Русские на Афоне. XIX-XX век

Троицкий Павел В.

Возвращаясь к сравнению киновиального и идиоритмического устройства монастырей, заметим: главное, что мы извлекаем из этого сравнения, – это необходимость свободного существования монашества, которое само выберет себе форму, соответствующую своему духовному состоянию. Обратимся вновь к К.Леонтьеву: «Также многие из мирских людей и из монахов слишком уж возвышают киновиальную жизнь в ущерб своебытной и желали бы, чтоб и в России, и на Афоне все обители были киновии. Но толковый почитатель монашеской жизни не должен забывать, что слишком натянутая струна рвется. Не всякий из желающих искренно пострижения и удаления от мирской жизни может сразу понести все стеснения коммунизма киновиального. Иные люди, болезненные, вспыльчивые или непостоянные, при всей искренности своей, на всю жизнь остаются негодными для киновий. Афон именно тем и хорош, что в нем оттенки монашества безчисленны³¹». Кельи, каливы и отшельники хуже поддаются воздействию. Согласитесь, не так легко чем-то угрожать человеку, который отрешился от всего земного. Сейчас поговаривают о введении на Афоне специальных удостоверений для монахов. Таким образом, не получивший подобного удостоверения не будет считаться афонским монахом и может быть спокойненько выдворен со Святой Горы. Так будет решена проблема отшельников-зилотов.

«В своежительных монастырях не видать тех смиренных тружеников на пользу всего братства, тех простодушных лиц, тех робких и долу устремленных взглядов, той неразвязной речи, тех земных поклонов старцу, того духа братского равенства, допускающего трогательную простоту в обхождении со всеми, и наконец того единого и единственного жезла игуменского без всяких наружных украшений, но с внутренней силой,

которые я встречал в Руссике. Там напротив, каждый начинающий подвиг иночества уже имеет вид, приличный старцу. Там не редкость видеть трость, украшенную серебром и золотом, в руках не только дряхлеющих, но и цветущих молодостью. Поминутно слышишь взаимныя друг друга величания титлом архимандрита, здесь легко достающиеся тому, кто его пожелает. К сожалению, надобно сознаться, что в монастырях подобного рода наравне с заслугою и способностями ценится и богатство. Старость и добродетель вообще занимают второстепенное место в общем мнении, может быть и потому, что суть явления естественныя в человеческом и иноческом житии.

На Афоне, за пределами шумной и страстной суеты мирской, существуют и борются между собой две системы иночества: своежитие и общежитие; и та, и другая имеют свои особенности, свои как бы степени идеализации, но при всем том каждая дает себя понимать под чертами общими, как бы существенными. Первая держится начал свободы, вторая неволи. В своежитии господствуют независимость, предоставление каждому самому думать и радеть о себе и обществе, подчинение уставу, а не уставщику, общему правилу, а не личному произволу, определение себя к тому или другому послушанию разумное, а не безсознательное, и действование вследствие сего усердное, а не наемнически холодное. Приятно воображать такое жительство. Еще приятнее было бы увидеть его».³²

Греко-русский вопрос

Дореволюционный период

Греко-русский вопрос остро стоял в 19 веке. И сегодня он не потерял значения, хотя острота его и скрыта из-за полной сдачи русскими своих позиций. В этом-то и вина русского священноначалия и патриарха, которого уже перестали поминать на Афоне³³, в отличие от сербского патриарха, поминание которого и не думают прекращать в Хиландарском монастыре. Единственным иерархом, который пытался активно вмешиваться в афонскую жизнь, был митр. Никодим (Ротов). Хотя нам, конечно, неизвестны причины такого внимания. За относительно небольшой срок нами утрачены Свято-Андреевский скит, Ильинский скит (в лице зарубежной церкви), Каруля и не счесть, сколько келий и калив. По данным на 1902 год на Афоне была 31 русская келья³⁴, 183 русские каливы. Всего русских монахов было 3.615 человек, а греков меньше – 3207. В Кромнице проживало 250 человек, в скиту Новая Фиваида -150 человек, на Каруле спасалось около 40 русских. Такое соотношение, быстро меняющееся в сторону увеличения русского монашества, весьма не нравилось грекам. Греческое монашество в лице своих, конечно же, не лучших представителей всегда плохо относилось к черноризцам других национальностей.

