Русский браконьер
Шрифт:
Уклейка чрезвычайно плодовита и размножается очень быстро, она встречается повсюду: и в больших водоемах, и в маленьких речках, и в прудах, и в озерках. Нерестится поздно: в мае, начале июня, в тихой и теплой воде, в травке, пушице, лежащей на дне. После нереста «болеет» две-три недели. Уходит «лечиться» в целебную тину и травку. Ее иногда не видно все лето, корма ей хватает. А к осени она снова сбивается в стаи, становясь добычей хищников.
Уклейка – «барометр» водоема, печка, от которой надо плясать. Наблюдательный рыболов по поведению уклейки может составить пеструю, постоянно меняющуюся, как в калейдоскопе, палитру красок в одно целое и, мгновенно перестроившись, начать удить совершенно иную рыбу,
Вот окунь, проворный, настырный хищник, охотится не в одиночку, а стаей, загоняя уклейку-верховку в кучу, сжимая ее в кольцо, и чмокает, пожирая ее. Вот щучка, судачок гоняются за нею поглубже, делая резкие всплески, «буруны», вот жерех-молотобоец, кузнец своего счастья, развернувшись, что есть силы бьет по уклейке мощной лопатой хвоста, «глушит» ее, затем заглатывает оглушенную, чавкает вместе с водой. Совсем же по-другому ведут себя донные хищники: судак, сом, «фарватерная щука», – они тоже не прочь полакомиться жирненькой, да сладкой уклейкой, но и хищниками не побрезгуют. Стоит такая «щучара» на глубине, на бровке, на фарватере, тяжело затаилась и ждет своего часа. «Нехай за мелюзгой «салаги-окуни» гоняются, а я свое возьму». Тяпнет проплывающего мимо подлещика либо плотвину и довольна, усмехается. Тяжелая, гарпунная «фарватерная» щука, как подводная лодка, зря не сигает за мелочевкой, а лишь в исключительных случаях, когда уж раздразнят ее тучи мелюзги. Все это с волнением наблюдает ранней весной любитель-рыболов, вышедший после долгой зимы половить, настебать рыбки-уклейки коту Ваське. Но, как говорится, «видит око, да зуб неймет». На хищников нужны другие снасти, другая техника.
НЕВЕЗУХА
По весне из города к Михеичу прикатила внучка Лариска. Ей шел восемнадцатый год, училась она в ПТУ на повара-кондитера. Приехала она не просто так, а на практику в местный ресторан «Заря». Девчонка и раньше наведывалась к деду на каникулы, но то было в детстве. Сейчас же приехала настоящая красавица. Высокая, стройная с длинными тугими ножками, налитой, как мячик, грудью, тонкой талией и длинной шеей. Вихляющей походкой, в короткой юбчонке, с накинутой на плечо кожаной сумочкой она буквально сводила с ума местных ребят. От нее шел едва уловимый, волнующий запах* тонких иностранных духов. Спелые, полные, налитые вишневым соком губы приветливо улыбались, обнажая белоснежные зубки. Темно-коричневые вуалевые глаза, оттененные слегка загнутыми ресницами, смотрели свысока, надменно. Контрастом выделялась модная, – рыжая, короткая прическа.
Толстые поварихи удивлялись резкому росту посетителей ресторана, ничем ранее не славившемуся, кроме завозного баварского пива, шушукались и сплетничали меж собой.
