Русский ад. Книга первая
Шрифт:
Гуляй, рванина! Чтобы взять власть, Ельцин пустил под откос Союз Советских Социалистических Республик, а чтобы эту власть удержать, он опрокинул доверившись Гайдару, российскую экономику и российский рубль…
Гайдар и Чубайс быстро нашли самые главные слова: государство – неэффективный собственник. Они убедили депутатов Верховного Совета, что необходимо срочно спасать страну. По ракетам и бронетехнике Россия – первая страна в мире. А в остальном – ноль! Миф! Иными словами, Российская Федерация должна мгновенно стать государством частников. Не частный сектор, нет, иначе: государство частников. Нефть, газ, золото, металлы, рыба… забирайте,
Быстренько меняем один строй на другой. Если раньше, при коммунистах, у государства были доходы, то теперь вместо доходов государство получит налоги; а доходы мы, извините, заберем себе… вот она, революция 91-го года!
Частники – это те, кому повезет, кто успеет «к раздаче» раньше других, в том числе – и из-за рубежа, естественно, мы же «либерализировали» наш внутренний рынок!
Раньше всех к государственной «раздаче» в Российской Федерации успели американцы и англичане. Чубайс принял па работу в Госкомимущество России несколько десятков действующих сотрудников ЦРУ США. Итог: около 60 % оборонных заводов России, в том числе сотни – сотни! – уникальных предприятий, предмет зависти Соединенных Штатов, Европы, Японии, Китая, были за год стерты с лица земли.
Россия навсегда, на веки вечные, потеряла (вместе с заводами) более пяти тысяч собственных технологий; равных им, особенно в оборонке, не было ни у кого. Да и по – прежнему нет. В мире – нет, и у нас их больше нет – все, потеряли!
При Сталине, в войну и после, Россия создает атомную бомбу. Да, у немцев, у американцев мы украли тогда все, что было можно украсть, разведка работала феноменально, но бомбу Советский Союз (как и ракеты, весь противовоздушный комплекс) сделал сам. От «а» до «я», как говорится (кто бы нам продал все эти детали, какие концерны?). При Ельцине создать атомное оружие (повторить свой успех) уже невозможно. Нет заводов. Полууничтожены школы, профессиональные училища и техникумы. У Советского Союза было лучшее станкостроение в мире. Значит, под нож его, под нож! Производство подшипников размером со спичечную головку – под нож! Совершенно секретные институты в Подмосковье, в Новосибирске, на Волге – под нож! ПТУ, чтобы рабочих не было, – под нож! На Арзамасе-16, в цехе, где Юлий Борисович Харитон собирал когда-то атомные бомбы, теперь (1992-й!) разливали грузинское вино, мастерски переделав тепловые емкости…
С таких колен уже не поднимаются.
Гайдар и Чубайс, руководившие экономикой, на самом деле имели лишь общие представления о том, что производит, разрабатывает «первая тысяча» крупнейших российских предприятий.
Разбираться им было некогда. Да и зачем? За полтора года работы и.о. премьер-министра Гайдар побывал на пяти заводах (и только в Москве), министр Чубайс – на трех. Они могли бы вообще никуда не ездить, им и так все было ясно – заранее!
Если Егор Тимурович Гайдар был тюхой – с тяжелейшей гипертонией и целым букетом наследственных заболеваний, связанных с расстройством нервной системы, скрытой истерией – и т. д. А вот Анатолий Борисович Чубайс был просто создан для того, чтобы идти напролом.
Бунт молодых против стариков – всюду, везде по стране, «от Москвы до самых до окраин»! Этот бунт – молодые против своих же отцов и дедов – всколыхнет и Кавказ, перевернет все его традиции. Вещь неслыханная, но это было именно так!
Новая идеология: если человек не умеет продавать, воровать или обманывать, значит, он – неудачник…
Человек, думай о человеке плохо. Тогда не ошибешься.
Из всех экономических укладов, рынок ближе всего человеку по сути.
В детстве Чубайс жил в разных городах (отец был военным). Свое детство, холод и водку, снег, пургу, девочек в школе, целовавшихся с кем угодно, только не с ним, этот парень, Чубайс, не забудет никогда.
И никогда не простит своей стране.
Противное чувство – всегда чужой. Он был какой-то неухоженный, весь в прыщах, скользкий… Не получалось у Чубайса быть среди сверстников, хотя он искал их дружбы! Искал и не находил, особенно у тех, кого школа, улица выбирали в лидеры.
Точнее – в главари.
Чубайс вырос на «Битлз». А его Коммунальная улица в западенском Львове предпочитала – под водочку – Владимира Семеновича Высоцкого. Записи Битлов Толя однажды принес в школу и тут же получил от товарищей в зубы, потому как Высоцкий – лучше.
А как эти парни дрались! Драки и в Одессе, где Чубайс пошел в первый класс, во Львове, куда скоро переведут его отца, военного политработника, – драки были здесь единственным у детей развлечением, особенно зимой. Дрались все: школа на школу, двор на двор, улица на улицу и даже район на район.
В «сборную по рукоприкладству» отбирали самых сильных и безжалостных. Тех, кто боялся крови, карали жестко, по-русски: поджидали в подъездах и «рубили на говно», как говорил Серега Артюхов, ровесник Чубайса, его главный враг на веселых львовских окраинах.
Чубайса «рубили». Игорь, его старший брат, был куда крепче «ржавого Толика» и воевал за двоих. В обществе это ценилось. Но относительно «говна» у Чубайса-младшего иллюзий не было: он прекрасно знал, как к нему относится передовая одесская молодежь.
За «говно» Россия (и все мы) ответит в итоге перед Чубайсом. Сразу за все: за зимний холод в квартире, за Серегу Артюхова, за его вечно разбитую рожу и за то, что одесские парни не любили Битлов…
Старый завуч Мария Вениаминовна, изучавшая ребятишек исключительно с точки зрения их пользы для Родины, относила Чубайса к категории «невыясненных».
Почему он всегда в стороне? На кого Толя обижен? Почему он такой злой?..
Школа славилась своей самодеятельностью; в «Снежной королеве» Чубайсу дали роль Сказочника, но он не являлся на репетиции – игнорировал. А девчонки – вот ведь! – звали его «козлом». «Как так? – удивлялась Мария Вениаминовна, – Толя не дурак, знает наизусть стихи, очень любит маму и Михаила Лермонтова… ну а рыжий… это же природа, что ж тут сделаешь, козлы, между прочим, рыжими не бывают, они серые или черные, а рыжие – это «огневки» (лисы)…»
Отъезд из Львова (почти Европа!) в Ленинград, куда с повышением снова переводят отца, для Толи Чубайса стал почти трагедией: крошечный, уютный Львов, где семьи советских офицеров были, ясное дело, не в чести у коренного населения, дети видели эту нелюбовь, причем на каждом шагу, но все-таки – Львов бережно хранил свой культурный уровень: здесь был прекрасный оперный театр, каждое лето, иногда весной – гастроли ведущих украинских и российских драматических коллективов, прекрасные еврейские камерные оркестры, выставки… И хотя Чубайс никогда (с детства!) не чувствовал себя «посланцем еврейского народа», здесь, в Карпатах, ему было на редкость комфортно. И вдруг – Ленинград, холодный, мокрый, совершенно чужой ему город. Великий город с областной судьбой!