Всегда остро стоял греко-славянский вопрос. Особенно сильно это стало ощущаться в прошлом веке по причине, во-первых, роста греческих националистических настроений, и, во-вторых, из-за большого притока русских. Яркой иллюстрацией являются всем уже известные события в Пантелеймоновом монастыре в прошлом веке. Монастырь пережил настоящее смутное время. Греки никак не могли допустить, чтобы в русском монастыре был русский игумен. Да, что там – никакой должности не хотели давать русскому монаху. Когда же законным образом был избран первый русский игумен, то кучка националистов возбудила греческую братию и отправила делегацию в Константинополь к патриарху, но дело выиграли русские, и монастырь получил первого русского игумена Макария (Сушкина). Эта история приводится почти во всех нынешних книгах о Пантелеймоновом монастыре. А о том, что это был только маленький эпизод из деятельности греческих националистов, стыдливо умалчивается. Проблема эта настолько серьезна, что иным фактам просто невозможно поверить, как-то например: «В конце прошлого века³⁵ в старом Руссике греки перерезали всех русских и закопали их библиотеки и иконы. Но тени убитых стали беспокоить совесть греческую, и они покинули Руссик»³⁶. Вероятно, это только страшная легенда, но удивительно само по себе состояние истории русского Афона, когда невозможно опровергнуть или принять эти сведения. Почему-то этой историей никто долгое время не интересовался. Но следующий факт несомненен: «Недавно Ксенофонтский монастырь оттягал у Руссика целый скит, и тамошние греки из опасения, чтобы скит опять, как-нибудь не перешел во владение Руссика, стали истреблять в нем все русское. При этом они жгли и закапывали в землю русские книги, рукописи, иконы, даже сосуды с русскими надписями, чтобы и русского духа в скиту не осталось»³⁷. Один старый монах передал болгарскому публицисту Даскалову слова греческого монаха: «Не успокоюсь до тех пор, пока не уничтожу хоть одного русского»³⁸. Все эти действия, подобные этническим чисткам современных албанцев в Косово, с трудом укладываются в голове.

Справедливости ради надо отметить, что ныне во многих монастырях, скитах и кельях греческие монахи с радостью показывают русские иконы, сохранившиеся от прежних обитателей. Может быть, и не стоит ворошить отдельные негативные факты? Едва ли, потому что и в нынешнее время все эти проявления не прекратились, а хорошие монахи, не отравленные национализмом, были во все времена. Если отворачиваться от действительности, то этим способом она никак не исправится, а просто мы лишимся правильного представления о ней. И как уже было сказано в начале статьи, рано или поздно все эти противоречия будут использованы нашими врагами. Яркие описания греко-русских и прочих национальных конфликтов мы найдем у упоминавшегося уже здесь богохульника Семенова. Нарисованные им картинки, коверкающие действительность и абсолютизирующие недостатки, легко пошатнут веру у слабых христиан, привыкших смотреть только на красивые афонские виды. Указание на одну из причин национализма греков можно найти у того же Благовещенского: «В Руссике один монах сказал: мы прежде были светилами мудрости земной, мы выработали начала науки и искусства; но потом разные варвары разграбили у нас это богатство. Остались у греков только гордость и честолюбие народное и этого наследия предков не отнимет у нас никто…»

Плохо, когда единственными богатствами народа становятся гордость и честолюбие. Длительное владычество турок привело к обострению националистических чувств у греков. И национализм на какое-то время совершенно отравил их сознание, что привело к трагическим последствиям для Афонской Горы. Освободительная борьба, начатая братьями Ипсиланти, требует специального исследования, и нелегко дать ей оценку. Но, бесспорно, участие в ней монахов привело к многочисленным отрицательным последствиям. «Потом постигло и всеобщее для всей Горы бедствие вследствие вражды между греками и турками, особенно тяжело отразившееся на судьбах Руссика, прискорбных и без этих вышеупомянутых обстоятельств». Так, слишком деликатно рассказывают современные источники о том периоде. Но, к месту ли такая деликатность? Не вредна ли она для современного человека, тем что не дает разглядеть настоящее? Посмотрим дореволюционный материал под названием «Бедствия, накликанные самими афонцами». «В 1821 году произошло восстание греков. Монастыри были наполнены оружием: пушки в башнях и в прозорах стен имели свои боевые заряды, в монастыре Есфигмен отливаемы были пули, канал Ксероксов был вновь перекопан и укреплен завалами из дерева и камня, и Афон сделался полуостровом. До 6000 греков и их жен укрывались в пещерах и лесах Св.Горы и получали скудную пищу из монастырей, а допитывались кореньями и листьями древесными; наконец, отправлены были на парусниках два отряда для взятия сперва Коваля и потом Солуня. Лучшие духовные старцы не одобряли этих предприятий. Поход на Ковалу кончился тем, что турки отрубили головы вышедшим на берег. Лодки отплыли обратно, а Паша с 4000 солдат прибыл на Афон к Ксероксову каналу, а после незначительной перестрелки рассеял воителей, перешел канал и стал лагерем у первой возвышенности Афона Мегали вигла (Большая стража). Из всех монастырей монахи разъехались в разные страны. Почти опустелый Афон покорился Паше и был обезоружен, а мужья с женами возвратились в свои деревни. 10 лет турецкие малые отряды жили во всех монастырях Афона и сторожили дух эллинского возмущения. Десять лет афониты пребывали в разных странах и преимущественно в Греции (на Святой Горе оставались немногие старцы). В 1831 году Турция оставила Афон, монахи вернулись в обители и учредили празднество в неделю ап Фомы и особую службу в память освобождения Св. Горы»³⁹. Таково краткое описание событий, захлестнувших Святую Гору. Пусть это неприятно, но приходится признать, что виновниками разгрома Афона в те годы были сами христиане и даже монахи, не желавшие жить по воле Божией и подготовившие безобразную смуту.

