Русские своих не бросают: Балтийская рапсодия. Севастопольский вальс. Дунайские волны
Шрифт:
– Ну вот, видел ее вчера, а привет передаешь только сегодня! Не стыдно? Шучу, шучу. Расскажи, как там она?
– Трещина кости руки, пара небольших ран – там, где китовый ус корсета впился в… ну, ты понял. А так все у нее хорошо, и она находится в весьма боевом расположении духа. Меня вначале невзлюбила, – и тут Ники улыбнулся, показав, что это было лишь вначале.
– А почему? – поинтересовался я.
– А потому, что она определила по акценту, что я – янки. А янки она не слишком жалует.
– Интересно, очень интересно… Прошлым летом мой приятель по колледжу Нью-Джерси был у нас в гостях. Он настоящий янки, из Коннектикута, не чета тебе, нью-йоркцу. И ничего, Мейбел с ним вполне дружелюбно разговаривала.
Ники замялся. Было видно, что что-то он недоговаривает. Но он всего лишь сказал:
– Для нее янки – это те, кто пытается всячески навязать свои порядки Югу.
Я задумался.
– Да, так оно и есть. Но есть северные политики, и есть нормальные северяне. И с ними у меня проблем не было. Ну, да ладно, что ты ей сказал такого, что она к тебе сразу стала относиться лучше?
– А то, что я согласен. И что я за свободу Юга. Хотя и против рабства.
Да, подумал я, странная логика, однако. Как одно (свобода Юга) сочетается с другим (отмена рабства)?
Вслух же я сказал:
– Ники, рабство – краеугольный камень нашей экономики. Без него у нас просто некому будет рабо-тать на плантациях. Хотя, конечно, того, о чем написала эта гадина Бичер-Стоу в своей «Хижине дяди Тома», у нас почти не бывает. Но из-за ее писанины от меня отвернулись многие мои сокурсники с Севера.
– Знаю, – улыбнулся мой собеседник, – если здоровый молодой раб стоит от двух с половиной тысяч долларов, какой дурак будет их просто так калечить?
Я присвистнул.
– Вот именно. Но тогда почему ты против рабства?
– А вот представь себя на месте раба. Да, тебя кормят обычно неплохо, да, твою старость обеспечат, но ты все равно несвободен. Нравится тебе такое?
– Многие мои знакомые тебе скажут: негры – это не совсем люди, они, скорее, скот. Да и вообще рабство – для их же блага. А я не знаю, что и думать. Ведь я вырос на плантации, где у меня всегда были и кормилица, и слуги, и товарищи по игре – все негры. Не скажу, чтобы они были похожи на скот. Они такие же люди, как и мы с тобой.
– Вот поэтому я и против рабства, – улыбнулся Ники. – Другой вопрос, что делать с ними, когда они станут свободными? И этот вопрос нужно будет заранее проработать. А то… – и он вдруг замолчал со странным выражением лица.
Да, он и здесь чего-то явно недоговаривал, но я решил на него не давить. Пока не давить. И сказал в ответ:
– Есть у меня друзья, так называемые огнееды…
– Сторонники независимого Юга? И ярые защитники рабства в одном флаконе?
– Вижу, что ты про них слышал.
– Ну да. И если мы будем бороться за свободу Юга, то они – наши союзники.
Я посмотрел на него с изумлением:
– Что, так моя сестра на тебя подействовала?
Ники слегка покраснел. А я подумал про себя: да, парень, похоже, она тебе понравилась. И вообще, конечно, я его почти не знаю, но из всех потенциальных мужей для Мейбел он пока что мне по сердцу больше всех. Тем более, зря, что ли, мне дали право одобрить любой ее союз. Надо будет у нее спросить, понравился ли он ей.
Конец ознакомительного фрагмента.