Русские поэты второй половины XIX века

Орлицкий Юрий Борисович

Дуня

Нива, моя нива,

Нива золотая!..

Жадовская

1

Дуня, моя Дуня,Дуня дорогая!В жаркий день июняТы, изнемогая,Травушку косилаРучкой неленивой,Пела-голосилаНад родимой нивой:«Где дружок найдется,Чтоб мне слезы вытер?Горько здесь живется, —Я поеду в Питер.Люди там богаты,Здесь же – бедность, горе…Из родимой хатыУбегу я вскоре».…И рыдала Дуня,Дуня молодая,В жаркий день июняК ниве припадая.

2

Дуня, моя Дуня,Дуня дорогая!В жаркий день июняТы, полунагая,В Питере дрожалаС рабскою мольбою:«Острого кинжалаНет ли, друг, с тобою?Если есть, – пронзи тыГрудь мою нагую,Или… поднеси тыРюмочку-другую!»«Дуня!

Милка, крошка,Что с тобой, малютка?»«Я… пьяна… немножко,Угощай же, ну-тка!»…И хохочет Дуня,Дуня молодая,В жаркий день июняНизко упадая.<1885>

Цыганско-русская песня

«Мы живем среди полейИ лесов дремучих»,Проливая, как елей,Много слез горючих.С каждым часом тяжелейНам от фраз трескучих…«Мы живем среди полейИ лесов дремучих»…Пусть истории столбцыПравду обнаружат, —Как и деды, и отцыСтонут, плачут, тужат.Выглянь, солнышко, смелейИз-за туч могучих!Горько жить «среди полейИ лесов дремучих».<1885>

Недопетая песня

Недопетая песня допета,Будет лучше в грядущие дни,А теперь… не казните поэта:Все мы грешнице Музе сродни.Наша грешница Муза сквозь слезыНапевает со смехом: «Молчи!Стыдно петь, как румяные розыСоловьев полюбили в ночи»..Верю слепо: добрей и чудеснейБудет мир в наступающий век.С недопетой страдальческой песнейНе погибнет поэт-человек.Покарает злодейство свободно,Наяву, а не в темной глуши.Ждите, братья, святого рассвета,А теперь… погасите огни.Недопетая песня поэтаДопоется в грядущие дни.15 января 1892

Гусляр

Аль у сокола

Крылья связаны,

Аль пути ему

Все заказаны?

Кольцов

Гой вы, ребята удалые,

Гусляры молодые,

Голоса заливные!

Лермонтов

Жил гусляр во дни минувшие,Правду-матку проповедовал;Он будил умы уснувшие,По кривым путям не следовал.Пел гусляр: «Веди нас, Боженька!Невтерпеж тропинка узкая…Гой ты, славная дороженька!Гой еси ты, песня русская!Не в тебе ли светит зорюшкаДля народа исполинского?Долетай до Бела морюшка,Вплоть до морюшка Хвалынского.Не кружись вокруг да около!У тебя ли крылья связаны?Для тебя ли, ясна сокола,К небесам пути заказаны?»Околдован словно чарами,Пел гусляр… В нем сердце билося..А теперь, на грех, с гуслярамиЗлое горюшко случилося.Ни пути нет, ни дороженьки…Нет орлов; не видно сокола.Устают больные ноженьки,Бродят всё вокруг да около.Гой ты, песенка-кручинушка,Песня бедная, болящая,Не угасни, как лучинушка,Тускло-медленно горящая!Вместо песни слышны жалобыНа судьбу – злодейку гневную…Спеть гуслярам не мешало быПесню чудно-задушевную, —Чтобы сердце в ней не чахнуло,Не дрожало перед тучею,Чтобы в песне Русью пахнуло,Русью свежею, могучею!<1893>

Двойник

Иван Ильич (дам имя наудачуТому, кто здесь геройствовать начнет),Иван Ильич, переселясь на дачу,Стряхнул с души весь канцелярский гнет,Надел халат и микроскоп взял в руки,Как юноша, влюбившийся в науки.«Науки юношей питают»… Верно-с… Да!Но мой герой давно жил в грешном миреИ «Станислав» (конечно, не звезда)Был у него под шеей, на мундире.Иван Ильич, нахмуря важно лоб,На каплю уксуса смотрел чрез микроскоп.И он узрел в ней страшные явленья:Мильоны змей там плавали!!! ОнеУжасные творили преступленья:В сей капельке – бездонной глубинеЧудовища, не ведая морали,Отчаянно друг друга пожирали.Иван Ильич, для подкрепленья сил,Велел подать скорей «вдовы Поповой»,Селедкою голландской закусил,Еще хватил… И мир узрел не новый,А старый мир, который он чернилИ обелял при помощи чернил.О, чудеса! Весь Питер, вся столицаОткрылась здесь. Как будто наяву,Известные, «знакомые всё лица»Назначили друг другу «рандеву»:Князья, хлыщи, чиновники, кокотки…И все они открыли страшно глотки,Стараяся себе подобных съесть,И щелкали зубами. Твари эти,Забывшие святое слово: «честь»,Расставили везде капканы, сети—Старалися прославить и вознестьСвой идеал: бичи, кнуты и плети…И сам Иван Ильич затрепетал слегка,Когда узрел в сей капле – двойника.Да, это он – Иван Ильич, тот самый,Который рад за деньги честь продать,Пред нищими – и гордый, и упрямый,Способный в грязь пред сильным упадать…Да, это он – начальник отделеньяКакого-то Чернильного Правленья!!!Произошел ужаснейший скандал…(У Иловайского не встретить тех историй)Начальника герой мой увидалВ одной из всех мельчайших инфузорий.«Ах, ваше вашество»… И, наклонивши лоб,Он вдребезги разбил свой микроскоп…4 июля 1894

