Русский аркан
Шрифт:
– Ладно… – Грейгорович тяжело дышал. – Чего вы хотите? Я слушаю.
– Кроме того, вы ошибаетесь. – Лопухин, казалось, не слышал адмирала. – Моя миссия санкционирована лично государем императором, и он ждет от меня отчета. Таковой отчет уже послан, как послан и отчет генералу Сутгофу. Вы уже сделали свое дело. А я сделал свое.
– Накляузничали? – каркнул министр.
– Изложил подробности, не присовокупив выводов. Они не нужны. Тот, кто может сложить два и два, сделает их безо всякого труда. Разумеется, его величество желает России только добра, но также верно и то, что он любит беспутного старшего сына. Думаю, не ошибусь, если предреку, что вы попадете под негласное следствие. Догадайтесь сами, ваше высокопревосходительство, чем оно может для вас кончиться. Третье отделение умеет работать.
Мысли и чувства морского министра без труда читались на его лице. Шахматная партия. Или, вернее, маневрирование эскадр, осыпающих друг друга тяжелыми бомбами. Чья возьмет? И Лопухин видел, как по мере расчета вариантов ходов скорбно сдвигаются брови адмирала и твердеют скулы. Лучший морской тактик России не находил приемлемого варианта. Он мог уничтожить Лопухина, но себя спасти не мог. Позорная отставка… может быть, суд… Конечно, не по вопиюще скандальному делу о цесаревиче – этого не допустят, – а по какой-нибудь мелкой ерунде… скажем, найдут злоупотребления… А ведь найдут! Всегда можно найти. И громкая слава адмирала Грейгоровича увянет в болтовне присяжных поверенных, в шуршании полных сплетнями газет… А после всех вылитых на его седую голову помоев – царская милость в виде отставки, и даже с пенсией. Кому нужна пенсия, когда потерян смысл жизни?!
– Это вы прислали мне вчера самурайский меч? – спросил Грейгорович.
Лопухин ответил молчаливым поклоном.
– Для чего? Чтобы я по примеру японцев распорол себе живот? В своем ли вы уме?
– Кое-чему у японцев следовало бы поучиться, – ответил граф. – Но я подарил вам меч лишь для того, чтобы вы задумались. Неужели вам не о чем подумать?
– Чего вы хотите? – тусклым голосом повторил адмирал. – Моей головы?
Лопухин вновь взглянул ему прямо в глаза.
– Я не охотник за черепами. Благородство цели отчасти извиняет вас. Но лишь отчасти. Подайте в отставку с поста министра и члена Государственного Совета. Сами. Немедленно.
Адмирал грузно опустился в кресло. Казалось, он постарел лет на двадцать, и знаменитая раздвоенная борода выглядела сейчас не лихо, а жалко.
– Нет, – покачал он головой спустя минуту. – Сейчас – нет. Не могу. Я нужен в Петербурге… Собирался выехать немедленно по окончании торжеств… Вы не представляете, какая толпа сановной сволочи горой стоит за Михаила Константиновича, какая там камарилья… До подписания и, главное, обнародования Манифеста государя о назначении наследником Дмитрия Константиновича я не имею права ослабить своим уходом патриотическую партию, не могу скрыться в тень… Камарилья одолеет, и Михаил Константинович с ее помощью погубит Россию. Вы же патриот, граф! Поймите меня! Мне нужно время… один месяц… Потом уйду. Сам.
– Слово чести? – спросил Лопухин.
– Слово чести. И просите у меня что угодно! Дам все, что только в моих силах!
Лопухин ничем не выдал волнения. Но только теперь наступило время прыжка в неведомое.
Прыгнуть? Или состорожничать, отступить?..
Печальные глаза государя… И полные надежды глаза любимой!
– Прикажите выдать команде «Святой Екатерины» призовые деньги из сумм министерства, – сказал он. – Отдельно премируйте мичмана Кривцова. Предложите ему службу, он того стоит.
– Сделаю. Это все?
– Нет. Мне нужно быстроходное судно до Шанхая. Завтра в три часа пополудни судно должно быть в полном моем распоряжении.
– Стало быть, во время торжеств? – проницательно осведомился министр.
– Да.
– Сколько пассажиров?
– Трое. Я, мой слуга и… еще один пассажир.
– Не спрашиваю вас, кто третий, – неприятно морщась, сказал Грейгорович. – Лучше выставить себя дураком, чем преступником. Я ни о чем не догадался и за ваши действия не отвечаю. Вы, милостивый государь, просили от имени Третьего отделения оказать вам содействие. Я не нашел причин для отказа. Судно будет. Без четверти три на городской пристани вас будет ждать шлюпка. Теперь всё?
– Да.
– Тогда ступайте. Надеюсь больше никогда вас не увидеть.
Граф вышел молча. Да и что он теперь мог сказать? Что судно ему скорее всего не понадобится? Это не аргумент и не оправдание…
Потрепанная извозчичья коляска катилась вдоль Золотого Рога. Ранний извозчик, нанятый за несусветные пять рублей, ежился на утренней прохладе и часто зевал с подвыванием, ляская зубами после каждого зевка, как матерый волчище. Окраина Владивостока, известная под названиями Офицерской и Матросской слободок, не блистала великолепием: кое-как мощеные, а то и вовсе немощеные улицы, дощатые тротуары, скучного вида казармы, неприглядные домишки обывателей, грязные кабаки, даже снаружи напоминающие притоны…
Приятнее было глядеть на бухту. На воде во множестве замерли китайские лодки, именуемые здесь шампуньками. Ловили то ли краба, то ли морского гребешка, то ли и вовсе морскую капусту, охотно поедаемую за пределами России. Сильно пахло йодом.
За последним домиком-развалюхой потянулись луга. Еще раньше кончилась улица, и ржавые рессоры древнего экипажа заскрипели на ухабах. Канчеялов зевнул с прискуливанием, подобно ямщику, и сильнее вжал голову в воротник. Теплолюбивый лейтенант озяб на утренней прохладе. Владивосток не Токио: здесь осень уже подкрадывалась на мягких лапах, исподволь готовясь покончить с летом.
– Не опоздаем? – спросил Канчеялов, только чтобы занять себя разговором, и хлопнул на щеке комара. – Сколько на ваших?
– Без четверти шесть, – ответил Лопухин, щелкнув крышкой часов. – Как раз успеем.
– Значит, мои спешат… Гм… Мне неудобно вас об этом спрашивать… э-э… Николай Николаевич, но я все же хотел знать ваши… э-э… намерения. Примирение возможно ли?
Лопухин пожал плечами.
– Если мой противник принесет извинения – вполне.
– Понятно, – вздохнул Канчеялов. – Никаких извинений полковник Розен приносить, конечно, не станет. Значит, стреляться до результата, так?..
– Послушайте, кто вырабатывал условия дуэли – вы или я? Разумеется, до результата. Однако, я вижу, мы почти у цели – бухта кончается… Что это за дерево?
– Манчжурский орех, кажется.
– Логично. Я мог бы сам догадаться, что не кокосовый.
Канчеялов с беспокойством покосился на графа, ожидая увидеть признаки нервного возбуждения – частые спутники юмора такого рода перед лицом опасности. Ничего не заметив, лейтенант все же остался в большом сомнении. На совещании с Враницким, секундантом Розена, оба пришли к выводу, что дуэль скорее всего будет чисто ритуальной: два великолепных стрелка слегка поцарапают друг другу кожу, доктор Аврамов налепит дуэлянтам по пластырю, тем дело и кончится. Неужели граф полагает иначе?