вверенными ему делами и значительными суммами. Он обладал основательными познаниями в различных отраслях наук и особой, редко встречающейся способностью к изучению языков. Всем людям достойным, особенно же ученым, он оказывал полнейшее покровительство. Высокое достоинство его как статс-министра заключалось в удивительном знакомстве с европейскими дворами, в знании действительной силы или слабости правительств и земель и их отношении друг к другу, и в точной оценке тогдашних коронованных или действительных властителей Европы. Но граф Остерман был также крайне недоверчив и не мог терпеть ни выше, ни около себя человека, которого он не превосходил бы умом. По счастью, с ним редко кто мог спорить в дарованиях. Он настолько владел своими страстями, что его искусство скрывать их почти можно было назвать фальшивостью. Чтобы произвести возможно большее впечатление своей речью и тем достигнуть цели, ему ничего не стоило пролить слезы. Когда в критических обстоятельствах требовались мнения министров, он сказывался больным, чтоб уклониться от ответственности. С послами иностранных дворов он говорил так загадочно, что, уходя от него, они редко знали более того, чем при входе к нему. Опасаясь выдать себя, он никогда не смотрел прямо в глаза тому, с кем говорил. В своем образе жизни он был крайне нечистоплотен.
Графиня Остерман, в свое время одна из. достойнейших дам русского двора, была урожденная Стрешнева [75] , из фамилии, бывшей в близком родстве с домом Романовых. По смерти своего супруга она возвратилась из Сибири.
Граф Остерман оставил двух сыновей [76] и одну дочь, которые были воспитаны в религии их матери, т. е. в греческой. Во время несчастья с отцом сыновья были уже капитанами гвардии, но теперь они должны были потерять по службе, так как были назначены начальниками армейских полков. Их послали в землю башкир, но они вскоре возвратились оттуда.
75
Марфа Ивановна (1698–1781)].
76
Федор (умер в 1804 г.) и Иван (умер в 1811 г.).
Один из них был определен в департамент иностранных дел и уже при императрице Елизавете был отправлен послом в Швецию, где оставался довольно долго. Он был весьма и весьма посредственный дипломат. Революция Густава III в 1772 году совершилась на его глазах, а он о ней и не знал. По повелению короля его банкир отпускал ему весьма незначительные суммы, чтобы он не мог дерзнуть на подкуп. Он был до того стеснен в материальном отношении, что иногда не мог даже отправить курьера. Тем не менее в Петербурге были очень довольны его депешами. В царствование Екатерины II было время, когда граф Панин [77] потерял значение. Он заметил это и хотел выйти в отставку, но императрица не отпустила его. Он просил о помощнике, и ему было предоставлено самому выбрать себе помощника. Панин взял графа Остермана из Швеции, которого считал умным человеком, потому что его депеши были очень хороши. Но эти депеши писал имперский советник Каллинг, глава русской партии. Остерман явился; увидели, что это ограниченная голова, и он был и остался ничтожеством. Когда народился греческий проект, Панин, вовсе не одобрявший его, потерял всякое значение и ведомство иностранных дел перешло в руки исключительно Остермана. Он управлял им только по имени. Тогда явилось много, как говорят, политических фигур, как Безбородко, Потемкин, Марков, Воронцов [78] , любимцы и другие личности, с которыми императрица и советовалась по политическим делам и которые отдавали приказания в департаменте иностранных дел, только не Остерман, вовсе непригодный на этот пост. Он был вице-канцлером, действительным тайным советником и кавалером всех российских гражданских орденов. Павел I, давно уже заметивший его негодность, охотно хотел удалить его: он сделал его канцлером и дал ему понять, что он может просить об отставке. Из скупости, составлявшей главный его недостаток, он не хотел понять, чего император от него желает, пока Павел не велел ему сказать: он хорошо сделает, если удалится. Он наконец вышел в отставку и переселился в Москву, где жил еще в конце прошлого столетия.
77
О графе Панине мы говорим в своем месте.
78
О графе Александре Романовиче Воронцове также говорится в своем месте.
Его жена, на которой он женился уже довольно пожилым, была Александра Ивановна Талызина, дочь адмирала. Она была прелестная женщина и умерла, будучи еще средних лет, в начале девяностых годов XVIII столетия.
Его брат [79] оставался в военной службе и мало-помалу получал повышения, ничем особенным не отличаясь. Он также имел все русские ордена и был генерал-аншеф, когда на престол вступил Павел I. Этот государь, не терпевший гражданских генералов, перечислил его в действительные тайные советники. В конце XVIII столетия он жил в Москве и был уже много лет женат.
79
Федор Андреевич Остерман (1723–1804).
Оба брата возмещали недостаток талантов совершенно особенной честностью. Ни один из них не имел детей. Они усыновили сыновей своей сестры, которые стали носить с тех пор двойную фамилию – Толстой-Остерман – и отличились в придворной, гражданской и военной службе. Про их дядей говорили, что они обладают большими богатствами.
Сестра обоих графов Остерманов еще при императрице Елизавете вышла замуж за полковника Толстого. Государыня была настолько неделикатна, что приказала праздновать свадьбу в доме графа Остермана. Госпожа Толстая, кажется, давно уже умерла. Ее муж умер генерал-аншефом.
6. Иван Христиан Фридрих Остерман
Остерман И. Х. Д. [80] был старший брат генерал-адмирала и статс-министра. Он ранее брата прибыл в Россию, но по какому поводу – мы не знаем. Здесь он был учителем царевен Екатерины, Анны и Прасковьи, дочерей царя Ивана Алексеевича, старшего брата Петра I. Этот государь возвел его вместе с братом в дворянское достоинство. То обстоятельство, что Петр I не находил удобным употребить его в дело и что брат, постоянно пользовавшийся большим значением при многих правительствах, не мог назначить его на какой-нибудь видный пост, свидетельствует, что Остерман, о котором идет речь, не обладал необходимыми для того способностями; нужно, однако, заметить, что скромное положение свободной посредственности он сам, быть может, предпочитал блестящей роли.
80
Иоанн Христофор Дитрих, в России Иван Иванович.
При посредстве герцогини Екатерины Мекленбургской, сестры императрицы Анны, и при поддержке своего брата этот Остерман был, наконец, назначен мекленбургским посланником при русском дворе; этот пост давал ему более почета. Впрочем, герцогу Карлу Леопольду настолько не нужен был посланник в России, что ему не посмели даже сделать предложение о назначении послу какого-либо содержания. Императрица Анна назначила своему бывшему учителю по 300 рублей в месяц. На эту сумму, немаловажную для того времени, жил он спокойно и прилично, пока восшествие на престол императрицы Елизаветы не нарушило его счастливого положения. 29 декабря 1741 года барону Остерману было объявлено от имени императрицы, чтобы он выехал из Петербурга. Он немедленно собрался, но очутился в большом затруднении, так как, кроме содержания, получаемого от русского двора, не имел никакого состояния.