Русские навсегда
Шрифт:
– Кстати, что там с трупом?
– Труп не опознали, но застрелен из другого пистолета. – Алексей поставил кружку в приемник. – Не желаете кофейку?
– Желаю. – Калугин взял одноразовый стаканчик.
– Кстати, по этому стволу гильз не обнаружено. Стреляли, видимо, снизу, с лестницы.
– Случайный? – Калугин хлебнул обжигающей жидкости.
– Пока кажется, что так. Отпечатки снял, отдал на экспертизу. – Иванов посмотрел на часы. – Вообще-то уже должны были принести.
– Что по соседям?
– Оставил там ребят, для опроса. Ближайшие ничего путного сказать не смогли. Слышали стрельбу.
– Ну, это уже кое-что. – Калугин открыл дверь в отдел, махнул рукой, здороваясь со всеми разом, кинул на стол папки.
– В квартире было несколько человек. Судя по посуде и другим следам, наверное, человека четыре-пять. Дальше начинаются варианты и гадание на кофейной гуще.
– Ну, знаешь. – Калугин снял пиджак, сел в кресло. Тихо щелкнул включаемый монитор. – Кофейная гуща иногда тоже дает эффект. Я вот сегодня с утра как раз гаданием и занимался.
– На тему? – Иванов оперся о бордюр калугинского «загончика».
– На тему геополитического расклада в стиле «против кого дружить».
– А чего там происходит? – заинтересовался Алексей. – Мне тут не до телевизора было…
– Да и мне, собственно, не до телевизора, просто за завтраком включил.
– Кстати, о завтраке. – Леша потрогал живот. – Надо бы… Так что там? По ящику…
– Да вот, на стратегически коротком расстоянии два авианосца. И Севастополь блокирован.
– Ну, про Севастополь я в курсе. Слышал чего-то. А что за авианосцы? Где?
– Один в Балтике, второй едва ли не в Баренцевом море.
– В Балтике не потонет? – удивился Иванов. – Мелковато…
– Ну, как-то исхитрились. Там, кстати, вполне адекватные глубины имеются.
– Погодите! – опомнился Алексей. – Штатовские авианосцы?!
– А чьи же? Кровавая рука Пентагона. Типа учения. Дядя Сэм хочет тебя! Я уж не знаю, что там в море-океане происходит, выходы гуда закрыты. А еще Китай уж очень уверенно спонсирует Красную революцию на Тайване. И ничего ему не делается от мировой общественности.
– Да, с китаезами какая-то катавасия…
– Не, с ними как раз все в порядке. А вот с Тайванем точно катавасия. Его все союзники слили по полной программе. Вдруг стал никому не нужен. Даже наоборот. Теракты какие-то в Китае. Европа сталь не получает. Все на Тайбэй кивают, мол, нехорошо, ай-ай-ай. Правда, интересно?
– Да уж… Куда уж больше?…
– Так что мир буквально кипит. – Калугин допил кофе и решительно швырнул стаканчик в урну. – А знаешь, что интереснее всего?
– Что?
– То, что мы с тобой, вот так моя пятая точка ощущает, в самой гуще этого чертового котла сидим! В самой что ни на есть точке кипения! Так что… – Владимир Дмитриевич достал из верхнего ящика стола, запиравшегося на ключ, коробочку. Вытряс оттуда две таблетки. – Так что работать мы с тобой должны как проклятые. На вот, сжуй…
– Леди Винтер, а что это вы подсыпали в бокальчик? – подозрительно спросил Иванов. – Поди, что-то незаконное?
– Незаконное, – кивнул Калугин. – Жуй давай. Сон как рукой
Алексей прочистил горло, но таблетку не взял.
– И ночь продержаться?
– Давай, давай. – Калугин подтолкнул белую капсулку поближе к коллеге. – У меня есть на это полномочия. Понял? Полномочия, – Калугин мотнул головой туда, где находился кабинет Битова, – самые широкие. Так что работать, работать и еще раз работать.
– Прощай, здоровье, – вздохнул Иванов, проглотил таблеточку и запил ее кофе. – Так, пойду-ка я нашу лабораторию тряхану. Отпечатки должны были появиться у меня на столе уже давным-давно.
– Давай, давай… – пробормотал под нос Калугин, открывая первую папку. – Что у нас тут?
«Антон Михайлович Лаптев», – значилось на титульном листе. Дата и место рождения, личный код. Отдельно к обложке был прилеплен конвертик с отпечатками пальцев и рисунком сетчатки глаза.
– Основательное досье, – пробормотал Калугин, перелистывая жесткую искусственную бумагу. – Что-то дальше будет…
Биография «от школьной скамьи» ничем особенным не удивляла.
«Родился, учился, – наискосок проглядывал уже известную информацию Калугин. – Снова учился. Едва не женился. Служил. Сотрудничал. Учился. Стоп!»
Владимир Дмитриевич вернулся назад, к службе в армии. Внизу страницы стояла сноска: «Впервые попал в поле зрения комиссара по вербовке на втором году службы».
– А кто у нас комиссар? – спросил Калугин и перелистнул еще несколько страниц. – Странно…
Сведений о вербовщике не было. Вообще, институт комиссаров по вербовке был введен сравнительно давно и зарекомендовал себя с хорошей стороны. В спецслужбы пошел поток молодых, талантливых людей, способных, а главное – желающих принести Родине пользу. Сам Калугин помнил своего вербовщика и каждый раз на двадцать третье февраля посылал ему открытку или письмо. Обычно в деле каждого службиста указывалось имя комиссара. Вербовщик был своеобразным наставником, от питомцев которого можно было ожидать каких-то определенных действий.
– Ладно, пошли дальше.
А дальше от страниц веяло жаром, сухой горячей пустыней. Ливия, Иран, Ирак, Саудовская Аравия. Страшный послужной список. Немногие люди прошли через Крестовый поход, который устроили Штаты арабам.
Военный советник.
Операции в Бенгази, похищение трех сбитых американских летчиков из-под носа у ЦРУ. Триполитанский кризис, организация обороны Эль-Джауфа.
Фотографии, черно-белые распечатки цифровых снимков. Веселый, молодой, злой Лаптев в обнимку с какими-то моджахедами. Кто эти люди? Подписи под картинками ничего не прояснили. На одной из фотографий здоровенная установка «Заря-15», монтаж которой заканчивали уже под огнем натовской авиации под Басрой. Потом, после того как развалины древнего города все-таки удалось взять, «Зарю» пришлось спешно взрывать. Тикрит, уничтожение подставной лаборатории. И потом, на следующий год, жуткая военная кампания в Иране. Бойня под Ширазом. Ранения. Снова боевые действия. Ранение. Уничтожение нефтяных разработок под Эль-Артавией. Кошмарное время, когда слово «джихад» стало для арабов чем-то большим, нежели просто лозунг. Они действительно были готовы уничтожить свою страну, лишь бы не отдать ее в руки врага. И выжженные месторождения стали тому примером.