История сохранила некоторые моменты этих событий. Заговорщики приготовили несколько вариантов начала восстания. Среди них был и такой: надеть янычарские одежды и перерезать турок. Для этого они хотели ночью произвести пожар и убить самого султана при выходе из дворца. Затем следовало немедленно подать сигнал в Солунь … иверскому архимандриту Никифору, чтобы этот один из главных зачинщиков смуты поднял восстания и в других местах. Иверский архимандрит носил на одном боку Евангелие на ленте, а на другом меч, побуждая своим видом к восстанию. Архимандрит Никифор имел длинную бороду, красное лицо и большие глаза. Всюду его сопровождало до 50 человек стражи. Он призвал на Афон и поселил в Есфигменском монастыре некого Манолаки, избранного на тайном совете македонским князем. Архимандрит уверял всех, что это благородный купец преследуемый турецким беем, пока «благородный купец» с угрозой не потребовал от монастырей помощи для ополчения. «Кто вступит в ополчение, тот будет получать по 80 левов в месяц (цена неслыханная)», – прозвучал «благородный» призыв из его уст. И всякие монастырские рабочие и даже келиоты оказались желающими заработать деньги и послужить отечеству. Разумеется, скоро выяснилось, что все это было сказано для подъема духа, и Манолаки не заплатил никому ни копейки. Как водится, в начале нужно поделить власть, поэтому Манолаки приказал убить капитана Ригу, который реально был таким же разбойником, имевшим два вооруженных корабля, якобы для защиты от турок и обложивший данью афонские обители. Рига был не только убит, но голова его была выставлена на позор в монастыре Кутлумуш. Что тут скажешь, ведь Афон оказался в руках бандитов. Манолаки на революционной волне набрал ополчение в 1000 человек из мирян и монахов и ходил воевать на Кассандру. Захватили они с собой и афонские колокола, чтобы повесить их на обращенных в церкви мечетях в Солуне. Имели они и свои штандарты, которые были потом представлены в Константинополь для доказательства участия монахов в этих безобразиях. Новому патриарху Евгению, занявшему место убиенного патриарха Григория V, пришлось доказывать, что это хоругви из афонских метохов. Не нужно говорить, что ополчение было легко разгромлено турками, бежал и Манолаки, скончавшийся затем на судне близ о.Скопель, и архимандрит Никифор. Святая Гора тогда была наполнена мирскими людьми: мужчинами, женщинами, детьми. Благовещенский рассказывает, что сам разговаривал с одной поселянкой, которая во время этих событий проживала на Афоне. Женщинам в это время на Афоне дозволялось жить, только не подходить близко к обителям. А как же вековой запрет? Ведь даже турки воспрещали женщинам бывать на Афоне и, по рассказу Святогорца, бедный ага там томился по служебной надобности без своего гарема. А греческим националистам-авантюристам этот запрет был нипочем. Более того, и в гражданскую войну уже в 20-ом столетии на Афон точно так же хлынули крестьяне с женами. Гитлер же, подобно туркам, запретил вход на Афон женщинам и, вообще, мало досаждал Афону. По воспоминанию старых монахов, немецкие солдаты, заходя в Пантелеймонов монастырь, оставляли оружие на пристани. А единственная память о немецком владычестве – башня на пристани Великой лавры. Получается, что больший вред афонским монастырям наносили греческие националисты, а не Гитлер с турками. Так оно и должно было быть, потому что Господь силен внушить добрые мысли даже самым отъявленным злодеям. Зараженные же национализмом греческие монахи отложили свое упование на Господа и вместе с некоторыми мирскими деятелями уже думали о больших должностях в новом государстве. За это великое наказание и пришло на Афон. Что остается добавить? Остается только спросить, почему и русские исторические описания Афона стараются не заметить этих поучительных событий? Может быть, греки осознали свои ошибки? Ничуть. В современной книжке об Афоне, написанной одним греком на русском языке, читаем: «Греческая национально-освободительная революция 1821 года не могла не оставить в стороне афонских монахов. Они внесли большой материальный вклад в дело подготовки революции и во многих случаях взяли в руки оружие для борьбы против ненавистного врага. Спустя десятилетия монахи возвращаются на Афон к разрушенным турками обителям и начинают восстанавливать их»⁴⁰. Подтверждение тому, что и после этого страшного урока увлечение национализмом не оставило греческих монахов, мы видим из дальнейшей истории Афона.

