Русский бунт. Шапка Мономаха
Шрифт:
Как зачарованная она протянула руку и взяла пятак из ладони солдата. Тот хмыкнул и огладил усы.
— Вы это, продолжайте рубить. А я пока отлучусь. Да не сокрушайтесь. Вам тоже достанется. Эй, девка, ведь ты не против?
Настасья кивнула и побрела за кусты, чувствуя, как ее ягодицы мнет рука солдата.
Глава 12
Петербург гудел как растревоженный улей. С самого утра по городу носились слухи о прибытии шведского короля с войском и флотом. Определенность наступила после выхода очередного номера газеты «Ведомости», которая сообщила, что шведский флот, возглавляемый самим королем шведским Густавом Третьим, действительно подошел к Котлину. Публику уведомляли, что церемония встречи иностранного монарха состоится в три часа пополудни.
К этому времени на набережных Невы толпилось столько народу, что яблоку некуда было упасть. Даже поверхность реки была покрыта множеством лодочек и яхт с публикой. Настроения среди людей бродили самые разные. Одни всей душой радовались, что опасность оказаться в руках Пугачева исчезла. А вот иные глухо роптали, видя в прибытии шведских войск явное предательство. И ладно бы такой ропот раздавался со стороны простолюдинов, кои в тайне ждали прихода «истинного батюшки-царя», но и со стороны флота и армии.
Генерал-майору Назимову пришлось лично опечатывать погреба, ставить к ним надежную охрану и даже частично снимать с кронштадтских фортов комендоров и их командиров. А когда пришел момент для подачи приветственного салюта, генерал сам лично присутствовал при выдаче зарядов к орудиям. В общем, делал все, дабы не произошло никакого казуса.
Так или иначе, но гребная часть шведского флота без помех прошла узким фарватером ввиду молчащих пушек Кроншлота и, преодолев мелководный бар в устье, вошла в Неву. Парусный же флот не спеша, на буксире гребных баркасов втянулся в Военную гавань Кронштадта, пустующую с момента ухода Чичагова в Средиземное море.
Пушки Петропавловки выдали положенные приветственные залпы, когда галера под вымпелом шведского короля ошвартовалась напротив Зимнего дворца. Грянул оркестр, гвардейцы взяли на караул и по опустившимся сходням на русскую землю сошел молодой шведский король.
Его уже встречала сияющая золотым шитьем и драгоценностями орденов толпа высших сановников империи и во главе их сама императрица. Она сделала несколько шагов навстречу кузену, и тот порывисто схватил ее в объятия, воскликнув по-немецки:
— Господи! Как я счастлив видеть тебя, Фике!
— Густав, не называй меня так! — наигранно возмутилась императрица. — И спасибо, что пришел на выручку.
— Это мой долг как рыцаря и брата! Мы вместе пойдем на вашу Москву и изгоним оттуда негодяев, посягнувших на твою власть! Я всю свою армию предоставлю в твое распоряжение.
— Спасибо, мой герой! — улыбнулась Екатерина. — Позволь же мне быть хорошей хозяйкой и достойно принять тебя и твою свиту.
Венценосная пара двинулась во дворец, а за ними в кильватер потянулись шведские и относительно русские вельможи. Празднование длилось несколько дней. Рядовое дворянское общество тоже осталось вполне довольно. Балы давались одновременно в нескольких местах, и шведские офицеры и вельможи присутствовали везде.
Но пока гулял дворянский Петербург, военные не теряли времени. Шведские галеры прошли до самого Великого Новгорода и высадили там первые две тысячи солдат с артиллерией. Во второй волне высадки к шведским галерам присоединилось русские и войск высадили в два раза больше. К тому времени и конные части, как русские, так и шведские, подошли к Великому Новгороду. Все было готово к маршу на Москву.
* * *
В Батурине уже неделю стоял дым коромыслом. Хлебосольный хозяин, бывший гетман Малороссии и Войска Запорожского, а теперь просто самый богатый человек империи Кирилл Григорьевич Разумовский чествовал генералитет русской армии во всю ширь своей казацкой души.
День и ночь, сменяясь, играли музыканты. Стол в обеденной зале был постоянно накрыть, и за ним непременно кто-то сидел в любое время суток, тем более что счет времени господа офицеры малость потеряли за бесконечной вереницей превосходных вин и не менее превосходных наливок. У кого хватало здоровья, для тех всегда наготове были покладистые румяные девки. В общем, благодушное настроение витало в коридорах дворца Кирилла Григорьевича.
Только самого Разумовского и главного из его гостей, графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского, не отпускала тревога. Они сидели в кабинете хозяина и курили у распахнутого окна. На столике стоял полупустой графин с превосходным французским мускатом.
В назначенное время, как только часы пробили полночь, над водной лентой Сеймы вспыхнул малиновый шар салюта. За ним второй, третий. Потом затрещало и заухало на полнеба. Над самым берегом загорелся гигантский вензель императрицы Екатерины, а на воде распустились огненные цветы, превращая речную гладь в фантастическую поляну.
Полчаса свистело и грохотало над рекой, и когда шум стих, Румянцев проворчал:
— И сколько же ты пороха пожог ныне, Кирилл Григорьевич? Небось на сражение хватило бы.
Хозяин усмехнулся.
— Ох и бережлив ты, Петр Александрович. Но не печалься. Запасено пороха достаточно. На еще одну такую компанию, как с туркой, хватит вполне.
— Да вот только не турка у нас нынче в противниках, — вздохнул Румянцев, — с османами-то все просто было. Увидел — бей. Бегут — догони и тоже бей. А тут. Слухи разные ходят. Говорят, что к самозванцу целыми полками переходили. А те, что в плен попадали, тут же присягали. Как тут будешь уверен в своих войсках.
Румянцев долил себе в бокал и продолжил:
— Да и не только солдат нынче ненадежен. На офицеров тоже полагаться безоговорочно нельзя.
— Как так? — удивился Разумовский.
— Вот так, — вздохнул фельдмаршал, — как-то утром нахожу на своем столе письмо, прибитое к столешнице кинжалом. Кто-то в мой шатер вошел через все караулы и вышел, не подняв тревоги. Но не это самое тревожное. В письме моя супруга сообщает, что находится в заложниках у самозванца, и ей поручено передать мне список семей моих офицеров, что так же в плену содержатся. И что они будут непременно люто казнены, если я не сложу оружие. И гравюру приложила с видом казни на Болотной.