Русские на Мариенплац
Шрифт:
А Юлька, не обращая на него никакого внимания, зацеловывала растерянного, глуповато улыбающегося Эдика и кричала:
– Эдичка!.. Кисанька моя! Сколько же я тебя не видела, акробатик ты мой любименький?! Идем скорее! Идем ко мне, Эдька! Сейчас я тебя буду кормить, любить, холить и лелеять!.. Черт возьми, что у тебя с губой?!
Юлька жила в так называемом «экзекьюти-флор» – номере-люкс с отдельным входом, своим лифтом, спальней, кабинетом и столовой, которая в одно мгновение превращалась в небольшой конференц-зал для совещаний и деловых встреч.
Ужин был уже заказан, стол сервирован, и Юлька пошла в спальню переодеться.
Эдик огляделся и крикнул ей:
– Сколько
– В мертвый сезон, как теперь, – пятьсот девяносто пять марок в сутки! – прокричала ему Юлька из спальни. – В напряженный, деловой или туристический – шестьсот семьдесят!
– Не слабо…
– Нужно, Эдик! В моем сегодняшнем положении – нужно постоянно держать хвост морковкой!
Она вышла из спальни в столовую в простеньком, но очень дорогом платье, в элегантнейших мягчайших туфельках на низких каблуках. В ушах тускло посверкивали маленькие старинные бриллиантовые сережки.
– Так я тебе нравлюсь? – спросила Юлька.
– И так тоже… – ответил Эдик. – Ты мне всегда нравилась – начиная с той минуты, когда в Варшаве ты появилась у меня в цирке за кулисами.
– Господи, как приятно это слышать!
– А то ты никогда ни от кого этого не слышала…
– Слышала! Иногда по десять раз в день и по двадцать в ночь! Но ты – единственный человек, которому я верю, – она поцеловала Эдика и подняла телефонную трубку. – Погоди, Эдинька… Позовем халдеев – пусть жратву тащат. А ты пошуруй в баре – возьми то, что тебе нравится. А мне…
– Чуточку джина и много тоника?
– Точно! – закричала радостно Юлька. – Ты и это помнишь?!
По телефону Юлька говорила на хорошем английском языке.
– По-моему, ты сильно улучшила свой английский, – заметил Эдик.
– Естественно! Раньше у меня была достаточно узкая постельная специализация, а сейчас в руках огромное дело с черт знает каким количеством зарубежных партнеров, и мне необходим твердый и разносторонний английский… Два часа в день – не греши, отдай! С лучшими репетиторами английского или американского происхождения. С подлинными носителями языка, а не с нашими выпускниками иняза…
Приплыли два официанта с тележками, расставили холодные закуски на столе, а горячие блюда поместили в специальный электрический шкафчик с подогревом, который привезли с собой.
Юлька дала им сто марок и официанты исчезли.
– Так дешево? – искренне удивился Эдик. – Это же очень дорогой отель!..
– Это только чаевые, Эдик. Ужин они включат в общий счет. Садись. Я буду за тобой ухаживать, а ты отвечать на мои вопросы. А то я лопну от любопытства! Но, во-первых, я кладу тебе твои любимые скампи в чесночном соусе…
– Юлька! Откуда ты знаешь о моей любви к скампи?!
– Сумасшедший тип! Из твоего же письма, где ты сообщил мне, что открыл здесь для себя скампи, которые изредка скрашивают твою не всегда веселую жизнь.
– Ах, да… Верно!
– Кстати! С кем ты пересылал письмо? Там стоял московский штемпель отправления…
– С одним киносценаристом. Он здесь был в командировке…
– Будь здоров, Эдька!
– Спасибо, родная. Удачи тебе. Ты в порядке?
– Более чем, – сказала Юлька. – В двух словах… Мое дело выросло до гигантских размеров! В Мюнхене я проездом из Лондона, Парижа и Мадрида… Я открываю здесь филиалы нашего предприятия, отсматриваю и отбираю кандидатуры девок, занимаюсь точным графиком смены команд. Отработали девки, скажем, в Израиле полгода, – пожалте, в Голландию. Голландки – в Италию. Итальянки – в Москву. Наши русские девки – в Париж, испанки – в Лондон… Ну, и так далее. Девки не должны примелькаться! Клиентура обязана иметь постоянную новизну ощущений. Американцы же меняют своих президентов каждые
И Эдик рассказал Юльке все.
Он рассказал Юльке о танке и о Нартае, о Кате и Джеффри Келли, о стариках Китцингерах и их племяннике Руди, о Мариенплац и Кауфингерштрассе, об оленьем загоне, свинарнике и коровнике в «Китцингер-хофе»… О том, как военные предали лучшего механика-водителя Западной группы войск, об украденных ими солдатских деньгах, предназначенных для памятника мертвым и отданных на благо вновь нарождающегося Человека… Рассказал он и про пылающее общежитие югославских беженцев, и про семью Зергельхуберов…
Рассказал даже, что совсем недавно, на белом, девятьсот сорок четвертом «порше» его пытались навестить Саня Анциферов и Яцек Шарейко…
– Это очень опасно, – серьезно и строго произнесла Юлька. – По роду своей деятельности я вынуждена иногда контактировать с людьми, которые держат все эти ниточки в своих руках, и поэтому знаю, насколько это опасно. Пожалуйста, Эдик, сходи в кабинет, принеси мне чистую бумагу и какой-нибудь карандаш. И захвати телефон. Эдик принес Юльке бумагу и шариковую ручку с отельными эмблемами «Парк-Хилтона», а телефон поставил перед ней прямо на обеденный стол.
– Как ты сказал их зовут?
– Александр Анциферов и Яцек Шарейко.
Юлька записала имена на бумаге и положила ее перед собой. Потом подняла телефонную трубку и деловито сказала:
– Сначала наберем Стокгольм. Концы, наверняка, в Швеции.
Она на память набрала номер, подождала несколько секунд и, улыбаясь невидимому собеседнику, заговорила по-английски. Кроме имен Сани и Яцека и своего собственного, Эдик ничего не разобрал.
Юлька положила трубку и ласково сказала Эдику:
– Ты ешь, ешь, Эдинька… Сейчас я подам горячее. И, Эдька, кисанька, попробуй этот соус! Он тебе обязательно понравится… Я его обожаю!
– Кому ты звонила?
– Кому надо. Сейчас они соединятся с Гданьском и Москвой, а те перезвонят нам.
Через пятнадцать минут телефон зазвонил.
– Москва… – сказала Юлька и подняла трубку: – Алло! А-а-а… Очень рада! Записывайте… Записывайте, черт бы вас побрал! Первый персонаж – Александр Анциферов. Еще раз… Александр Анциферов. Записали? Второй персонаж – Яцек Шарейко. Яцек Шарейко… Правильно. Польская линия. Записали? А теперь, возьмите в руки тяжелый молоток и зубило и на граните вырубите имя моего человека! Большими-большими буквами! Чтобы у вас оно никогда из головы не выскочило, ясно?! Пишите: Эдуард Петров – артист цирка. Мюнхен. Не важно! Москва, Мюнхен… Где бы он ни был! Все понятно?