Русские избранники
Шрифт:
Во время печального шествия из крепости раздавался каждую минуту пушечный выстрел.
По соизволению ее императорского величества могила была приготовлена в церкви помянутого монастыря, где погребаются только тела членов императорского дома. При опускании тела в могилу войска произвели, по военному обычаю, тройной салют из ружей.
8. Ягужинский II
Ягужинский, младший брат знаменитого статс-министра, не имел ни выдающихся способностей, ни больших познаний. Только благодаря заслугам брата он повышался в русской военной службе. Насколько мы могли узнать, он дослужился, однако, только до полковника.
Он умер в 1722 году.
9. Эммануил Девиер
Эммануил Девиер [92] , португалец низкого происхождения, прибыл юнгой на купеческом корабле в Голландию, где совершенно случайно его увидел Петр I. Этот
92
Этот Эммануил Девиер известен в России под именем Антона Мануиловича. Его отец, Эммануил, португальский еврей Де Виейра, никогда в России не был.
Меншиков даже страшно отомстил ему в царствование императрицы Екатерины I. Вначале Девиер получил от этой государыни доказательство ее милости и доверия. Она возвела его в графское достоинство и поручила в 1726 году ехать в Курляндию, чтобы исследовать там жалобы герцогини Анны на Меншикова. Девиер исполнил это поручение с той же строгостью, которая была естественна в противнике обвиняемого, и результат этого исследования был вполне в пользу герцогини. Этим Меншиков еще более был возбужден против него. Он выбрал из донесения Девиера несколько критических замечаний, сделанных очень удачно относительно притязательного деспотизма своего тестя, объяснил их так, как то было ему нужно, и сделал из этого мнимый план восстания против тогдашнего правительства, в котором Девиер должен был принимать наибольшее участие. Екатерина I, которая была крайне беспечна, не проверила сама этого доноса и без затруднения согласилась наказать Девиера. В 1727 году граф Девиер был объявлен лишенным всех своих почестей, достоинств и имуществ, был позорно наказан кнутом, который он, как мы видели, предвкушал уже довольно часто, и сослан в Сибирь. В то время Девиер сверх многих почестей, которые были пожалованы ему Петром I и Екатериной I и о которых мы уже говорили, имел орден Св. Александра Невского, пожалованный ему тоже Екатериной I.
Справедливо удивляются, что императрица Анна, которой Девиер оказал существенные услуги, не могла подумать о возвращении этого человека из ссылки. Такая неестественная неблагодарность может быть до известной степени объяснена лишь тем, что Девиер, быть может, имел несчастье не понравиться всесильному Бирону.
Наконец, уже императрица Елизавета, собиравшая вокруг себя всех слуг своего отца, сосланных до восшествия ее на престол, вызвала его в 1742 году из ссылки и возвратила ему большую часть почетных мест и ордена.
Четыре года спустя Девиер умер в Петербурге в глубокой старости, причем он сам не мог точно определить своих лет.
Это не был человек необыкновенного ума, но он обладал верным взглядом на вещи и, что Петр I справедливо ставил ему в большую заслугу, был крайне точен в механическом исполнении возлагавшихся на него обязанностей. Впрочем, он был добросердечен, слаб и безрассуден в своих поступках – качества, которые нередко встречаются в одном и том же человеке. Его понятия о чести были совершенно фальшивы, в противном случае он поступал бы иначе при тех оскорблениях и бесчестных наказаниях, которым подвергался.
Жена графа Девиера была, как мы знаем, сестра князя Меншикова. От этого брака произошло, может быть, много детей [93] , но только один сын прославился, и уж, конечно, вовсе недостойным образом. Его звали Антон; он был сперва герцогско-голштинский, потом великокняжеский камергер. Петр III, вступив на престол, сделал его своим адъютантом. В день возмущения, поднятого Екатериной II против своего супруга, император послал его в Кронштадт, желая обеспечить за собой эту гавань. Девиер вел себя так неудачно, что кронштадтский комендант Нуммерс арестовал его прежде, чем он успел сделать что-либо в пользу своего государя.
93
Четверо: сыновья графы Александр, Петр и Антон и дочь, графиня Девиер, бывшая фрейлиной Екатерины I.
10. Адам Вейде
Точным исполнением своих обязанностей, неопровержимыми доказательствами строгой справедливости и всяческой проницательностью можно достигнуть уважения со стороны своего государя, друзей, всех сограждан и все-таки уничтожить большую часть добытого сочувствия одним подозрительным поступком; одним, по виду не вполне верным шагом, если о нем узнал свет, можно потерять почти все доверие, которым кто-либо пользовался, до критического момента в общественных и дружеских сношениях.
