Русский Берлин
Шрифт:
Историк А. Авторханов называет эту операцию самым дерзким в истории царской России бандитским налетом. Считается, что организатором экспроприации был Сталин, возможно лично участвовавший в нападении на инкассаторов. Командовал группой абсолютно преданный Сталину, бесстрашный революционер Симон (Семен) Аршакович Тер-Петросян (1882–1922) — партийный псевдоним Камо. За тифлисскую экспроприацию Коба (партийный псевдоним Сталина) был исключен из партии решением меньшевистского Бюро Закавказской организации РСДРП. ЦК партии, состоявший в основном из большевиков, этого решения, однако, не утвердил.
Размышляя по принципу «после того — значит вследствие того», ряд историков считает, что боевая подпольная работа партийных ячеек, включая подобные экспроприации, была главной темой встречи Ленина и Сталина, а также предположительно Камо.
Тифлисская операция имела огромный резонанс. О ней много писали в западных газетах. Ее коммерческий успех, однако, оказался невелик. Все банкноты оказались крупного достоинства — по пятьсот рублей, с переписанными номерами. В России ими пользоваться было рискованно. Несколько попыток разменять деньги за границей оказались неудачными. «В Париже, — пишет Н. К. Крупская, — при этой попытке попался Литвинов — будущий нарком иностранных дел, в Женеве подвергся аресту и имел неприятности Семашко — будущий нарком здравоохранения. Впрочем, часть добычи удалось реализовать… Чтобы не было в Европе компрометирующих партию новых попыток размена экспроприированных пятисоток, в 1909 г., по настоянию меньшевиков, оставшиеся неразменянные билеты решено было сжечь». [7]
7
Валентинов Н. Малознакомый Ленин. спб., 1991.
Царские спецслужбы развернули тотальную охоту за участниками экспроприации на Эриванской площади. Надежнее всего было скрыться за границей. Камо уезжает в Берлин, но здесь почти сразу по приезде 5(18) ноября 1907 г. его по наводке провокатора задерживает германская полиция. Как писала на следующий день газета «Русское слово», «в его чемодане с двойным дном найдено 8 пакетов с взрывчатыми веществами и 200 электрических запалов». По документам задержанный был австрийским страховым агентом Дмитрием Мирским. Он отказался давать о себе сведения и объяснить цель хранения взрывчатых веществ. Настоящее имя арестованного удалось, однако, быстро установить. Немецкие и российские жандармы сотрудничали между собой, в Берлине с согласия германских властей действовали агенты царской полиции.
Поначалу, когда царские спецслужбы начали формировать агентурную сеть в Берлине, местная полиция увидела в этом угрозу своему государству. Русские, однако, убедили немцев, что намерены лишь следить за своими неблагонадежными гражданами, выезжающими за границу, а не строить козни против Второго рейха. «Отношения с местной полицией установились настолько «дружеские», — писал начальник Заграничного отдела Департамента полиции П. К. Рачковский, — что полицейский комиссар Винен стал оказывать русским «негласные услуги за денежное вознаграждение». Например, в сентябре 1907 г. газета «Русский голос» писала, что «в Берлине цензура запретила представление на сцене Нового театра пьесы фон-Лемана, носящей название «Чудеса» содержанием которой послужили русские политические и общественные события, изображенные в отрицательном виде и с персонажами из русского сановного мира». Запрет был вызван вмешательством российского посольства, что вызвало «сильное волнение в берлинских литературных и артистических кругах».
Камо был заключен в тюрьму Моабит. Осенью того же года в Берлин приезжают Сталин и Красин, куда их вызвал Ленин. Участники встречи никогда подробно о ней не рассказывали, есть версия, что планировалась попытка вооруженного освобождения Камо из берлинской тюрьмы. Но активных действий, как мы знаем теперь, не последовало.