Грешница

Великопостные октавы

В Великий пост влетела дева МузаК поэтику, бледна, невесела,И молвила: «Заветного союзаЯ, грешница, с тобой не порвала,К тебе пришла – общипана, кургуза…Прости меня за темные дела:Я с декадентом песню сочинила,Смотри, смотри: на мне – его чернила!Запятнана я с ног до головы;На мне бренчат пустые погремушки.Приятней их – унылый крик совыИ мелодичней – кваканье лягушки.Я «декадентшей» сделалась, увы!И мутный яд пила из грязной кружки, —Отравлена, я сбилася с пути.Прости меня, и грех мой отпусти!»И грешница свои ломала руки…Печален был и Музы духовник.В душе его кипели тоже муки:Он в тайну декадентства не проник;Он слышал в нем одни немые звуки:Он, может быть, как робкий ученик,Не разумел учителей великихИ песен их, таинственных и диких?«Но, может быть, в них жизнь-то и кипит?А мы, жрецы отжившего, былого,Мы – жалкая толпа седых пиит —Не вымолвим спасительного слова? —Так думал он, тоской своей убит,И возгласил: – Духовника другогоНайди себе! Авось, простит! А я…Я грешен сам, бедняжечка моя!И я творил пред светлым АполлономПреступные и темные дела:Не восторгался русским небосклоном,Когда на нем царила злая мгла;Пел о Земле нерадостно, со стоном,Когда Земля была невесела…Лишь в те часы, когда сверкало солнце,Я весело смотрел в мое оконце.Мы все грешны; но я не запою,Как «декадент», – безумно, наудачу.Не оскорблю я грешницу моюИ о грехах минувших не заплачу, —Постясь в стихах, себе епитимьюВеселую, игривую назначу:Как в оны дни, мы, с грешницей вдвоем,О «Мужике Камаринском» споем»…<1896>

Алексей Апухтин

Грусть девушки

Идиллия

Жарко мне! Не спится…Месяц уж давно,Красный весь, глядитсяВ низкое окно.Призатихло в поле,В избах полегли;Уж слышней на волеЗапах конопли,Уж туманы скрылиПотемневший путь…Слезы ль, соловьи ли —Не дают заснуть…Жарко мне! Не спится…Сон от глаз гоня,Что-то шевелитсяВ сердце у меня.Точно плачет кто-то,Стонет позади…В голове забота,Камень на груди;Точно я сгораюИ хочу обнять…А кого – не знаю,Не могу понять.Завтра воскресенье…Гости к нам придут,И меня в селенье,В церковь повезут.Средь лесов дремучихСвадьба будет там…Сколько слез горючихЛить мне по ночам!Все свои печалиЯ таю от дня…Если б только знали,Знали про меня!Как вчера я всталаДа на пашню шла,Парня повстречалаС ближнего села.Нрава, знать, такого —Больно уж не смел:Не сказал ни слова,Только посмотрел…Да с тех пор томитсяВся душа тоской…Пусть же веселитсяМой жених седой!Только из туманаСолнышко блеснет,Поднимусь я рано,Выйду из ворот…Нет, боюсь признаться…Как отцу сказать?Станет брат ругаться,Заколотит мать…Жарко мне! Не спится…Месяц уж давно,Красный весь, глядитсяВ низкое окно.24 июля 1858

* * *

Гремела музыка, горели ярко свечи,Вдвоем мы слушали, как шумный длился бал,Твоя дрожала грудь, твои пылали плечи,Так ласков голос был, так нежны были речи;Но я в смущении не верил и молчал.В тяжелый горький час последнего прощаньяС улыбкой на лице я пред тобой стоял,Рвалася грудь моя от боли и страданья,Печальна и бледна, ты жаждала признанья…Но я в волнении томился и молчал.Я ехал. Путь лежал передо мной широко…Я думал о тебе, я все припоминал,О, тут я понял все, я полюбил глубоко,Я говорить хотел, но ты была далеко,Но ветер выл кругом… я плакал и молчал.1858

* * *

О, Боже, как хорош прохладный вечер лета!Какая тишина!Всю ночь я просидеть готов бы до рассветаУ этого окна.Какой-то темный лик мелькает по аллее,И воздух недвижим,И кажется, что там еще, еще темнее,За садом молодым.Уж поздно… Все сильней цветов благоуханье,Сейчас взойдет луна…На небесах покой, и на земле молчанье,И всюду тишина.Давно ли в этот сад, в чудесный вечер мая,Входили мы вдвоем?О, сколько, сколько раз его мы, не смолкая,Бывало, обойдем!И вот я здесь один, с измученной, усталой,Разбитою душой.Мне хочется рыдать, припавши, как бывало,К груди твоей родной…Я жду… но не слыхать знакомого привета,Душа болит одна…О, Боже, как хорош прохладный вечер лета,Какая тишина!1859