Русский флаг
Шрифт:
Они нашли их в лесу, на берегу Тарьинского залива, в двух верстах от селения. В Тарье Магуду не удалось достать шлюпки - они охранялись несколькими старыми матросами и нестроевыми сорок седьмого флотского экипажа. Жители сообщили, что американцы пришли в Тарью без провожатых, никто не видел с ними мальчика камчадала.
На берегу Тарьинского залива, в месте, наиболее удобном для причала, разложив большой костер, спали Магуд и рыжий матрос. Андронников шепотом приказал камчадалам изготовить ружья и, подойдя к Магуду, разбудил его ударом ноги.
– Вставайте, ваше скотинство!
– крикнул он гневно.
Магуд и матрос вскочили на ноги и, увидев направленные на них ружья, подняли руки.
Андронников шагнул к Магуду и оказался между Магудом и молодым камчадалом. Едва последний успел крикнуть: "Дохтур!" - как Магуд выхватил нож, бросился на Андронникова.
Рыжий ринулся на камчадалов, которые опасались стрелять без приказа "дохтура". Андронников вскрикнул, схватился за живот и упал ничком на траву, а Магуд большими прыжками, петляя от дерева к дереву, скрылся в лесу.
Камчадалы повалили матроса и бросились к Андронникову. Лицо "дохтура" было приплюснуто к земле, лохматая борода сплелась с травой. Один только глаз, закатившийся в смертной тоске и боли, жил на неподвижном косматом лице. Камчадалы положили землемера на спину.
– Подвел я вас, братцы, - жалобно сказал Андронников, собрав остаток сил.
– Дохтур! Дохтур!
– причитал бородатый камчадал.
– Что будем делать тута-ка, дохтур?
– Глядите... этого пса...
– прохрипел Андронников.
Потускневшие глаза землемера смотрели укоризненно.
II
Военный совет на "Форте" проходил под стук плотницких топоров и скрежет пил. В иллюминатор кают-компании видны огни "Вираго". Глаз моряка по смещенным огням угадывает, что пароход сильно накренился.
Депуант приказал приступить к ремонту судов, не теряя ни часа. Лишняя чарка рому, выданная матросам к ужину, ободрила их, и они принялись за работу в надежде, что благоразумный адмирал прикажет ставить паруса и уходить.
Заделывались пробоины в бортах, крепился поврежденный рангоут, чинились станки, мостики, разрушенные ядрами. Тут работы станет на два-три дня, иначе нельзя показаться в приличном нейтральном порту. Ясно, что эскадра была в сражении и получила изрядную взбучку...
Феврие Депуант втайне надеялся, что и офицеры разделяют его желание поскорей убраться из этого проклятого залива.
Он рассчитывал на сильного союзника. Союзник лежал на диване адмиральской каюты "Президента" и восковой улыбкой предупреждал бывших подчиненных от легкомысленной заносчивости. Дэвис Прайс, Дэвис Прайс, хитрая же ты бестия!
А если англичане будут настаивать на высадке? Тогда он откровенно скажет Никольсону все, что думает о сегодняшних действиях англичан. Тогда церемонии в сторону, разговор примет крутой оборот. Он выложит им все, что давно следовало сказать еще Прайсу, этому расчетливому островитянину, полупатриоту и торгашу, который осмелился командовать им, Феврие Депутатом, героем и дворянином!
Как только начался совет, Депутат обнаружил свою ошибку. Никто из капитанов эскадры, не исключая и командиров "Форта", "Эвредика" и "Облигадо", не помышлял об уходе.
– Никто не заставит нас уйти раньше, чем русские капитулируют! заявил вызывающе Никольсон. Настойчивый взгляд его блестящих глаз будто говорил, что менее всего способен изменить решение англичан контр-адмирал Депуант.
– Мы предполагали, что Петропавловск сдастся при первых выстрелах, но русские призвали все свое мужество и продержались один день. Завтра мы принудим их выкинуть белый флаг.
– Для этого надобно действовать, - заметил раздраженно Депуант.
– Я вас не понимаю, господин контр-адмирал!
– насторожился Никольсон.
Над головой раздаются удары молотка. Депуант вспоминает о гробе.
"Завтра похороны Прайса. Готов ли гроб? Еще недоставало, чтобы этим занимались матросы "Форта"! А почему бы им не сделать этого? Делают же они гробы для мичмана и убитых матросов, можно и еще один... Но они погибли в бою, а этот... дезертир!"
– Вы считаете действия английских судов недостаточными?
– наседал Никольсон, видя, что Депуант медлит с ответом.
– Недостаточными?
– Депуант гневно засверкал глазами, потеряв всякое терпение.
– Это слишком деликатно сказано, капитан! Вы действовали отвратительно... Действовали так, словно задались целью помешать моим матросам успешно провести десант.
Никольсон демонстративно встал.
– Адмирал!
– уронил он угрожающе.
– Бомба, посланная с "Пика", стоила жизни нескольким французским матросам.
– Рука адмирала уже продета за борт мундира.
– Мои матросы и отважный мичман Тибурж, славный Тибурж, герой и сын Франции, пали на русской батарее. Но кто поручится, что в их тела вонзилась не бирмингамская сталь?
Никольсон продолжал нагло, вызывающе смотреть на Депуанта.
А стук молотков назойливо лез в уши. Он возвращал к действительности. Чинится ли фрегат, поврежденный русскими, сколачиваются ли гробы - все равно ничего приятного, ничего успокаивающего в этом нет. Взвизгнула пила, и зачастили глухие, как вздохи, удары топора.
– Я готов считать это ошибкой ваших артиллеристов. Трагической ошибкой!
Депуант явно апеллирует к Бурассэ, единственному участнику десанта. Лейтенант Лефебр повредил ногу при отступлении и потому не присутствует на совете. А Бурассэ, плотный, мрачный бретонец, как всегда, молчит. У него собачий прикус, длинные руки.
– Роковой ошибкой!
– Адмирал все еще ищет поддержки у Бурассэ.
– Если бы не чертовщина с бомбами и ядрами, - подтвердил Бурассэ неуверенно, - мои мальчики обедали бы сегодня в Петропавловске.