Между правительствами России и Германии было соглашение о взаимной выдаче политических преступников, признанных таковыми по суду. Чтобы избежать судебного процесса и выдачи российским властям, Камо инсценировал сумасшествие. Два года за ним наблюдали ведущие психиатры-криминалисты Берлина. Обследование проводилось с немецкой обстоятельностью, а поскольку пациент демонстрировал симптомы умопомешательства, когда человек полностью теряет чувствительность к боли, было назначено испытание иглами и огнем. Сначала были просто уколы — испытуемый не выказал никакой реакции, потом ему загнали иголку под ноготь, жгли раскаленным докрасна железом, пропускали электроток — он по-прежнему оставался спокоен. Врач наблюдал за глазами «пациента». По зрачкам можно было определить, действительно ли человек невероятным напряжением воли терпит боль — в этом случае зрачки непроизвольно расширяются, или действительно ее не чувствует, и тогда зрачки остаются в нормальном состоянии. Тюремный медик видел — зрачки в ответ на боль расширялись. Но насколько же сильна была воля этого человека, если он не выдал себя ни единым стоном или жестом! «Эксперимент» прекратили. Тюремный консилиум «после продолжительного, почти двухнедельного наблюдения врачебным персоналом тюремной больницы Моабит, больницы в Герцберге, а также клиники в Бухе» вынес следующее решение: «1) Тер-Петросян представляет собой человека с недостаточными умственными способностями, с истериконеврастенической организацией, могущей перейти в состояние явного помешательства. 2) О преднамеренной симуляции не может быть и речи. 3) Тер-Петросян в настоящее время не способен к участию в судебном разбирательстве и не будет к этому способен. 4) Тер-Петросян в настоящее время не способен отбывать наказание и не будет способен в будущем».
В течение двух лет российские власти требовали выдачи Камо. Немцы сомневались. Не сдавать русского «анархиста» требовали местные либералы, шумели социал-демократические газеты, утверждавшие, что российского революционера довели в немецких застенках до сумасшествия. Издававшаяся тогда в Берлине газета «Русское слово» в феврале 1908 г. писала: «Процесс анархиста Мирского отложен на неопределенное время, впредь до исследования врачами состояния его умственных способностей. Говорят, что тюремный режим сильно расстроил здоровье подсудимого, повлияв на его рассудок».
И все же в сентябре 1909 г. Камо доставили на пограничную станцию Вешен-Стрелково и передали представителям царских спецслужб. Прогрессивный Берлин кипел от возмущения. Министр иностранных дел клялся, что в России Камо не будет казнен. Ему действительно тогда удалось избежать смерти. Он погиб под колесами автомобиля в Тбилиси в 1922 г., где работал в ЧК вместе с Берией.
После ареста Камо-Мирского берлинская полиция нагрянула с обысками по местам, где собирались российские социалисты. «При обыске в ресторане… Керфина, преимущественно посещаемого русскими, конфискован склад оружия, принадлежащего русским социал-революционерам, — сообщала газета «Русское слово» (27(14).XI. 1907). — В сундуках находилось 15 револьверов с запасными частями, 3000 патронов, электрический двигатель, посредством которого предполагалось воспламеняли» на больших расстояниях электрические снаряды для взрыва зданий и мостов, затем два мешка со скрытыми в них карманами, наполненными революционными изданиями на русском языке. Карманы эти могли служили» и для контрабандного провоза оружия. Склад помещался в двух необитаемых комнатах, переполненных террористической литературой и летучими мышами. Конфискованные предметы увезены в двух мебельных фургонах».
На другой конспиративной квартире, писала несколькими днями позже та же газета, «было найдено 1500 пудов бумаги с водяными знаками… употребляемой в России для печатания облигаций и акций государственных бумаг. Напечатанные произведения [были] снабжены печатью центрального комитета Русской социал-демократической партии». Следствие установило, что русским террористам помогали германские социал-демократы. Спустя короткое время стало известно об аресте 17 граждан России, принятых берлинской полицией за членов Центрального комитета Российской социал-демократической рабочей партии (ЦК РСДРП). И хотя быстро выяснилось, что к ЦК они отношения не имеют, всю группу выслали без суда за пределы Пруссии.
Такое развитие событий вывело русскую тему на передний план общественно-политической жизни Берлина тех лет. Один из депутатов рейхстага выступил с официальным требованием «принять меры против наплыва русских студентов в германские учебные заведения и резко отозвался о русских заговорщиках, опасность от которых (была) ясно доказана обнаружением склада оружия».
Камо был далеко не единственным российским подданным, оказавшимся в тюрьме Моабит перед Первой мировой войной. В 1911–1912 гг. сюда был, например, заключен разведчик, капитан русского Генерального штаба Михаил Костевич, выкравший секретные чертежи тяжелой пушки.
В 1915–1917 гг. в Моабите сидел Евно Фишелевич Азеф (1869–1918) — один руководителей партии эсеров, возглавлявший ее боевую организацию, и одновременно «агент осведомительной службы» царской охранки, злой гений российской партии социалистов-революционеров, «двойной предатель», которого называют величайшим провокатором XX в. По образованию Азеф был инженером. Учился в Дармштадте, где в 1897 г. с отличием окончил Высшую электромеханическую школу, одну из лучших в Германии.