Русские всегда умирают
Шрифт:
Верда остановилась, скинула с головы темный длинный платок и зыркнула на гостя своими ясными красивыми зелеными глазами. Волосы ее в свете луны были седые и волнистые, нос прямой и длинный – лицо, непохожее на местных.
– Я- то… вон, в болоте беру, чтоб хоть тиной пахла, а то народ вовсе подумает, что я колдунья, если из колодца набирать буду, еще сожгут своим идолам во славу….
– Так вы обычной водой лечите, что ли? – недоуменно спросил Иван.
– Обычной, да не обычной, – с какой- то привычной для слуха интонацией проговорила Верда, – Я еще бояться пойду: воды наберу, болото
– В смысле «бояться»? – не понял парень.
– Ничему вас там не научили, – нервно сказала старуха, – страх мой с силой моей и делает эту Воду. Там в болоте леший сидит, булькает, в лесу волки воют, да тати шастают, людей едят. Много страху. А от страха спасаться надо, вот сила спасения- то моего и уходит в Воду. Жди здесь, авось, жива вернусь, так и Звездана выручим.
Верда сбросила платок на землю, провела сухой дрожащей рукой по седым волосам и вышла в темноту.
Уже две огромные тучи накрывали раз за разом луну, и прилесок погружался в зловещий мрак. Сколько времени просидел Иван возле дома старухи – неизвестно, но как только послышался первый петух, с обратной стороны леса послышался шорох. Глаза уже давно привыкли к темноте, и парень различил пробирающуюся сквозь ветки старушку, она шагала медленно, сгорбленно, прижимая деревянную кадку к худой груди. Она смотрела под ноги, чтобы не упасть, и медленно приближалась к Ивану. Тот стоял молча, потом шагнул навстречу и спросил:
– Что, помочь?
– Тссссссс! – прошипела старуха и отдала емкость парню, будто избавляясь от нее, – неси, неси, я потом приду.
Иван взял кадку, прижал к себе и пошел обратной тропой к логову Верды.
Она пришла где- то через час, молча подошла к кадке, открыла крышку и жадно стала пить через край. Насытившись, она довольно отвалилась. Вид у нее был очень уставший, но кожа стала свежее, что было видно даже при свете лучины и утренних сумерек. Казалось, что она помолодела. Старуха собралась и подняла голову с удивлением глядя на Ивана.
– Вот так дела! «Вещий» значит, да еще какой «вещий», далеко понесешь! Обычно пока хлопцы от леса сюда несут, полсилы расплескают – почти пустую воду приносят, а ты – ни капли! Вся Вода тут! С первого глотка поняла! Давай- ка приподними этого! – кивнула она на Звездана.
Иван поднял голову воина, а Верда медленно вливала ему в рот Воду. Вода заливалась внутрь, бежала по губам, бороде и попадала на рану, от чего в том месте появлялась легкая дымка. Казалось, что плоть срастается прямо на глазах. Звездан порозовел, глубоко задышал. Верда отставила кадку в дальний темный угол и заговорила.
– Когда- то давно, что и сама не помню, мир этот был создан для нас, и жили люди, не умирали. Воду мог любой брать. Рана какая или болезнь – все Вода исправит. И жили долго, и не старели. Потом все изменилось. А сейчас и подавно, дурные люди стали совсем… Потом тех, кто мог Воду доносить, не расплескав ее силу, прозвали «вещими», а потом и тех не стало.
– Откуда ты? И сколько тебе лет? – с интересом спросил Иван.
– Не надо тебе знать это. Все, что ты узнаешь – делает твои способности или сильнее, или слабее. Да, вижу, что этому-то вас и учат? Сюда прислали для
– Ага, – усмехнулся парень, – такая же, как у вас в болоте, только у нас бояться не получится, Водой она никогда не станет.
– А где берете Воду, жить- то как?
– А это те знания, что вам знать нельзя. Хотя… тебе можно, – передумал Иван, – к звездам мы теперь летаем за Водой, только, чтобы донести ее оттуда – тяжкий труд, и не все это могут, далеко не все. Отец мой, к примеру, двадцать лет учился, а привез пустую воду и все, больше не летал.
– У тебя получится, – успокоила Верда, – уже получилось. Иди спать, завтра Звездана встречать, праздник.
Утро началось с громких возгласов, из главной комнаты раздавался звонкий голос Святослава, от которого и проснулся Иван.
– Живой! Не получилось в этот раз умереть!?
– Не время, видать! – с улыбкой сказал Звездан. – Мы, хоть и умираем, но всегда поднимаемся вновь… От чернецов- то отбились?
– Отбились, Звездан, отбились, – успокоил друга Святослав, – не видать им нашей земли и нашего добра.
– А знаешь, кто рубанул меня? – хитро сказал Звездан и с прищуром посмотрел на хозяина дома.
– Ну? – нахмурился Святослав.
– Брат твой сродный. Пока я с его прихвостнями разбирался, тот с боку подошел и рубанул с плеча. Сразу видно, что не хазарский меч, этот тяжелый, до нутра достал…
– Ярополк, что ль? – стыдливо отвел глаза Святослав, – неймется ему, гаденышу, надо было его тогда порубить, а не отпускать…
– Родная кровь, братко, ничего не поделаешь. Ладно хоть Верда смогла, заговорила рану, так как ладно! – Звездан положил одну руку к шее, где была рана и бодро пошевелил плечами.
В этот момент Иван вошел в комнату.
– И гостя твоего старуха хвалила, просила поклон ему нести, – Звездан повернулся к Ивану и согнулся так, что борода достала до досок пола, – добра тебе, мил человек, до конца жизни я твой должник.
Иван промолчал. Мужики еще немного посидели, выпили по кружке медовухи, закусили румяным калачом, и Звездан вышел. Святослав налил еще кружку и сел за большой стол, опустив глаза.
– Твой брат пошел против тебя, против своего народа? – осторожно заговорил Иван, – Почему?
Святослав отхлебнул сладкого хмеля и нехотя начал говорить.
– С малых лет он вредной был, потом с обозами стал ездить на юг, там с девкой- чернавкой связался, уши и голову она ему чем- то запоганила. Не уж- то у наших девок под платьем что другое, а?.. Стал он не тем богам молиться, не тому свету дары нести, а потом и вовсе пришел со своей дружиной, захотел деревень да скота, ну и порубили мы его воинов, а самого его взашей с забора в реку выкинули. Надо было убить… Он к их хану пошел, в ноги пал. Теперь с набегами к нам постоянно, как ветер, разорят деревню, мужиков порубят, баб, что молодые, уведут вместе со скотом. Почему так, что с людьми делается? Хуже собак! Князья тоже собачатся, все землю делят. А земли- то у нас, вон…, – Святослав раскинул руки в разные стороны, – Всем хватит. Ан нет, хочется послаще пожить, да чужими руками жар загребать.