Русские всегда умирают
Шрифт:
– Да, последствия такие, что нам сейчас приходится добывать эту Воду, – добавил парень.
– Ну, не только Воду, но и Гелий с Луны, благо, его там предостаточно.
– Да…
VIII
Приморье 1944 г.
– На, держи, попробуй наше варево! – крепкий молодой солдат в подшинельной фуфайке протягивал Ивану крышку от котелка, на которой лежала серо- белая масса.
На вид это было что- то вроде рыбы или куриной грудки, но по консистенции не понятное. Иван осторожно понюхал- как ни странно, запах был приятный, и он рискнул, отщипнул небольшой кусочек пальцами, еще раз внимательно посмотрел
– Ммм, как вкусно, это же рыба? – отламывая кусочек покрупнее протяжно проговорил Иван.
Усатый мужик в гимнастерке и лейтенантских погонах улыбнулся:
– Рыба, да не рыба, угадаешь какая?
Иван, вспоминая варианты начал гадать:
Наверно, лосось! Или нет, уж больно белая. Может, осетр? Точно, осетр и места тут соответствующие вроде!
– Бери выше! – опять улыбнулся усатый лейтенант.
– Куда уж выше то? – спросил парень.
– Белуга! Слыхал? Рыба царей! Говорят, ее в Кремль живую доставляют, на приемы всякие, генералов, да партийных чинов всяких угощают. – с какой- то злобой проговорил солдат, – а мы тут, по началу, с голодухи пухли, хвою жевали, чтобы зубы от цинги не выпали…
– Ты, Петруха, язык то попридержи! –цыкнул на него усатый, – у нас человек новый (кивая в сторону Ивана), а ты все нутро готов выложить свое.
– А мне чего скрывать! –завелся солдатик, – у нас года за три до войны в селе голод был, все зерно вывезли, скотина вся колхозная, мать что в подоле спрячет – тем и питались, оладьи из лебеды, хоть иди – коровьи лепешки ешь! А как родину защищать, так в первую очередь пришли….
– Петька! Прекратить! Ешь и отбой! – скомандовал старший.
Петруха молча доел свою порцию, запил отваром и ушел в шалаш.
– Не обижайся, он так- то парень добрый, душевный. С Украина он родом. Только, досталось им, сильно досталось. До войны досталось и в войну тоже. Свои же село сдали, в Бандеровские банды пошли, а неугодных расстреляли, брата его тоже. Ему еще восемнадцати то нет, на фронт сбежал, а потом его уже сюда, на Дальний восток. В Хабаровске его к нашей части приформировали.
Лейтенанта звали Захар. Он достал из кармана какой- то кулек пожелтевшей бумаги и свернутую в несколько слоев газету. Оторвал с края газеты белую полоску и скрутил что- то вроде тонкой трубочки, с одной стороны отверстием потолще, а с другой совсем тоненькое. Потом раскрыл кулек и набил трубочку сушеной коричневой травой.
– Махорочки? – протягивая Ивану кулек спросил Захар. Иван жестом отказался.
– Странный ты, откуда сам? – лейтенант достал из костра горящую веточку, помахал ей гася пламя, и прикоснулся угольком к кончику получившейся самокрутки. Сладко затянулся прикрыв глаза. –Зря не куришь. У солдата две радости – сон да курево. Кто не курит, тот не отдыхает. – чуть закашлявшись прокряхтел он.
– Из Москвы, – просто ответил Иван.
– Понятно. Мне командир приказал у тебя ничего не спрашивать, просто проводить до Щипово и обратно. Это наш обычный маршрут, тут места глухие, но япошки могут где- то переправу навести и в тыл зайти. Вот и патрулируем. А я вот, с Курганской области, Уткино моя деревня, может слыхал? Под Шадрино. Хотя, куда там. Москваааа….
– Где белугу то взяли? – переводя тему разговора с улыбкой спросил Иван.
Захар выпустил струйку ароматного дыма и поудобнее развалился на лапнике. Вытянул ноги вдоль костра.
– Нас в 41- ом под Москву всех собрали. Своих частей там уж не осталось. Фриц уже кремль в бинокль видел. А мы приехали с Урала, с Сибири. Морозы под сорок градусов, гимнастерка к шинели примерзает. Но отстояли тогда Москву. Потом, весной 42- го часть перебросили на Дальний восток, когда японцы зашевелились. Снабжения
Захар снял сапоги, размотал портянки и развесил их на ветки близь костра.
– Что у тебя с обувью? – Захар посмотрел на ноги Ивану. – Тебе, похоже, кирзачи то велики, сымай, так дело не пойдет, нарушишь ноги.
И правда. Сапоги, что выдали ему по прибытии, были на два размера больше, других не нашлось. Прапорщик на складе сказал, чтобы портянок потолще намотал, но широкие тряпки, что выдали вместе с сапогами особо ситуацию не исправили, они всю дороги сбивались внутри и натирали ноги.
Иван снял сапоги, размотал портянки, потом снял носки. Правая нога была сильно натерта. Захар дотянулся до носков, собрал их и быстро кинул в костер.
– Носки для пехоты – самое большое зло, – коротко проговорил он, – если хочешь много пройти и ноги сберечь – лучше портянок ничего нет. Если правильно намотать, то и сто верст прошагаешь. А промочишь если или сопреют, так, развесил быстро (тут он бросил взгляд на свои портянки на ветках) и через десять минут они сухие, а если быстро надо, то сухим краем перемотал и готово! Сразу видно, что не из пеших ты, умеешь мотать то?
Иван грустно покачал головой из стороны в сторону.
– Иди сюда, научу, – освобождая место на ветках подвинулся Захар. – Садись, для начала надо портянку расправить. Если надо потолще, то можно на ширину стопы сложить ее вдвое. Потом вот так натягиваешь и ногу в уголок упираешь, вытяни лапу то! – засмеялся он, взял ногу Ивана, потом одним моментом обернул стопу тканью, потом еще раз, подвернул под пятку и обмотал лодыжку. – Вот, смотри, нога в портянке, как ребенок в пеленке должна быть. Никаких складочек, все ровно, а уж потом в сапог толкаешь, понял?
– Понял, хорошо, попробую, – Иван сунул обмотанную ногу в сапог, попробовал вторую ногу обмотать сам, но с первого раза не получилось, Захар помогал.
– У нас марш – бросок был, пришлось почти четыреста километров за пять дней пройти, – придерживая Ивана, чтобы тот не упал, продолжал лейтенант, – так командир лично у каждого проверял как портянки намотаны. Тяжко тогда было. Первый раз я видел, как человек на ходу засыпал. Идет в колонне, потом, смотришь, повело его, но шаг не сбавляет, а все в сторону- в сторону. Догонишь его, а он спит, потреплешь, похлопаешь – проснется, удивленный обратно в строй. Вот, такие дела. Давай спать, завтра до реки дойти надо.