Интересно, что миряне жившие в период смуты в 1821 году на Афоне, и содержавшиеся фактически на средства монастырей отплатили монахам черной неблагодарностью⁴¹. Так, уходя, многие из них захватывали монастырские лодки. Затем, когда они вернулись в свои селения и нашли их разоренными, то многие из них занялись разбоем, грабя и своих и чужих. Приезжали на Святую Гору и грабили там монастыри. Так что монахи страдали в двойне от своих, и от чужих. Любопытная деталь, что очистили они Святую Гору сразу после требования Робут-паши, которому принесли повинную в мятеже. А страдания монахов только начинались. Турки пришли на Афон и заняли монастыри. Монахи, предвидя такое окончание авантюры тайно сохранили в одном из монастырей афонского турецкого чиновника Бим-пашу. Паша отпустил себе бороду, иноки спрятали его от повстанцев под монашескими одеждами. Когда же на Афон пришел Робут-паша, то Бим-паше сбрили бороду и представили его турецкому военачальнику, надеясь на нисхождение. Да и сам Бим-паша, питавший расположение к Афону, заступился за монахов. Но судьба его была трагичной. Робут-паша отправил его в Константинополь, и в дороге афонский чиновник был убит по приказу того же паши, боявшегося, что султану станет известно о большой взятке, вытребованной у монахов. Робут-паша разослал по 10 человек солдат по монастырям для изъятия всего находящегося там оружия. Но вскоре кто-то донес, что оружия несравненно больше, и по монастырям прошлось уже по 50 солдат. В лавре и некоторых монастырях было найдено достаточно много оружия. И по афонским обителям разошлось еще по 50 человек. Потом пришло в Хиландарь 8000 солдат, чтобы переночевать. Но на другой день пришли еще 1000, и все стало ясно: Афон был захвачен. Всего по монастырям разместилось 5000 турок. Лаврские проэстосы были брошены в Салоники в тюрьму и почти все погибли. Также были арестованы и афонские депутаты, просившие пашу о снисхождении. Повсеместно шел грабеж: требовали денег. У кого они были – тот платил, и его отпускали. У кого не было – мучили и бросали в глубокий колодец, из которого был виден исходящий свет… Неразумные турки же говорили: «Вот сколько грешны эти люди: и по смерти Аллах казнит их огнем».

Но было и другое знамение, когда отряд числом в 1000 человек вступил уже на границу лаврскую, то одному старцу было такое видение: впереди воинов шел с мечем Ангел Божий. Монах рассказал об этом духовникам, которые истолковали тогда видение так: «знамение это Господь явил для того, чтобы знали иноки, что не попустит Он туркам делать то, что они хотят без Его воли». Можно добавить также к этим богомудрым словам, что это было наказание по воле Божией, подобное вавилонскому плену или краху Российской империи. По свидетельству старца Нафанаила незадолго до нашествия турок на Святую Гору, в Ватопеде один маленький мальчик слышал от иконы Божией Матери глас: «Отцы покайтесь, ибо великое зло грядет на вас». Видение иноку Феофану также хорошо известно, но немногими истолковывается как предостережение. Даже стихии в эти годы явились предсказателями. Так, в ночь с 1-го на 2-е сентября 1820 года над Афоном разразился тифон⁴², покрывший водой Святую Гору от вершины до монастыря Есфигмен. В скиту св. Анны сила тифона проявилась в особенности. Келью св. Архангелов просто смыло вместе с двумя старцами, унесло все деревья в округе. Такая же участь постигла келью преп. Антония Великого. Вода шла с такой силою, что образовался глубокий ров. Громадные камни поток нес, подобно мелкой гальке. Неподалеку погибло еще две кельи. Не оставил тифон без внимания почти все монастыри. В монастыре святого Павла унесло к берегу две колонны сделанные из цельного мрамора. Там они разбились на мелкие кусочки. В Иверском монастыре уничтожены древние арки водопровода, стоявшие 700 лет, уничтожен весь монастырский сад. В протатском соборе в Карее, плавали стасидии, а вода подходила к самой чудотворной иконе «Достойно есть». В море во многих местах были унесены лодки, снесены арсаны, мулы, люди. В некоторых местах море настолько было завалено деревьями и камнями, что нельзя было даже пробраться из монастыря в монастырь на лодке. Страх во время тифона был неописуемый: Афон гудел, земля как бы тряслась от воды, скалы валились, огромные камни неслись вниз».