Адам Вейде был немец, из мещан; неизвестно, явился ли он в Россию в царствование Петра I или Алексея Михайловича. Вейде вступил в военную службу, выказал необыкновенные военные способности и такую преданность своему монарху, пред которой должны были стушеваться все другие соображения, даже, быть может, принципы. Петр I награждал его за это явными доказательствами своего великодушия, назначив его очень скоро по чрезвычайному отличию генерал-аншефом и в 1714 году сделав кавалером ордена Св. Андрея. Сверх того, император оказывал ему почти безграничное доверие сообщением различных своих секретов. Почти можно сказать, что не было в мире и трех лиц, которым Петр I делал бы в известных отношениях столь доверчивые откровения, как генералу Вейде.
Наибольшее доказательство этого было дано императором по поводу страшной катастрофы, постигшей его сына Алексея. Известно, что совершенно несообразное, неловкое, глупое, упрямое и, вообще говоря, преступное поведение царевича заставляло опасаться в будущем полного уничтожения великого и многотрудного творения Петра I и полного переворота в русском государственном строе; но, несмотря на то, история последних дней этого наследника престола останется всегда позорным пятном на лучезарном историческом образе Петра I. Чтобы вполне представить эту великую или богатую картину, нельзя опустить эту возбуждающую ужас сцену; и как бы ни отодвигать ее на задний план, все же яркие, меткие краски, которыми придется изображать этот мрак, выйдут наружу и умалят жгучий блеск изображения этого государя. Если бы Лефорт, которого так боялся Петр I, был жив в 1718 году, не случилось бы и этого события, столь вредящего славе монарха.
Из следственного дела о цесаревиче, которое не относится к нашей задаче, мы приведем, впрочем, только те обстоятельства, в которых участвовал Вейде. С первого же момента следствия он принимал в нем участие. Даже в тех случаях, когда приходилось насильственными мерами выпытывать признание у цесаревича, император, не желавший доверять свою тайну всем и каждому, никого не употреблял для этого дела, кроме генерала Вейде. Так, известно, что в решительный день, когда Алексей признал себя во всем виновным, государь взял Вейде с собой в крепость, в каземат царевича, и что только этим посещением было выпытано у царевича признание, стоившее ему жизни. Смертный приговор был составлен, подписан, между прочим, и генералом Вейде и утвержден императором. Чтоб не исполнять приговора публично, государь решился отравить цесаревича [94] . Он послал генерала Вейде к придворному аптекарю, немцу, заказать по данному рецепту сильный ядовитый напиток. Аптекарь страшно испугался такому заказу, но сказал, что через несколько часов напиток будет готов. По прошествии назначенного времени явился генерал Вейде, закутанный в плащ, и потребовал напиток; но аптекарь не решался отпустить ему эту ядовитую смесь и заявил, что отдаст ее только в руки самого императора. Вейде согласился и взял с собой аптекаря, который и передал яд императору. 7 июля император и Вейде отнесли этот напиток царевичу; но его никак нельзя было заставить выпить этот яд. Тогда тотчас же прибегли к другому средству. Добыли топор, подняли одну половицу, чтобы кровь могла стекать в мусор, и обезглавили истощенного обмороками царевича [95] .
94
Рассказ об отраве заимствован из мемуаров Брюса – Р. Н. Bruce memoirs containing an account of his travels in Germania, Russia etc. London, 1782.
95
В неизданных «Анекдотах Карабанова» встречается следующий рассказ: «Общим мнением утверждено, что царевич Алексей Петрович кончил жизнь в Петербурге, в Петропавловской крепости. Но сие несправедливо, ибо он привезен был в Москву и весьма тайно содержался в Преображенском. Петр ездил туда для допросов и пыток. Наконец, случилось, что он вышел из дворца в шубе, чего прежде не бывало. Садясь в одноколку, назначил по именам двух денщиков – Бутурлина и другого, которым сказал за ним ехать на запятках. В Преображенском денщики вошли за государем в первую комнату ужасного судилища, и когда двери растворились, то денщики видели цесаревича, идущего к отцу своему. Все было тихо и покойно. Вдруг услышали они ужасный стон и крик. Бросились в отдаленные комнаты и увидели царевича обезглавленного и Петра без чувств, лежащего на полу с вывалившимся из рук топором». В конце рассказа удостоверение: «Денщик Бутурлин, бывший при Елизавете Петровне фельдмаршалом, пересказывал это Александру Григорьевичу Петрову-Соловову, от которого я слышал».