Русский Дом
Шрифт:
Вверх по реке поднималась вереница буксиров, к ним в кильватер нахально пристроился двухвесельный ялик. Влюбленная парочка обнималась у парапета. В тени собора юная мать одной рукой покачивала коляску, а другой держала перед глазами раскрытую книгу.
– На московскую аудиоярмарку я не приехал, и Катя отдала вашу рукопись одному моему коллеге, – осторожно объяснил Барли.
– Я знаю. Ей пришлось рискнуть.
– Но вы не знаете, что, вернувшись в Англию, он меня там не нашел. И передал ее в официальные руки. Надежным людям. Экспертам.
Гёте резко и испуганно повернулся к Барли, его измученное лицо потемнело от отчаяния.
– Не терплю экспертов, – сказал он, – они наши тюремщики. Никого в мире я не презираю так, как экспертов.
– Но вы же и сам эксперт, верно?
– Значит, я знаю, о чем говорю! Эксперты – наркоманы, они ничего не решают! Они слуги любой нанявшей их системы. Они продлевают ее существование. Когда нас будут пытать, то пытать нас будут эксперты. Когда нас будут вешать, то вешать нас будут эксперты. Или вы не читали мою рукопись? Когда мир будет уничтожен, то уничтожат его не сумасшедшие, а здравый смысл экспертов и суперневежество бюрократов. Вы меня предали!
– Вас никто не предавал, – резко сказал Барли. – Рукопись волей случая попала не по адресу, только и всего. Наши бюрократы – не ваши бюрократы. Они ее прочли. Пришли в восхищение, но им нужно больше знать о вас. Они могут поверить содержанию, только если поверят источнику.
– Но опубликовать ее они хотят?
– В первую очередь они хотят убедиться, что вы не обманщик, а для этого им лучше всего было бы поговорить с вами.
Гёте шагал стремительно, увлекая за собой Барли. Он глядел прямо перед собой, по его вискам сползали капли пота.
– Гёте, я гуманитарий, – пропыхтел Барли, смотря на обращенный к нему затылок. – Мои познания в физике исчерпываются «Беовульфом» [18] , девочками и теплым пивом. Это не моего ума дело. И не Катиного. Если вы хотите идти по такой дороге, то идите с экспертами, а нас не втягивайте. Я приехал, чтобы сказать вам именно это.
Они пересекли дорожку и зашагали по газону. Компания школьников расступилась, давая им дорогу.
– Вы приехали сказать, что отказываетесь опубликовать мою рукопись?
18
«Беовульф» – древний англосаксонский эпос
– Да как я могу ее опубликовать? – возразил Барли, заражаясь отчаянием Гёте. – Даже если бы мы сумели привести ее в порядок, как же Катя? Она ваша связная, или вы забыли? Она передала оборонные секреты Советского Союза иностранной державе. Тут особенно не посмеешься. Если они про вас узнают, ее можно считать мертвой, едва первый тираж ляжет на прилавок. И какова же роль издателя? По-вашему, я усядусь в Лондоне поудобнее и нажму на кнопку, которая уничтожит вас обоих?
Гёте тяжело дышал, но его глаза перестали шарить по лицам прохожих и обратились на Барли.
– Послушайте меня! – умоляюще сказал Барли. – Погодите минутку. Я понимаю, я искренне думаю, что понимаю. У вас был талант, а им недостойно злоупотребляли. Вы знаете все гнилые места системы и хотите омыть душу. Но вы не Христос и вы не Печерин. Вы не в зале суда. Если вы хотите убить себя, это ваше дело. Но вы же убьете и ее. А если вам все равно, кого вы убиваете, значит, для вас не имеет значения, кого вы спасаете.
Они приближались к уголку, предназначенному для пикников: столы и сиденья были сделаны из бревен и пней. Они сели рядом, Барли развернул карту, и оба сделали вид, будто что-то вместе в ней ищут. Гёте все еще взвешивал слова Барли, примерял их к своим целям.
– Существует одно только теперь, – объяснил он наконец еле слышным шепотом. – Нет иных измерений, кроме теперь. В прошлом мы все делали плохо во имя будущего. Теперь мы должны все делать хорошо во имя настоящего. Терять время – значит потерять все. Наша русская история второго шанса нам не предоставляет. Когда мы прыгаем через пропасть, она не дарит нам возможности сделать в воздухе дополнительный шаг. А когда мы не допрыгиваем, она вознаграждает нас по заслугам – еще одним Сталиным, еще одним Брежневым, еще одной чисткой, еще одним ледниковым периодом пронизанного ужасом однообразия. Если нынешнее поступательное движение не замрет, я буду в авангарде. А если оно прекратится или даст обратный ход, я стану еще одной статистической единицей нашей послереволюционной истории.
– Как и Катя, – сказал Барли.
Рука Гёте ползла и ползла по карте, не в силах остановиться. Он оглянулся по сторонам, потом продолжал:
– Мы в Ленинграде, Барли, колыбели нашей великой революции. Здесь никто не одерживает победы без жертв. Вы сказали, что нам следует провести эксперимент с человеческой натурой. Так почему же вас так шокирует моя попытка осуществить ваши слова на практике?
– В тот день вы неправильно меня оценили. Я не тот, кем вы меня сочли. Я никчемный краснобай, и только. Просто вы познакомились со мной, когда ветер дул в нужном направлении.
С пугающим самообладанием Гёте растопырил пальцы и прижал обе ладони к карте.
– Можете не напоминать мне, что человек не тождествен своей риторике, – сказал он. – Наши новые люди говорят об открытости, разоружении, мире. Так пусть они получат свою открытость. И свое разоружение. И свой мир. Поймаем их на слове, дадим им то, чего они просят. И добьемся, чтобы на этот раз они не могли отвести стрелки часов назад. – Он вскочил, вырвался из тесного пространства между скамьей-бревном и столом.
Барли тоже встал.
– Гёте, ради бога, взгляните на все проще.
– К дьяволу «проще»! «Проще» – вот что убивает! – Он пошел по дорожке размашистым шагом. – Мы не покончим с проклятием секретности, передавая секреты из рук в руки, точно воры! Моя жизнь обернулась сплошной ложью, а вы хотите, чтобы я держал это в секрете! На чем держится ложь? На секретности. Почему наши великие провидения обернулись этим жутким хаосом? Из-за секретности. Каким образом вы скрываете от своего народа безумие ваших военных планов? С помощью секретности. Прячась от света. Покажите мою рукопись вашим шпионам, если у вас нет иного выхода. Но и опубликуйте ее. Вот что вы обещали, и я буду верить вашему обещанию. Я опустил тетрадь с новыми главами в ваш пакет. Без сомнения, она содержит ответы на многие вопросы, которые эти идиоты хотят мне задать.