Но на все ухаживания и намеки лихих и липких донжуанов Лариска, подняв правую бровь, отвечала коротко уничтожающе: «Отвали». Трудно жить красивым, ох как трудно. Более или менее дружеские отношения сложились у нее с соседом Гариком. Гарику шел двадцать второй год. После «дембеля», немного погуляв, по настоянию отца и старшего брата он спешно женился на богачке Пол инке. Но ничего путного из этого брака не вышло. Через две недели после свадьбы он вернулся к отцу, бросил на веранде пакет с мятым свадебным костюмом, а на крутом семейном совете заявил, что назад к Полине не вернется и в «примаках» жить не будет. А когда отец со старшим братом Федором совсем уж его «достали», попрекая большими затратами на свадьбу, Гарик сразил всех поговоркой: «Хорошо птичке в золотой клетке, а
Высокий ростом, гибкий, как кошка, с чернявыми глазами и волнистым чубом, Гарик неплохо играл на гитаре и гармошке, любил петь песни и частушки на посиделках, ходил на танцы в ДК. Он не видел Лариску года три и вначале даже не признал ее. Она же, встретив его на улице, первая с ним поздоровалась и представилась. Дразняще улыбаясь и кокетливо играя плечиком, начала расспрашивать о медовом счастье с пышной Полиной. Густо покраснев и прищурив цыганские глаза, Гарик отвел взгляд в сторону, но затем упрямо целясь в насмешливые глаза девчонки, хрипло пробурчал: «Не получилась у меня семейная жизнь, Ларик, сплошная невезуха».
Покалякав о том, о сем, вспомнив друзей и знакомых, пригласил ее на танцы. Лариса смеялась и подтрунивала над ним: «Дак ты ж женатик». Тем не менее, прийти обещала. После танцев, сидя на дубках у крайней хаты бабки Макарихи, Гарик рвал меха любимой тульской гармошки, зазывая молодежь. Кругом сидели и стояли молодые ребята и девчонки, подъехали на «Явах» соседские хлопцы. Как всегда, девчата «забивали» их частушками и запевками, те же изредка отвечали:
Мой миленок, как теленок,
Только веники вязать,
Проводил меня до дому
И не смог поцеловать.
По улице я катался –
«Жигулек» не бегает.
Сто разов я прокатился,
Милка все обедает.
Симпатюлечка Андрейка,
Притулупь меня маленько.
Эх, грудастая моя,
Без тулупа вышел я.
Люблю мягкое сиденье,
А «Яву» за быстроту,
Люблю милого за ласку,
А еще за простоту.
Купи мне, батенька, конька,
Резиновые ножки,
Буду девочек катать
По темной дорожке.
Девчата раскраснелись, «завелись», частушки пошли забористее и ядренее:
Я дорожку размету,
Сама к милому пойду.
Меня милый подхватил
И в посадки покатил.
Эх, кофта моя, неутюженная.
Трещат нитки по швам, кому суженая.
Я на лавочке сижу,
С крыши капает.
Меня замуж не берут,
Только лапают.
В день рожденья я миленку
Зря дарила ваучер.
Он опять соседку Ольку
Целовал на лавочке.
До утра мы с ним слонялись,
Час за часом, шасть да шасть,
Если б я не догадалась
Спотыкнуться и упасть…
После озорных частушек играл по заказу «Матаню», «Плясовую», «Цыганочку», завели «Страдания», «Калину красную». Кто-то рассказывал смешные, похабные анекдоты, слышался гогот, шлепки по спине. Лариска сидела рядышком, мяла жвачку. Вдоль улицы повеяло зябким ночным ветерком с реки, луна таинственно бросала длинные косые тени.
Начали расходиться. Осторожно взял подружку под тёплую руку. Шли молча. Напряжение росло. Около калитки он притянул ее к себе, ощущая толчки сердца, тугую, соблазнительную грудь, стал жарко целовать, заламывать. Она не сопротивлялась, томно закрыв глаза, горячо прильнула к нему. Скинув гармонь с плеча, правой рукой полез к замочку на юбке, лапнул ниже. Ойкнув, она, что есть силы, двумя руками толкнула парня в грудь. Пискнула гармошка, ноги Гарика взмыли вверх, и он со всего маху хлопнулся спиной о землю. Девчонка рассмеялась, скрипнула калитка, громыхнула задвижкой дверь. Улизнула недотрога.